Найти в Дзене
Olga Kritikess

Всемогущий контроль, как психзащита из категории «примитивных»


Типизация психологических защит, выделение примитивных и более зрелых – это всё психодиагностика, но не психоанализ.

Психоанализ утверждает, что каждый субъект с его историей - уникален, и способы обращения с невыносимой реальностью у каждого – свои, и их никак не может быть ± 20, как в психодиагностике.

Но знать классификацию и принцип работы психических защит, о которых более-менее договорилась пси-наука – все-таки будет не лишним.

Как не будет лишним знать, к примеру, основную мифологию. Обсуждение того же Эдипова комплекса становится в принципе возможным только благодаря [условно] всеобщему знанию одноимённого мифа.

Мифы (в том числе, религиозные) претерпели массу искажений, намеренно упрощены, образны, весьма абстрактны и предлагают множество интерпретаций. Именно это обеспечивает всеобщую доступность их понимания на протяжении человеческой истории. Понимания, как субъективной мифологемы, но все-таки… Почти априорное знание мифологии – это делёзовская складка, это пре-концепция понимания более сложных индивидуальных мифов и сюжетов развития психики.

Миф необходим для того, чтобы его компоненты могли сформировать некое пиктографическое представление – смысловую единицу для построения индивидуального внутреннего мифа, который может реконструироваться и осмысляться в аналитическом кабинете.

Если ничего не знать о всемогущем контроле - можно навсегда в нём остаться, но стоит ли знать, если «знания умножают печали» и грозят потерей Эдема…?

В саду, возделанном Отцом, запрещено вкушать от Древа Познания добра и зла. Итогом ослушания всегда становится изгнание. Некто всемогущий - представленный, обычно, антропоморфно и принадлежащий системе морали – враждебно встречает человеческое стремление к познанию, даже познанию самих норм морали.

Изгнание подразумевает существование блаженного места (или состояния), а выдающейся чертой запретного знания является постижение сексуальности и связанных с ней наслаждений, закрепленных в языке метафорой о «запретном плоде», который извечно сладок…
Но только до искушения, а сразу после – горек. Горькое раскаяние, горькая вина. Горькая вина Адама. И потом такая же горькая вина любого пятилетнего мальчика за бессознательные сексуальные притязания на то, что принадлежит отцу…

Детство человека и «детство человечества» не столь уж различны: индивидуальный миф выстраивается из общеизвестной раннеисторической мифологии. Прото-психика описывается в прото-истории и наоборот. И обе они изобилуют магией и всемогуществом.

Примитивный человек – будь то младенец, человек древности или современный «дикарь» - обладают мышлением, в основе которого лежит всемогущество мысли.

Это выражается в отсутствии четкой дифференциации между внешним миром и собственным «Я», неразличимости мысли и действия.
Во власти всемогущества мысли - источник всего происходящего воспринимается словно бы как внутренний. Когда младенец замерз, а Другой понял это и укрыл его одеялом, у младенца возникает прото-чувство «волшебного» добывания тепла им самим.

У «дикаря» этот магический цикл выглядит чуть сложнее – он опосредован тотемической системой, системой запретов, ритуалов и пр., но суть остается та же. Долгожданный дождь начинается или не начинается всё по тем же внутренним, «магическим» причинам: задобрил ты богов или прогневал. А цикличность жизни и природы, регламентированность и незамысловатость быта, наблюдательность и «природная» чуткость – позволяют примитивным народам очень убедительно подстраивать свою реальность под магические основания.

Ну и конечно, если мысль обладает такой силой, что может контролировать стихии, то, само собой разумеющимся для «дикаря» будет и прямое воздействие мысли на других людей.

Почему, скажем, у некоторых первобытных племен дефлорировать невесту должен кто-либо (старая женщина, жрец, старейшина), но только не жених?

Почему такое очевидное для европейского человека «сокровище», как девственность, не только не привлекает будущего жениха, но пугает и отталкивает его? Это связано, опять же, со всемогуществом и прямым воздействием мысли. Первый половой акт для женщины сопряжен со страхом и болью, что не может не вызывать агрессии или хотя бы негодования в адрес будущего супруга. А мысли, как известно «дикарю» - материальны, поэтому жена, злящаяся на мужа даже безмолвно - наносит ему реальный физический или иной ущерб. Также эта невыраженная агрессия по мнению дикаря помешает формированию супружеской связи, налаживанию отношений, рождению здорового потомства и пр., поскольку "прямым образом" влияет на лицо, ее провоцирующее. Поэтому девственность «отдается» кому-то другому - кто, в силу опыта, каких-то иерархических или иных отношений, защищен от подобного «урона».

Так всемогущий контроль позволяет примитивным народам справляться с психическими нагрузками, которые оказались бы чрезмерными, если в один прекрасный день осознать, что магии не существует, мысль не способна причинить вред или осуществить репарацию, и у тебя нет никаких инструментов контроля над реальностью, и вообще ничего своего, кроме кости промеж ноздрей.

