– Николай Максимович, известно, что вы работали и дружили с Екатериной Сергеевной Максимовой. Можете немного рассказать о ней?
– С Екатериной Сергеевной я очень много работал. Это единственная смерть, которую я до сих пор не могу принять. Вообще я человек очень черствый, потому что я проводил довольно большое количество людей. Ну вот нет человека и нет. Екатерина Сергеевна единственный человек... Я вот прихожу каждый раз на Новодевичье, и не могу смириться с тем, что ее больше нет, потому что более несправедливой смерти в моей жизни не было.
Мы очень много работали, я не танцевал, к сожалению, никогда с Екатериной Сергеевной, но я был ее поклонником. Я посмотрел все ее «Анюты» в Большом театре. Все! И за границей все.
И когда я пришел в театр, Екатерина Сергеевна еще танцевала. Она приходила на класс. Она не любила разговаривать ни с кем, она даже «здравствуйте» не говорила, кивала так тихо, где-то под нос себе говорила «здравствуйте» и все время целенаправленно делала те упражнения, которые ей надо, потому что у нее было много травм. Она из-за этого должна была долго греться, и никогда не отвлекалась от работы.
И как-то на классе, когда она со мной заговорила, пианист мне сказал: «Какой вы счастливый! Она же ни с кем не разговаривает! Вам очень повезло». Ну и как-то так мы с ней стали общаться.
Потом, когда Васильев стал директором, она пришла преподавать, и всегда была очень ко мне добра. Я вводил почти всех ее учениц во все спектакли, мы дружны были.
В последнее время часто и много общались, особенно когда были на конкурсе в Перми. Ну на гастролях мы все время с ней общались, ходили вечно по музеям, в рестораны. А вот в Перми просто каждый вечер мы сидели и разговаривали.
Об Анжелине Воронцовой я, кстати, узнал от нее, потому что это она нашла Лину в Воронеже. Она посылала туда Нину Сперанскую, чтобы Нина готовила ее к конкурсу. Потом по телевизору, правда, какая-то «тетя Мотя» рассказывала, что это она была ее педагогом. Что, конечно, неправда.
И это Екатерина Сергеевна инициировала, чтобы Лина приехала в Пермь. И Екатерина Сергеевна очень хотела, чтобы, когда Анжелина подрастет, чтобы с ней работать. Но, к сожалению, скончалась.
Она была, знаете, очень веселым человеком, но в очень узком кругу. Она не общалась с большим количеством людей.
Могу рассказать вам смешной случай, который у меня с ней произошел. Обычно в самолете меня сажали рядом с Екатериной Сергеевной, потому что знали, что она ко мне хорошо относится, ну а все-таки лететь, допустим, в Японию, очень долго. И нас всегда распределяли рядом. Мы с ней садились, я с ней поговорю две-три минутки и засыпаю, и просыпаюсь уже, например, в Нью-Йорке. Катя все время говорит: «Как? Ну вот как ты это делаешь?».
Она всю жизнь страдала бессонницей. И она все время мне говорила: «Я тебе завидую. Ты так все время спишь. Я что-то все говорю, смотрю, а ты опять спишь».
А она была очень заядлая курильщица. И в какой-то момент, когда запретили курить в самолетах, я переворачиваюсь с бока на бок, смотрю: сидит Катя, держится за кресло (а мы летели в Нью-Йорк, по-моему, девять или десять часов), а она «зеленая» уже. Я говорю: «Екатерина Сергеевна, вам нехорошо?». Она говорит: «Я курить хочу». Я говорю: «Пойдемте». Она говорит: «Здесь нельзя». Я говорю: «Пойдемте, я сейчас отвлеку стюардессу и вы в туалете тихо...». Через две-три минуты выходит Екатерина Сергеевна счастливая.
Вот такая веселая история. Но, к сожалению, все хорошее заканчивается.
