Рассказывает Ирина Федорченко.
Летом мы жили на дачах. Иногда "казенных" - от папиного Министерства угольной промышленности. А в Баковке - теперь это микрорайон города Одинцова - снимали у хозяев сами. Хозяева попадались разные.
Мы с папой ездили на велосипеде в лес. Папа сажал меня на раму и ехал далеко-далеко к Переделкинскому пруду. Он очень хотел научить меня плавать. Делал это всеми правдами и неправдами, даже бросал в воду с лодки и отплывал, но я всегда паниковала, барахталась, булькала, боялась воды, и, по сей день, так и не научилась плавать - увы – . Пловчихи из меня не вышло.
Хозяйка дачи – отвратительная болтливая мегера, которая постоянно собачится со всеми соседями, прохожими, пытается цепляться к бабушке и дедушке, но они обходят её стороной, избегая общения. Мне она всё время почему-то рассказывает про Чарли Чаплина: «Вот умора, вот смешно, животики надорвать, как он в морду тортом въехал»… А мне до слёз жалко того, кому в лицо ударили тортом и, если честно, ещё больше жалко вкусного торта, который пропал. С тех пор не люблю фильмы с Чаплином – стойкая ассоциация с той тёткой.
Однажды я гуляю по дачному участку – он кажется мне огромным, как и всё в детстве, хожу по узеньким дорожкам между кустов и грядок. Вдруг я вижу на одной из грядок огромную красную клубничину! Соблазн столь велик, что, забыв обо всем, я не удерживаюсь и срываю злополучную ягоду. Не описать ужас, охвативший меня, когда я прихожу в себя от чудовищного вопля, пригвоздившего меня к земле: «Воровка! Она пожирает мою клубнику и топчет грядки! Хотите питать своего задохлика задарма!». Мне очень страшно и стыдно - более всего перед бабушкой, но она молчит.
Вечером после работы приезжают родители. Никто, как ни странно, не сердится. Папа садится около меня и в своей спокойной манере говорит слова, которые стали для меня руководством на всю жизнь: «Ирёныш, лучше отдать другим всё своё, чем взять хоть толику чужого. Когда-нибудь мы сами сделаем себе грядку с клубникой». Эта его мечта реализовалась в 1956 году, когда родители получили от Минугля садовый участок в садоводческом посёлке "Горняк" (сейчас СНТ "Горняк", г. Долгопрудный, микрорайон Шереметьевский) – пресловутые 8 соток – и построили свой дом. На грядках выросла прекрасная клубника, и по воскресеньям мама ставила на стол огромную миску с ней, молоко, сметану, сахар, и мы все вместе уплетали эти восхитительные ягоды – настоящий праздник чревоугодия.
Очередное лето в Баковке. Я уже школьница, мне лет 8. Гуляю в поле, которое начинается прямо у забора. Мне уже разрешают гулять одной за участком, но в пределах видимости. Собираю полевые васильки и ромашки. Идёт ватага местных мальчишек. Они о чем-то спорят, и один из них вдруг говорит другому: «Как дам тебе по харе!». Вечером я с нетерпением жду папиного приезда и пытаюсь выяснить у него интересующий меня вопрос:
- Папа, что такое хара?
- Не знаю, а где ты это услышала?
- От одного мальчика.
- Опиши мне, пожалуйста, всю ситуацию.
Рассказываю, цитирую мальчика – с папой истерика от хохота. Наконец он успокаивается, целует меня и объясняет, что не «хара», а «харя», и в грубом просторечии так говорят о лице, но лучше это слово не говорить, особенно девочке. Бабушка, присутствовавшая при этом разговоре, добавляет: «Можно ещё говорить про лицо слово «физиономия».
В выходные, приехав из Москвы на дачу, папа учит меня стихам запрещенного тогда Мережковского, рассказывая о нем и Зинаиде Гиппиус. Магия слов обволакивает меня. «Сакья Муни, ты неправ!» Это звучит, как волшебное заклинание. Он очень любил поэтов Серебряного Века и часто читал их стихи наизусть. Одной из любимейших его книг было «Сказание о Гайавате» Лонгфелло. Он так часто читал мне эту книгу, которую ещё называют «Песнь о Гайавате», что я запомнила её. Появилась игра – мы, бывало, сидели с папой, и он вдруг начинал читать с любого места на память, замолкал, я подхватывала и тоже вдруг замолкала, и тогда продолжал он. Но самыми любимыми его книгами были «Дерсу Узала» Арсеньева и «Угрюм-река» Шишкова - о его любимой Сибири, по которой он сильно тосковал. Папа часто рассказывал мне всякие легенды. Больше всех я любила про Эолову арфу. Ещё папа часто пел песенку:
Однажды бедный мальчик жил, он злую девочку любил.
Она сказала: «Для свиней брось сердце матери своей».
Схватив топор, убил он мать и с сердцем бросился бежать,
Но, побежав, споткнулся вдруг и сердце выронил из рук.
Вдруг тихой внемлет он мольбе: «Дитя, не больно ли тебе?».
Возвращаюсь к песням детства. Они были в основном пионерскими и патриотическими, звучали по радио или разучивались в школе на уроках пения. Зато тётя учила меня хулиганским и пиратским песням. Например: «В стране далекой юга, там, где не злится вьюга, жил был испанец – Джон Грей – красавец». В этих песнях было что-то залихватски манящее, и танцы со странными названиями казались пришедшими из далекого, нереального и счастливого мира.
Ещё одна песня про плохого мальчика, который «мать свою зарезал, отца свово убил, сестрёнку-гимназистку в колодце утопил». Многие из этих неофициальных песенок детства звучали потом на телевидении в передаче: «В нашу гавань заходили корабли». Кстати и эту песню пела тётка: «В нашу гавань заходили корабли, большие корабли из океана, в таверне веселились моряки, ой ли, и пили за здоровье атамана».
Начало: "Питались мы от кухни санатория, еду доставляли домой в судках"
Делитесь своими историями! Почта emka3@yandex.ru