Фрейд очень хорошо описывает психическую жизнь примитивных народов в «Тотем и табу», где также раскрывает причину жесткого подчинения полового общения дикарей табу экзогамии. Именно в «Тотеме и табу» Фрейд предлагает любопытнейшую гипотезу возникновения табу на инцест, из которой Леви-Стросс начерпает щедрой рукой свою инцестную теорию возникновения государства, правда, упорно игнорируя глубинные психические основания Фрейда, сосредоточившись исключительно на модных тогда структуралистских играх с формами.

Что же касается младенческого всемогущества, то оно - закономерный и необходимый этап формирования здорового самоуважения.

Психодинамический подход выделяет идею первичного всемогущества и вторичного всемогущества, опосредованного Другим. То есть, «зависимого» или «производного», - как обозначил его Ференци. Когда ребенок интегрирует представления о себе, мире и Другом в нечто, более целостное, и понимает, что одеяло все-таки не притягивается силой мысли, а выдается этим самым Другим – именно он становится более всемогущим. Но мне не близка эта точка зрения, поскольку в теории объектных отношений Другой и отношения с ним, как с частичными объектами его тела, при отсутствии дифференциации между ним, внешним миром и собой – существуют с самого рождения. Для меня спор о том, что первичнее: «всемогущая грудь» или опосредованное ею «зависимое» всемогущество «Я» - это спор о курице и яйце.

О
писанные в теории объектных отношений бессознательные фантазии младенца о Другом, как непостижимом присутствии кого-то всемогущего и грандиозного - очень похожи на описание «божественной благодати», нисходящей на верующих в фантазии слияния с Богом. Следы этих прото-чувств очень глубинны, телесны и почти не артикулируемы, но для меня нет никаких сомнений, что младенческое, почти полностью телесное восприятие «манны небесной» материнского молока, благодати звука ее голоса, тепла ее объятий, и рождаемое ими ощущение блаженства, полного умиротворения, безопасности и защищенности кем-то непредставимым, но всемогущим - и есть основа религиозного чувства. Чувства неизбывной тоски по этому, навсегда утраченному состоянию.

Но, так или иначе, сталкиваясь с принципом реальности по мере своего взросления, ребенок понимает, что никто: ни он, ни родитель – вообще ни один человек – не обладают всемогуществом, и всякие возможности ограничены.

Как ни парадоксально, но чем более защищенными был период младенчества и качественным уход в этот период – тем меньше будет потребность в иллюзии всемогущества у человека в дальнейшем.

Все люди используют всемогущий контроль, разница лишь в степени его всемогущества. Если это поддержание чувства компетентности и стремление быть эффективным, выраженное в успешном достижении поставленной цели – это одно. Но если это оголтелая вера в то, что «нет ничего невозможного», «ограничения только в твоей голове», «нужно просто принять твердое решение и стоять на своем» - то это уже невроз «американской мечты», а не чувство компетентности.

И тем не менее, даже эта слепая убежденность становится, т.н.,
«самоактуализующимся пророчеством». Например, чтобы стать всемогущим шаманом, признанным в государственных масштабах – достаточно просто об этом сказать и пойти пешком на Москву. Главное – попасть в целевую аудиторию с таким же магическим мышлением, и магия не заставит себя ждать.

Потребность верить во всемогущество у некоторых индивидов настолько неодолима, что вся их жизнь организуется вокруг идеи собственного неограниченного влияния на мир и других людей. Тогда критика реальности, этика, практические соображения, - всё отходит на второй план. Любую реализацию человек со всемогущественным контролем будет подводить под магические основания: удачные реализации будут подкреплять его фантазии прямым образом, а неудачи – рождать фантазии магического же противодействия или попросту отрицаться.

Очень часто такие люди ищут пристанища в организациях с широкими сферами влияния: политика, большой бизнес, контролирующие органы, - где фантазия о всемогуществе почти не встречает сопротивления реальности.

В
основе мегаломании и «мессианства», а, также, всевозможных духовных практик, обещающих научить «менять мир вокруг», вроде шаманизма – также лежит всемогущественный контроль.

А обратная сторона всемогущества – это паранойя. Ведь если ты можешь на кого-то «влиять», то и другие таким же способом могут влиять на тебя. И, опять же, подтверждения не заставят себя ждать: долго ли придется ждать желудочный спазм или сердечный приступ на фоне тревоги в ожидании «магической атаки» другого «всемогущего»? Да, и повторюсь: успешные реализации не имеют никакого значения для человека, который верит, что может изменить свою жизнь, просто поменяв имя, страну или духовного учителя. Хотя за пределами фантазийной реальности инстаграма эти «гуру», визуализаторы и дзен-буддисты с настольной книгой «Подсознание может всё» - могут только долги по кредитам на бесконечные духовные практики, семинары по осознанности и марафоны исполнения желаний. А еще прекрасно «могут» - тотальное отрицание: в лучшем случае - многолетней стагнации в своей жизни, в худшем - серьезной и стремительно прогрессирующей клинической картины.