Наука подобна реке, неумолимо бегущей вниз по течению, обновляемой и расширяемой потоками данных. Попытки выстроить плотину или перенаправить русло тщетны — в конечном итоге все препятствия сметаются и река возобновляет своё естественное направление. Мы можем заставить Галилея отречься от своих слов, но не можем заставить землю остановиться; в конце концов астроном был оправдан
С точки зрения большинства поведенческих аналитиков, рецензия Хомского на «Verbal Behavior» Скиннера была своего рода непродуманной плотиной на пути прогресса науки, эффективной на словах, но концептуально ошибочной и в конечном итоге несостоятельной. Но с позиции большинства когнитивных учёных, она послужила противоположной цели: рецензия выступила динамитом, который разрушил препятствия, выстроенные бихевиористами на пути свободы в научных исследованиях. Поток работ в когнитивной науке, последовавший за рецензией, по-видимому, поддерживал эту точку зрения, поскольку некоторые необычайно засушливые интеллектуальные провинции зацвели. Кто же был прав? Даже спустя полвека об этом рано говорить, но в итоге споры неуместны: река в конце концов найдёт свой путь независимо от того, во что мы верим.
Тем не менее, я думаю, что интервью с Хомским поможет прогнозисту, поскольку оно раскрывает смысл написанной рецензии и помогает её понять. (Смысл поведения заключается не в его структуре, а в независимых переменных, функцией которых оно является.) Бихевиористам это помогает развеять недоумение и раздражение — две реакции, обычно вызываемые рецензией. Кроме того, интервью подчёркивает, насколько чуждой Хомскому была деятельность Скиннера и насколько шаблонным был взгляд на концептуальные и эмпирические основы.
Предыстория
В 1934 году выдающийся британский философ Альфред Норт Уайтхед высказал нахальному новичку Скиннеру, что бихевиоризм, как стратегия понимания невербального поведения, не способен объяснить язык. Он попросил объяснить высказывание, ссылающееся на стимулы, отсутствующие в среде говорящего: «С этого стола не падает чёрный скорпион». В ту ночь Скиннер приступил к изложению поведенческой интерпретации темы разговора, и продолжал работу более 20 лет. При поддержке стипендии Гуггенхайма он посвятил проекту большую часть 1944 года, а в 1947 году подвёл итоги в серии лекций Уильяма Джеймса в Гарварде.
Копии лекций передавались из рук в руки, и, согласно Осгуду (1958), активно читались студентами языковых факультетов. Скиннер завершил работу над текстом во время отпуска в 1955 году в Путни, штат Вермонт. Сама книга вышла в свет в 1957 году. На первых страницах он поясняет, что книга - не экспериментальный анализ вербального поведения, а интерпретация повседневных фактов, которая ссылается на поведенческие концепции и принципы, установленные в результате экспериментального анализа невербального поведения. Так, он пробовал показать, что концептуальные инструменты бихевиоризма способны охватить все поведение: как вербальное, так и невербальное.
Книга не отдаёт должное традиционным структурным формулировкам; она пересматривает и организует область интереса в соответствии с тем, что известно о поведенческих процессах. Например, в ней классифицируются вербальные операнты в контексте контролирующих их переменных: некоторые вербальные операнты являются реакциями на текст; некоторые — вербальными цепочками; другие контролируются характеристиками последствий; либо свойствами объектов или событий и поддерживаются генерализованным социальным подкреплением.
