Из цикла "Жизнь наша лицейская"
Екатерину Андреевну Карамзину тоже называют «потаённой любовью» Пушкина, любовью, пронесённой через всю жизнь… Эту точку зрения страстно доказывал Ю.Н.Тынянов. Но даже если и не соглашаться с ним, всё равно невозможно не признать, что эта женщина озаряла жизнь поэта каким-то очень мягким и тёплым светом.
«Если бы в голове язычника Фидиаса могла блеснуть христианская мысль и он захотел бы изваять Мадонну, то, конечно, дал бы ей черты Карамзиной в молодости», - писал Ф.Ф.Вигель, который редко о ком-нибудь отзывался доброжелательно.
Она была незаконной дочерью князя Андрея Ивановича Вяземского (отца известного поэта) и графини Елизаветы Карловны Сиверс, в момент их романа замужней дамы, при рождении получила фамилию Колыванова - от «Колывани», старого русского названия Ревеля (сейчас Таллин), где она родилась, воспитывалась в доме сестры отца, получила прекрасное домашнее образование.
В январе 1804 года она вышла замуж за Николая Михайловича Карамзина, в то время уже известного писателя, незадолго до этого получившего от императора звание историографа, а ещё – вдовца и отца двухлетней Софьи. Трудно сказать, был ли это брак по любви. Вскоре после женитьбы Карамзин писал: «Я смею ещё надеяться на счастье… Моя первая жена меня обожала; вторая же выказывает мне более дружбы. Для меня этого достаточно…» Однако через полгода напишет немного по-другому: «Жизнь мила, когда человек счастлив домашними». Она же после смерти мужа скажет: «Мне так жаль всех тех, которые его любили и которых он столько любил. Вы можете вообразить, какое чувство я имею к себе несчастной, более всех любимой и столь нежно любившей – 22 года; любовь эта была моя жизнь, всё моё существование»
Семейная жизнь, по-видимому, была спокойной и достаточно благополучной (наверное, не совсем счастливой, потому что из девяти детей Екатерины Андреевны трое умерли в детстве, а один сын не дожил до шестнадцати лет). Она вырастила Софью (та до конца дней называла её матерью), мужу, помимо создания условий для творчества, постоянно помогала в работе, а после его смерти вместе с Д.Н.Блудовым и К.С.Сербиновичем закончила и издала последний том его «Истории государства Российского». Всё тот же Вигель называл её «хорошей, едва ли не идеальной» спутницей жизни и утверждал, что «ни у одного известного русского писателя не было лучшей жены».
В мае 1816 года Карамзины по приглашению Александра I переехали в Царское Село, где Николай Михайлович усиленно работал над своей «Историей». Ему был предоставлен дом, где запросто бывал император. По словам А.О.Смирновой, царь, не будучи счастлив в семейной жизни, «всегда искал её у других, и ему уютно было у Карамзиных; все дети его окружали и пили с ним чай». Она же рассказывает со слов Жуковского об одной истории, показывающей обстановку в доме историка: у Карамзина был старый слуга Лука, который занимался шитьём холщовых панталон. Когда через переднюю дома проходил царь, слуга спокойно продолжал заниматься своим делом. Александр, видя что-то белое и длинное, решил, что это разбираются летописи на столбцах. «С тех пор у нас принято, — заканчивает рассказ Смирнова, — вместо панталоны говорить летописи».
И вот в этом милом доме появляются воспитанники Царскосельского лицея. Уже через девять дней после приезда Карамзин сообщит Вяземскому, что его посещают «поэт Пушкин и историк Ломоносов», которые «смешат своим простосердечием». И добавит: «Пушкин остроумен».
Бывать в доме Карамзина Пушкина наставлял дядя Василий Львович, писавший ему: «Люби его, слушайся и почитай. Советы такого человека послужат к твоему добру и, может быть, к пользе нашей словесности. Мы от тебя многого ожидаем».
М.П.Погодин записал рассказ очевидцев, что Пушкин бывал у Карамзиных каждый день после занятий, гулял с ними, играл с его детьми, нередко шалил, но унимался от одного строгого взгляда Карамзина или слова Екатерины Андреевны. Что тянуло его в этот дом? Может быть, любовь к хозяйке?
