Рассуждения о том, как менялся идеал женской красоты, принято иллюстрировать картинами великих художников прошлого. Как будто их живопись, это что-то вроде пин-ап плакатов 50-х годов, и смыслом их творчества было создание соблазнительных картинок с привлекательными девушками. Но даже поверхностное знакомство с историей искусства позволяет увидеть наивность и безграмотность такого подхода.
Менее ста лет отделяют изящную «Леду» Корреджо, например, от пышных женщин Рубенса. Сто лет — срок не малый, конечно. Но неужели идеал женской красоты так радикально изменился в течение XVI века? Почему? И почему тогда легкие, изящные фигуры пуссеновского «Царства Флоры» не имеют ничего общего с грузными телами рубенсовских вакханалий, ведь Пуссен — младший современник Рубенса? Очевидно, великие живописцы не ставили перед собой цель изобразить некий «общепринятый» идеал женской красоты. Они воплощали в зримых образах дух своего времени, и в том, как они трактовали обнаженное тело, выразилось мировоззрение эпохи и ее представление о роли и месте человека в мире. Буйство плоти на картинах Рубенса рассказывает нам о драматичном мироощущении эпохи барокко.
В XVI веке европейская культура «сломалась». Именно тогда разверзлась пропасть между Средними Веками и Новым временем. Европу потрясли религиозные войны, причиной которых было не усиление религиозного рвения, а напротив — желание освободиться от религиозных догм и институтов стесняющих личную свободу и частную инициативу. Роль религии в общественной жизни оставалась огромной, она была мощным политическим инструментом. Католичество и протестантизм стали знаменами политических партий. Но роль веры в мировоззрении людей и в мотивации человеческих поступков резко уменьшилась. Религиозный скептицизм, агностицизм, убежденность в относительности всякой истины — вот то умонастроение, с которым Европа вступала в Новое время. Религиозная картина мира рушилась, а научная еще не была построена. Человеческий дух, как будто, освободился и стремился к грандиозным свершениям, но не находил для себя прочной опоры. Жизнь никогда еще не цвела так пышно, но и смерть никогда не страшила так безнадежно. Вот из этих драматических противоречий и родились культура и искусство барокко.
Именно барокко изобрело привычный нам фонтан, когда струя воды не льется естественным образом, как природный родник, а с силой бьет вверх, в небеса и, кажется, сейчас их достигнет... и не достигает. Обрушивается вниз с высоты, обессиленная. И вся эта драма порыва, торжества и падения разыгрывается перед нами в одно мгновение, все три состояния мы видим одновременно, и падение уже изначально заключено в порыве. Так видело мир барокко, так ощущал его Рубенс. И именно так живут тела на его картинах. Жизнь, не стесняемая ничем, пышно расцветает обилием плоти. Тяжелые, спелые тела написаны золотисто-охристыми тонами, пылают рефлексами от красных плащей и драпировок, и кажется, что от них исходит осязаемое тепло. Но на жаркую плоть уже легли холодные сине-зеленые тени смерти и разложения. Праздник плоти заключает в себе ужас распада, и бренность — оборотная сторона всех плотских радостей. В отличие от богоподобных бессмертных тел Ренессанса, тела Рубенса подчеркнуто тленны. Но в этом есть своя щемящая красота. Плоть прекрасна потому, что уязвима и недолговечна. Ее цветение — лишь миг, на пороге небытия. Именно в этом видел красоту Рубенс.
Что же касается общепринятого идеала женской красоты, то вряд ли он вообще существовал в нынешнем понимании до XX века. Для того, чтобы у женской красоты появились образцовые параметры и стандарты, нужно публично раздеть достаточное количество реальных женщин. На конкурсах красоты, в мужских журналах, в кино, в интернете и социальных сетях, наконец. Но вплоть до XX века обнаженность не была привычной. Публика видела нагих нимф и богинь на картинах и фресках, но обнажение реальной живой женщины было событием интимным, и всегда уникальным для счастливого свидетеля. И, поскольку не было «культуры обнажения», то не было и культурно-значимой практики сравнения физических параметров. «Идеал красоты» был поэтическим образом, а не суммой физических характеристик.