Некоторые вербальные операнты второго порядка контролируются аспектами и паттернами вербальных оперантов первого порядка. Сложные вопросы акцентируют внимание на множественном контроле, эффекте аудитории, самокоррекции, контроле скрытыми событиями и мышлении. В книге даётся мало отсылок на сложившиеся лингвистические теории, и поддерживающие их исследования. Она полностью опирается на концептуальные основы «The Behavior of Organisms» (1938), «Science and Human Behavior» (1953) и другие труды. Позже Скиннер писал:
Я собрал достаточно экспериментальных данных о вербальном поведении — о том, как люди заучивают строки бессмысленных слогов или бессмысленых названий бессмысленных образов, а так же собственные результаты по вербальному суммированию, аллитерации и угадыванию. Эти данные нагромождали рукопись, не прибавляя достоверности, так как я не нашел экспериментов для большей части исследования. В глубине души я всё еще был эмпириком, но считал, что не предам мою позицию, если книга не будет обзором установленных фактов. Я интерпретировал сложную область, используя принципы, проверенные в более простых, контролируемых условиях. За исключением отдельных вопросов о Солнечной системе, большая часть астрономии является интерпретацией - её принципы выводятся из лабораторных экспериментов. В книге я опустил все лабораторные эксперименты. (1979, с. 282)
Различие между экспериментальным анализом и интерпретацией, связь между ними и центральное место последней в науке упущено из внимания Хомского и многих других. Как я говорил ранее (Донахью и Палмер, 1989, 1994; Палмер, 1991, 2003), интерпретация — не объедки со стола науки, это важное направление. Мы проводим эксперименты для выявления принципов, которые можно было бы перенести на события вне лаборатории. Лишь небольшое число природных явлений подвергалось или будет подвергнуто контролируемому исследованию. Однако правдоподобность интерпретаций мира полностью зависит от валидности приведённых концепций; таким образом, в основе интерпретации лежат строго контролируемые лабораторные исследования. Именно эта связь с экспериментальным анализом и отличает интерпретации Скиннера от большинства спекуляций в психологии и лингвистике.
Некоторые ранние отзывы о книге были положительными, другие — смешанными, но в общей сложности уважительными (см. Кнаппа, 1992 для полного краткого изложения отзывов). Статья Хомского появилась в журнале Language в 1959 году. Если обычно рецензии краткие и бесстрастные, то рецензия Хомского состояла из 33 страниц и отличалась агрессивным дискуссионным стилем, распространённым тогда и до нашего времени среди лингвистов и философов. Большая часть рецензии посвящена спору о применимости концепций, полученных из лаборатории с животными, для интерпретации языка. Центральный момент, прозвучавший так же в интервью Вируэсу-Ортэге (2006), заключался в том, что анализ Скиннера не следует понимать буквально; однако метафорически он преставляет собой здравый смысл, обёрнутый в жаргон:
[Скиннер] использует результаты экспериментов [из лаборатории с животными] в качестве доказательства научного характера своей поведенческой системы, а аналогичные предположения (сформулированные в метафорических терминах лабораторной лексики) как доказательство её масштабности. Это создаёт иллюзию строгой широкомасштабной научной теории, хотя на самом деле термины, используемые для описании реальной жизни и лабораторного поведения, вероятно, просто омонимы, сомнительно сходные в значении. … [Я продемонстрирую, что] при буквальном прочтении (частей, где термины описательной системы, приведённые в определениях Скиннера, имеют скорее техническое значение) книга практически не охватывает аспект языкового поведения, и что при метафорическом чтении она не более научна, чем традиционные подходы по исследуемому вопросу, и редко столь же ясна и обстоятельна. (с. 30–31)
Хомский подробно иллюстрирует этот момент, утверждая, что лабораторные понятия: стимул, стимульный контроль, реакция, вероятность и сила реакции, - неадекватны по отношению к человеческому поведению:
Будет справедливо сделать вывод относительно дискуссии Скиннера о силе реакции, что экстраполяция понятия вероятность — это прикрытие парафраза таких слов как интерес, намерение, убеждение и тому подобное. Эта интерпретация оправдана применением терминов «вероятность» и «сила». Приведу пример: Скиннер определяет процесс подтверждения научных высказываний как «формирование дополнительных переменных для увеличения их вероятности» (с. 425), и в общем — их силы (с. 425-429). Если воспринимать это предложение буквально, то степень подтверждения научного высказывания измеряется как функция громкости, высоты и частоты, с которой оно объявляется, а общая процедура повышения степени его подтверждения будет заключаться в том, чтобы натренировать пулемёты стрелять по толпе людей, которых проинструктировали выкрикивать эти высказывания.(с. 34)
Исходя из цитаты, Хомский намеренно проявил недалёкость, чтобы утвердиться в правоте. В своей интерпретативной работе Скиннер часто оставлял задачу предоставления наглядных условий, перекладывая её, в качестве упражнения, на читателя. Изложение Скиннера допускало абсурдную интерпретацию и Хомский этим воспользовался. Он предполагал, что читатель не потрудится обратиться к книге для проверки цитат. Так, ознакомившись с позицией Скиннера (1957, с. 418-431), насмешки Хомского уже не воспринимаются всерьёз. По словам Скиннера, степень, с которой событие «подтверждает» высказывание зависит от дополнительных контролирующих переменных — их природы, надежности говорящего, всевозможных видов вербальных оперантов и т. д. Например, такт более важен, чем звукоподражание. Читатель найдёт этот отрывок в тексте дискуссии о прагматической природе научной истины, которая отнюдь не является простым перефразированием здравого смысла.