П.И.Бартенев записал: «Покойница Екатерина Афанасьевна Протасова… рассказала (как говорил мне Н. А. Елагин), что Пушкину вдруг задумалось приволокнуться за женой Карамзина. Он даже написал ей любовную записку [правда, говорили и то, что записка, адресованная другой, попала к Карамзиной по ошибке]. Екатерина Андреевна, разумеется, показала её мужу. Оба расхохотались и, призвавши Пушкина, стали делать ему серьёзные наставления. Всё это было так смешно и дало Пушкину такой удобный случай ближе узнать Карамзиных, что с тех пор их полюбил, и они сблизились».
Тынянов делает из этого вывод о потаённой любви, а вот Ю.М.Лотман считал, что Пушкина просто притягивала атмосфера тепла и семейной любви (ведь у него в детстве этого не было) и к Карамзиной тянуло скорее что-то, похожее на сыновнее чувство (она была старше поэта на 19 лет и действительно годилась ему в матери).
В доме Карамзиных Пушкин встречался с В.А.Жуковским, А.И.Тургеневым, П.А.Вяземским, здесь он познакомился с П.Я.Чаадаевым.
Отношения поэта с семьёй историка продолжались и после окончания Лицея. Известны строки из шутливой записки Пушкина Жуковскому
Скажи — не будешь ли сегодня
С Карамзиным, с Карамзиной?
Екатерина Андреевн, видимо, следит за юным поэтом, беспокоится за него. Она, например, писала брату весной 1820 года: «У г.Пушкина всякий день дуэли; слава Богу, не смертоносные, так как противники остаются невредимыми».
«Историю» Карамзина Пушкин позволял себе критиковать. Хорошо известна его эпиграмма
В его «Истории» изящность, простота
Доказывают нам без всякого пристрастья
Необходимость самовластья
И прелести кнута.
Однако же своему «Борису Годунову», во многом созданному под влиянием чтения «Истории государства Российского» Пушкин даст посвящение: «ДРАГОЦЕННОЙ ДЛЯ РОССИЯН ПАМЯТИ НИКОЛАЯ МИХАЙЛОВИЧА КАРАМЗИНА сей труд, гением его вдохновенный, с благоговением и благодарностию посвящает Александр Пушкин».
…По возвращении из ссылки Пушкин, видимо, часто видится с Екатериной Андреевной. А.О.Смирнова заметила: «Я наблюдала за его обращением с Карамзиной: это не только простая почтительность по отношению к женщине уже старой — это нечто более ласковое. Он чрезвычайно почтителен с княгиней Вяземской, с мадам Хитрово, но его обращение с Карамзиной совсем не то».
Весной 1830 года, получив согласие Натали Гончаровой, Пушкин спросит у Вяземского: «Сказывал ты Катерине Андреевне о моей помолвке? Я уверен в её участии - но передай мне её слова - они нужны моему сердцу, и теперь не совсем счастливому». А она, пожелав ему счастья, добавит: «Я очень признательна вам за то, что вы вспомнили обо мне в первые дни вашего счастья, это истинное доказательство дружбы».
Окончательно поселившись в Петербурге, Пушкин станет часто бывать в салоне Карамзиных (о салоне я писала здесь).
И вновь имя Екатерины Андреевны всплывёт в рассказах о последних днях поэта.
Уже после гибели Пушкина сын Екатерины Андреевны встретится в Баден-Бадене с Дантесом. Об этой встрече я писала здесь и повторяться не буду. Однако показательны приводимые Андреем Карамзиным слова Дантеса о Екатерине Андреевне: «В её глазах я виновен, она мне всё предсказала заранее, если бы я её увидел, мне было бы нечего ей ответить». По-моему, ясно следует, что предостерегала, стремилась уладить конфликт: ведь вся преддуэльная история разворачивалась у неё на глазах.
Совершенно поразительно её письмо сыну от 30 января 1837 года: «Милый Андрюша, пишу к тебе с глазами, наполненными слёз, а сердце и душа тоскою и горестию; закатилась звезда светлая, Россия потеряла Пушкина! Он дрался в середу на дуели с Дантезом, и он прострелил его насквозь; Пушкин бессмертный жил два дни, а вчерась, в пятницу, отлетел от нас».
