В ступеньку лесенки, ведущей на второй уровень одного из павильонов National Botanic Gardens of Ireland вмонтирована табличка с именем философа Людвига Витгенштейна. Здесь же написано, что он зимой 1948/49 гг. жил в Ирландии, приходил в Ботанический сад, садился на эти ступеньки и работал.
Ступеньки были мокрые от влаги. Я с туповатым видом рассматривал их и не мог понять, как же Витгенштейн сидел в такой сырости. Воздух был тёплый, не жаркий и не душный. Такая чудесная влага, привольная, дышалось очень легко.
Это был Пальмовый дом, галерея перетекающих друг в друга оранжерей, по которой я странствовал в водяном тумане, мельчайшем каплекружеве.
Я переходил из павильона в павильон, всё кругом журчало и лилось, нависали громадные листья, текли заострённые листья, вода облегала стволы, стрекотали рассекатели, невидимые насосы гоняли воду, а сквозь прозрачные своды оранжерей лился бледно-розовый, талый свет. С той стороны в стёкла деликатно постукивала нежнейшая бирюза, а тут была густая, жирная зелень, нанесённая уверенной рукой, без подмалёвка. От многоэтажного восторга побаливала голова, временами я чувствовал себя квакшей, временами — амазонским колдуном, а то и вовсе анимационной Покахонтас. Я не могу это объяснить. Я вообще ничего не мог объяснить. Мало того, что я оказался в Ирландии. Так я ещё каким-то образом угодил в Ирландию тропическую, совсем неправдоподобную. Ирландию, живородящую изумительную флору. Вот ещё кем я себя ощущал в редкие мгновения просветления: посланником богини Флоры. Я был неким Флором, бродивший между вечнозелёных лавров.
В общем, в Национальном ботаническом саду у меня случился припадок ботанико-гносеологического бессилия. А теперь я мелю языком бог весть что. Но иначе говорить об этом чуде не получается.
Ну не описывать же сухо и детально все деревья, кусты и цветы, которые я там видел. Это мне вообще не под силу. При жемчужном ирландском ветре я ещё отличу дуб от бука, но в этом эдемском саду я и себя-то периодически принимал за самшит.
Ботанический сад — красота без обязательств. Конечно, вы справедливо заметите, что у красоты вообще нет никаких обязательств, но ведь ей то и дело что-то навязывают, на что-то намекают и к чему-то подталкивают. Если бы я был красотой, давно бы уж взбунтовался и перестал ею быть.
Так что вот, приходите сюда — и любуйтесь без обязательств и последствий.
Томительное блаженство сада в том, что мы не можем остаться здесь навсегда. И даже подло и объяснимо желаешь сдаться на милость городу, быту, суете и труду.
Праздность смущает. Любуемся мы наспех.
Что ж, мы — рабы труда.
А поскольку, как известно, владыка мира — труд, то мы просто повязаны миром, как сумасшедший — смирительными ремнями.
В Ботаническом саду, где красота нараспашку, нет нужды казаться кем-то, а можно просто быть. Быть рядом с цветком и деревом и принимать себя за случайного попутчика в их задумчивой жизни.
В Дублинском ботаническом саду я увидел белочку. Она скакала около меня, когда я валялся на траве у огромного дерева, облизывающего меня тенью, будто гигантская собака языком. Белочка нашла меня, чтобы передать привет моей жене Ирине. Ира — red squirrel.
Цикл материалов о путешествии по Ирландии