Несмотря на полемические приёмы, Хомский выдвинул важную мысль: распространение технической терминологии из экспериментов с животными в область речевого поведения моет быть необосновано. Анализ человеческого поведения может потребовать дополнительных или, возможно, отдельных принципов. Хомский делал ставку на то, что вербальное поведение человека качественно отличается от поведения невербальных организмов; Скиннер считал, что это не так. Несмотря на негласное мнение когнитивной науки, этот вопрос не решается дискуссией. Рецензия Хомского подняла флаг конкурирующей парадигмы, но не преуспела в захвате флага Скиннера.
Хомский прислал черновик своей рецензии Скиннеру, тот был раздражён его спорным тоном и отложил в сторону так и не дочитав (Скиннер, 1972, с. 345-346). Но статья с радостью была принята партизанами восходящей области когнитивной психологии, которые восприняли её как некое провозглашение эмансипации, оправдание отказа от методологических ограничений бихевиоризма. Вскоре появилась и другая критика бихевиоризма (например, Брегер и МакГо, 1965; Миллер, Галантер, и Прибрам, 1960). Рецензия Хомского стала самым ярким символом зарождения новой психологическом парадигмы.
Уист (1967) был первым, кто опубликовал систематическую реакцию. Он утверждал, что Хомский и другие критики не смогли понять интерпретативный характер изложения Скиннера. В интерпретации такие понятия, как стимул, реакция и подкрепление должны иметь исключительно вероятностный характер. Предполагаемые недостатки работы Скиннера возникли из-за смешения теоретических конструктов критиков с данными, из которых эти конструкты были получены. Как бихевиорист, Скиннер был вынужден объяснить поведенческие данные, но его нельзя обвинять в том, что он не обратился к конструктам конкурирующей теории:
Тогда как говорящий демонстрирует поведенческие закономерности в говорении и понимании речи, которые лингвист назвал бы грамматикой, следует различать наблюдаемые закономерности поведения и предполагаемые усвоенные грамматические структуры. Теория усвоения «структур речи» (Миллер, 1960) является способом концептуализации приобретения вербального поведения. Важным моментом является то, что такая теория не предусматривает закономерности вербального поведения (с. 220).
В реакции на статью Уиста Катан и Коплин (1968) ссылались на Куна (1962), полагая, что Уист попусту тратил слова: конфликт между бихевиоризмом и его критиками был парадигматическим и не мог разрешиться спором. Они утверждали, что только время покажет, какая парадигма одержит верх. Эта беспристрастная оценка косвенно поддерживала принципы Скиннера в игнорировании критики, но авторы не упоминали о его сдержанности.
Статья Уиста охватила область вербального поведения и лишь кратко затронула Хомского, оставив написание опровержения его рецензии МакКоркодейлу. По непонятным для меня причинам, редакторы журнала Language, в который он отправил свою рукопись, отклонили его статью. Учитывая полемический характер статьи Хомского и подробный ответ на неё МакКоркодейла, такое решение сбивает с толку.
Затем МакКоркодейл отправил свою статью в журнал Experimental Analysis of Behavior, где она была опубликована в 1970 году. Он изложил аргументы Хомского по пунктам:
- Книга Скиннера — не более чем непроверенная гипотеза. МакКоркодейл (1970) согласился с данным утверждением, но отметил, что это никоим образом не оправдывает заключение Хомского о том, что это делает ее ошибочной:
Единственный аргумент Хомского о том, что термины теории на самом деле не относятся к вербальному поведению полагается на вероятность несоответствия «реального» поведения лабораторному, как если бы природа поддерживала два набора естественных законов: один — для лабораторий, а другой — для остального мира, поэтому любой наблюдаемый в лаборатории закон подвергается сомнению относительно событий вне лаборатории. Несмотря на привлекательность этой идеи, кажется неразумным её придерживаться» (1970, с. 86).