Сохранилось несколько рассказов о её прощании с поэтом. В.А.Жуковский писал С.Л.Пушкину: «Карамзина? Тут ли Карамзина? – спросил он спустя немного. Её не было; за нею немедленно послали, и она скоро приехала. Свидание их продолжалось только минуту, но, когда Катерина Андреевна отошла от постели, он кликнул её и сказал: “Перекрестите меня!” Потом поцеловал у неё руку». Об этом же писали П.А.Вяземский и А.И.Тургенев, указавший, что Пушкин «просил два раза позвать её, и дал ей знать, чтобы она перекрестила его. Она зарыдала и вышла».
А сама она написала сыну очень просто и трагично: «Я имела горькую сладость проститься с ним в четверг; он сам этого пожелал. Ты можешь вообразить мои чувства в эту минуту, особливо когда узнаешь, что Арнд с первой минуты сказал, что никакой надежды нет! Он протянул мне руку, я её пожала, и он мне также, а потом махнул, чтобы я вышла. Я, уходя, осенила его издали крестом, он опять мне протянул руку и сказал тихо: перекрестите ещё; тогда я опять, пожавши ещё раз его руку, я уже его перекрестила, прикладывая пальцы на лоб, и приложила руку к щеке: он её тихонько поцеловал, и опять махнул. Он был бледен как полотно, но очень хорош: спокойствие выражалось на его прекрасном лице». И заключение письма: «Прижимаю тебя к моему скорбному сердцу, сожалея, что это горе коснулось тебя…»
И хотя потом в письмах Екатерины Андреевны меня несколько резанёт её отзыв: «Когда В.А.Ж[уковский] просил г[осуда]ря во второй раз быть секретарём его для Пушкина, как он был для Карамзина, г[осуда]рь призвал В.А. и сказал ему: “Послушай, братец, я всё сделаю для П[ушкина], что могу, но писать, как к Карам[зину], не стану: П[ушкина] мы насилу заставили умереть, как христианина, а Карам[зин] жил и умер, как ангел”. Есть ли что-нибудь более справедливое, более деликатное, более благородное по мысли и по чувству, чем это различие, которое он сделал между обоими», - я думаю, это можно ей простить за любовь к поэту.
Любопытно, что практически сразу же она посылает сыну дорогой подарок: «Тургенев передаст эту записку д’Аршиаку, которого после истории с бедным Пушкиным заставили уехать – его отсылают в качестве курьера… Он привезёт тебе маленькую книжечку – новое издание Онегина, по-моему, очень изящное; думаю, что тебе приятно будет сейчас получить его». А в мае того же года сообщит: «Чтобы сделать тебе подарок на Пасху – записалась для тебя на собрание сочинения Пушкина за 25 рублей».
Поначалу Карамзина, сочувствуя Наталье Николаевне, всё же будет осуждать её: «Бедный Пушкин, жертва легкомыслия, неосторожности и неразумия этой молодой красавицы, которая ради нескольких часов кокетства не пожалела его жизни. Не думай, что я преувеличиваю, я ведь её не виню, как не винят детей, когда они по неведению или необдуманности причиняют зло». Однако хорошо известно, что, вернувшись через несколько лет в Петербург, Наталья Николаевна особенно хорошо себя чувствовала именно в салоне Карамзиных.
Екатерина Андреевна прожила довольно долгую, по понятиям того времени жизнь, скончалась в 1851 году (к счастью для себя, не дожив до страшной гибели сына Андрея) и была похоронена рядом с мужем на Тихвинском кладбище Александро-Невской Лавры.
А нам осталась память о женщине, любившей «бедного дорогого Пушкина» и написавшей о его гибели: «Потеря для России, но ещё особенно наша».
Если статья понравилась, голосуйте и подписывайтесь на мой канал!
«Оглавление» всех публикаций о Лицее смотрите здесь
«Путеводитель» по всем моим публикациям о Пушкине вы можете найти здесь
Навигатор по всему каналу здесь
