Каждое мое утро начинается одинаково. С мысли о том, как я ненавижу утро, как я устала, и как мне все это осточертело. Лежу в кровати с закрытыми глазами, пытаясь настроиться на хороший день, но противное и тягучее чувство нарастает, наполняя всю меня изнутри. Это — бессилие и злость… Я ничего не могу изменить.
– Катя, – слышу я слабый жалобный зов. Это пробный. И через секунд пять уже сильный, раздраженный, – Кааатя! Тебе не пора вставать!
Вот поэтому я ненавижу утро. Нет, не то утро, которое пробивается и заглядывает ко мне в комнату сквозь прозрачную штору бледно-песочного оттенка. Только не его нежность с рассветными красками и приветственными звуками просыпающегося города! А то утро, которое запечатано в стенах этой квартиры — серое и застывшее на протяжении последних нескольких лет.
Выныриваю из-под одеяла, накидываю халат, засовываю ноги в стоптанные тапочки. Все, авторежим на день включился. Иду на кухню ставить чайник, зная, что Она прислушивается к моим шагам, движениям. Она ждет не больше пяти минут. А потом опять будет звать, ворчать, причитать. Хотя прекрасно знает, что после выпитой чашки кофе я обязательно займусь ей.
Она — это моя старушка-свекровь. Свекровушка, которая не встает с кровати больше пяти лет. Хотя после инсульта все функции восстановились, Она ни за что не захотела вновь встать на ноги.
– Ну, если она сама не хочет, то тут и Господь не поможет, — сказал участковый терапевт на запланированном обходе года два назад, развел руками, и перестал к нам ходить.
Торопливо пью горячий кофе, уставившись в одну точку. Оставляю половину — вроде проснулась.
После подготовки (миска с водой, жидкое мыло, чистая тряпка) приступаю к ежедневному ритуалу — меняю памперс, тщательно обмыв, просушив и смазав специальным кремом все необходимые места. Усаживаю Ее, подложив под спину объемную подушку и укрыв мягким пледом ноги. Беру другую миску, полотенце. Умываю лицо, мою руки, причесываю, чмокаю в морщинистую щеку.
— Что на завтрак будешь, — спрашиваю, хотя прекрасно знаю ответ.
— Хлеб-чай, — говорит Она жалобным голоском.
Иду на кухню. Варю молочную кашу (пусть сегодня будет кукурузная), готовлю пару бутербродов с маслом и сыром. Она всегда так говорит, а потом с аппетитом уплетает все, что принесу. Иногда дополняю завтрак вареным яйцом, ветчиной. В другой раз готовлю оладьи, блинчики или омлет. Пьет Она какао с молоком или чай.
После завтрака открываем балконные двери — у нас прогулка. Слушаем новости на полную громкость (Боже, как я ненавижу телевизор!).
После Она просит уложить ее обратно. Теперь часов до одиннадцати можно заниматься своими делами. А потом у нас смена памперса-массаж-отдых-обед. Ужин в 18.30, в 20.00 подготовка ко сну, прием лекарств, водные процедуры и сон.
В промежутках между сменой памперсов и приемом пищи Она, конечно же, требует к себе внимания. Хотя уже не столько, как в первые три года. Тогда я вообще была привязана к Ее кровати, выполняя все капризы. Ведь Она так больна и несчастна, и я обязана Ей помочь.
Так проходят мои дни.