Другими словами, Хомский утверждал, что на Скиннере лежало бремя доказательства распространения лабораторных концепций на вербальное поведение; МакКоркодейл же заявлял, что единство принципов справедливо до тех пор, пока они не признаны неудовлетворительными (ср. Палмер, 2003, с. 169).
2. Технический словарь Скиннера перефразирует традиционные термины. МакКоркодейл от случая к случаю яро оспаривал этот пункт, утверждая, что термины Скиннера более объективны, нежели расплывчатые понятия разговорного языка.
3. Понимание речи требует комплексной, медиативной, невролого-генетической теории. На это МакКоркодейл ответил стандартным аргументом: каким бы желанным ни было знание основных механизмов, наука о поведении возможна и без этого знания:
«Предсказание поведения сложного организма (или машины) потребует, помимо информации о внешнем стимулировании, знаний о внутреннем строении организма, о том, как он обрабатывает информацию и организует собственное поведение» (Хомский, 1959, с. 27). Может и так, но не обязательно. Достаточно отметить, что «внутренние структуры [говорящего]... обрабатывают информацию» таким образом, чтобы сформировать закономерные отношения между событиями, происходящими вокруг говорящего (прошлыми и настоящими) и его речью. Если человек не является нейрофизиологом, ему нет необходимости знать, как это происходит и какие внутренние структуры задействованы в этом процессе. Знание психолога о том, как это происходит, не увеличит точность прогнозирования поведения на основе знания обстоятельств говорящего, а также не сделает существующие функциональные законы поведения более истинными или ложными. Разумеется, мнение о невозможности точно предсказать поведение, даже сложно поведение, не зная и не принимая во внимание структуру поведения и внутренние процессы в корне неверно; мы постоянно это делаем. (p. 91)
Наконец, МакКоркодейл подметил, что Хомский либо исказил, либо неправильно понял сложность анализа Скиннера. Хомский считал, что Скиннер, определяя предполагаемую контролирующую переменную, считал её единственной релевантной переменной, как если бы речь была набором рефлексов.
В обзоре игнорируются ключевые моменты для понимания, применения и оценки позиции Скиннера. Он не отразил неоднократную настойчивость Скиннера в том, что нельзя оценить адекватность его объяснительного аппарата для сложных случаев, если не допускать возможности взаимодействия между несколькими управляющими переменными, действующими одновременно… Множественная причинность ни разу не упоминается в рецензии, но она встречается повсеместно в «Verbal Behavior». (с. 98)
Читателю настоятельно рекомендуется ознакомиться со всеми тремя текстами: рецензией Хомского, ответом МакКоркодейла на неё и, конечно же, самой книгой «Verbal Behavior». Как сторонник бихевиоризма, я, несомненно, не могу судить о них объективно. На мой взгляд, рецензия Хомского необоснованна, ответ МакКоркодейла разгромный, а книга Скиннера — шедевр. Однако не все поведенческие аналитики согласны с этой однозначной оценкой. Например, Хайес, Барнс-Холмс, и Роше (2001), Плэйс (1981), Стэммер (2004), и Тонно (2001) выделили ряд проблем в анализе Скиннера: от незначительных до фундаментальных. Однако, в каждом конкретном случае критика сопровождалась предложенным «улучшением» в рамках поведенческого анализа. Вряд ли их усовершенствования удовлетворили бы Хомского.
Жаль, что ответ МакКоркодейла был опубликован в поведенческом журнале, поскольку он практически не цитируется за пределами области прикладного анализа поведения. Сам Хомский предпочёл ответить косвенно, в примечании, о чём упомянул в интервью Вируэсу-Ортэге. Поскольку рядовой поведенческий аналитик, вероятно, сочтёт статью МакКоркодейла удачным и детальным опровержением рецензии Хомского, справедливо предоставить его реакцию:
Касаясь статьи МакКоркодейла, я не стану тратить место на исправление множества ошибок. МакКоркодейл утверждает, что я пытался опровергать тезисы Скиннера, не предоставляя соответствующих данных. Но моя точка зрения заключалась в том, что воспринимая утверждения Скиннера буквально, они окажутся ложными (МакКоркодейл не рассматривает ни один из этих случаев подробно) или бессмысленными (например, когда мы говорим, что реакция «Моцарт» находится под контролем скрытых стимулов), а богатая и подробная терминология заменяется несколькими терминами, которые полностью отделены от условий, в которой они имеют некоторую точность. Не понимая этого, МакКоркодейл «защищает» Скиннера, предоставляя довольно бессмысленную интерпретацию его высказываний. (Хомский, 1973, p. 24)
Как в представленной цитате, так и в интервью Вируэсу-Ортэге Хомский утверждает, что ядро критики анализа Скиннера сводится к тому, что его концепты ложны при буквальном восприятии, что они должны быть восприняты метафорически, и в данном случае представляют собой неудачное перефразирование традиционных представлений. Прежде чем продолжить, следует привести пример: за пределами лаборатории законы движения Ньютона, при буквальном восприятии, очевидно, ложны, но если если рассматривать их как метафоры, это всего лишь перефразирование правил мастеров/ремесленников. Скиннер не предполагал метафорическое восприятие своего анализа. Он утверждал, что поведенческие принципы, полученные в результате лабораторных исследований, применимы в техническом смысле к интерпретации вербального поведения. В этом заключался смысл его книги. Скиннер прокомментировал это после прочтения отрывков из рецензии Хомского на «Beyond Freedom and Dignity»:
«Когда Скиннер говорит нам, что увлекательное хобби «подкрепляет» [пишет Хомский], он не утверждает, что поведение, приводящее к занятию этим хобби, будет более вероятным.» Именно это я и утверждал. «Скорее, он имел ввиду, что мы наслаждаемся хобби.» Именно это я и не имел в виду. (Скиннер, 1983, с. 320)
Очевидно, Хомский считает, что позицию Скиннера можно легко опровергнуть, приводя примеры, в которых вероятный подкрепитель явно не приводит к увеличению частоты реакции. Но человеческое поведение заведомо сложнее, и сложившиеся условия постоянно изменяются, отчасти из-за воздействия самого вербального поведения; предсказание частоты реакции требует рассмотрения всех соответствующих переменных, а не только наиболее очевидных. Например, когда мы рассказываем шутку, мы превращаем аудиторию из тех кто раньше её не слышал в тех, кто уже услышал. Каким бы искренним ни был смех, повторение шутки, скорее всего, будет наказано, а не подкреплено, и мало кто не познал этих обстоятельств социальной жизни. Подкрепляющий эффект смеха определяется повышенной тенденцией рассказывать анекдот наивной аудитории в аналогичных условиях.
Действительно, интерпретация сложных случаев теоретична, но это возникает из-за сложности контроля всех соответствующих переменных и трудоёмкости охватываемой темы: соответствующее поведение может быть скрытым (т. е. ненаблюдаемое, учитывая современные технологии); по этическим соображениям запрещено проводить жёсткий экспериментальный контроль над людьми; и отношения между средой и поведением очень чувствительны к истории. (Ньютон жаловался, что проблема определения гравитационного взаимодействия всего трёх тел — Земли, Луны и Солнца —заставила его испытать головную боль. Представьте себе интенсивность головной боли, если бы взаимодействия этих космических тел различались в зависимости от их опыта). Предварительный характер наших интерпретаций означает, что область открыта для конкурирующих мнений, но все ученые ограничены рамками. Проблемы интерпретации человеческого поведения не решаются бегством к менее строгой парадигме. Достоинство работы Скиннера заключается в том, что он использует только зафиксированные в независимой научной лаборатории переменные.
Оригинальный текст статьи — «On Chomsky's Appraisal of Skinner's Verbal Behavior: A Half Century of Misunderstanding» Девида Палмера.
Перевод — Мария Багмет.
Подписывайтесь на одноименный блог Вконтакте, где размещаются материалы, касающиеся анализа поведения.
