Как у многих в советские времена, первым автомобилем у меня оказался «ушастый Запорожец», ЗАЗ968, купленный за тысячу рублей по объявлению. В сущности, не машина, а ржавый артефакт. Пороги и днище продавливались пальцем, тормоза отсутствовали, глушитель не подлежал реставрации. «Запорожец» не мог даже ровно стоять у забора. И тем не менее эта штука ехала! От него пахло настоящей машиной – бензином, маслом, тормозной жидкостью, аккумуляторной кислотой.
У меня ещё не было прав, но соблазн прокатиться по Москве оказался непреодолимым. Я прекрасно помню эту ночь. Мы мчались с друзьями по Рязанскому проспекту, заезжали в какие-то дворы, нарушая все возможные правила и шарахаясь от милицейских машин. В одном из дворов, пережидая погоню, я погасил фары – и вдруг из дождливой темноты к машине метнулись какие-то тени. Они взлетели на капот, протопотали по крыше и по багажнику. Худощавые человеческие фигурки с повадками ниндзя: одна, вторая, третья... Я открыл дверь, но во дворе уже никого не было, только на крыше и багажнике красовались грязные отпечатки небольших кроссовок.
Первый выезд в летнюю ночь 1989 года оказался для «запорожца» и последним, который ему удалось совершить при Советской власти. Он был столь же ветхим, как и она, и через неделю отправился в гараж на даче, где я занялся серьёзной реставрацией. Она растянулась на два года.
За пятьсот рублей удалось купить почти целый и не гнилой кузов от другого «ушастого». Умельцы сварили новые глушители из «нержавейки». За год я разобрал машину до последнего винтика и проводочка и заново собрал, переставив все внутренности в другой кузов. С «Запорожцем» я, как в 1000 и 1 ночи, узнал все тайны автомобильного мира, и даже то, о чем не ведают профессиональные механики. Например, выяснилось, что в его моторе есть деревянные детали. В это сложно поверить, но это так: в штангах толкателей клапанов первых моделей 968-го спрятаны тонкие деревянные вставки, по которым масло поднимается из картера и смазывает коромысла. Едва ли в мире есть другие примеры такой гениальной инновации в моторостроении.
Работал я и летом, и осенью, и зимой, согревая гараж слабенькими обогревателями. К весне 1991 года все было готово: перебранный мотор заводился с пол-оборота, горели фары и все огонёчки, тормоза стали упругими и почти тормозили. В новом кузове «Запорожец» смотрелся куда лучше. Правда, цвет его, светло-коричневый, теперь не соответствовал документам, равно как и номер кузова. Но это казалось поправимым. Надо было всего лишь переварить табличку с номером.
Увы, оказалось, что как раз эта табличка на старом кузове почти сгнила, и приварить её не представлялось возможным. Помочь тут мог только настоящий специалист.
Специалистом был наш сосед, поселковый забулдыга, вор и мастер на все руки Семёныч. Это был человек удивительный, настоящий Кулибин и самородок с образованием в 5 классов. Он мог починить и танк, и дорогую иномарку, сварить аргоновой сваркой алюминий или выточить в своём сарае из легированной стали хитроумную деталь для американского «Форда», для изготовления которой в Америке строят специальные заводы. Конечно, он ещё и воровал – и в дачном посёлке об этом знали. Если зимой вдруг исчезал из дома водяной насос, или пропадал какой-то инструмент, вздыхали: «Опять Семёныч нас навещал». Но все понимали: это лишь дань, которую собирает гений с простых обывателей – академиков, писателей, музыкантов. А если сломается что-нибудь заграничное, если настигнет техническая проблема, к кому ещё идти?
И я пошёл к Семёнычу.
- Табличка у тебя сгнила нафиг, - констатировал Семёныч. – С ней ничего не сделаешь. И на учёт в ГАИ хрен поставишь. Так что давай на бутылку, и все сделаем.
- Что сделаем?
- Номер перебьём.
- Но это же надо специальные метчики с цифрами, да ещё с этими... Со звёздочками... Они же наверное только на автозаводах бывают?
- Да не компостируй мозги, валяются у меня тут где-то эти метчики. Давай на бутылку, и завтра все набью.
С Семёнычем всегда все было просто. Не то что сейчас.
На следующий день он не только с предельной точностью набил нужный номер на новой табличке, но и вварил её в новый кузов так, что сварочный шов остался почти незаметным. Потом я запустил старый компрессор, заклеил стекла машины газетами, и, стараясь не оставлять подтёков, выкрасил машину из краскопульта в светло-грязно-жёлтый цвет. Считай что в бежевый. Вообще-то по паспорту «Запорожец» был белым, но краску удалось достать только такую. В конце концов, ему было больше 20 лет, мог ведь он за это время слегка пожелтеть!
По крайней мере, в ГАИ эта версия сработала, и вваренный номер тоже не вызвал вопросов. Я даже благополучно прошёл техосмотр и лихо затормозил перед ГАИшником, проверявшим тормоза. Тормозной шланг лопнул только через пол-часа, на обратном пути. Но это были сущие пустяки, я затормозил об кусты на обочине. А не об ГАИшника.
Это было важно, потому что как раз в эти дни я получил права.
Да, теперь, в начале осени 1991 года, сразу после августовского путча, баррикад у Белого дома и долгожданного конца Советской власти у меня был права и настоящая машина с техосмотром! Жизнь играла всеми красками. Мотор ревел. Бензин стоил 76 копеек.
Мы победили.
Конечно, это было зыбкое счастье, за которым надо было следить. На скорости 100 километров в час (если верить спидометру) «Запорожец» мог перестать слушаться руля, и нужно было останавливаться, вставлять в рулевые шарниры фиксирующую проволочку. Мог порваться тросик «газа» (его легко заменяла струна от рояля). Мог пробиться поплавок в карбюраторе – и чтобы доехать, его приходилось залеплять пластилином. Осенью я заехал на «Запорожце» в брод на реке под Касимовым, и он там утонул. Трактор вытащил его со дна через пол-часа. К утру он высох и поехал дальше. Правда, в коробку передач попала вода, и зимой замерзала, так что ручку невозможно было переключить, пока машина не прогреется. Потом я догадался отвинтить пробку, и залить вместо воды масло. Тогда все снова стало замечательно.
Езда зимой на «ушастом» была удивительным занятием, ведь мотор в нем расположен сзади, а печка – спереди. Печка эта работает на бензине, загоняя в салон не только тепло, но и угарный газ, превращая машину в добровольный газенваген. Поэтому друзья не очень любили ездить со мной в холодное время года, а если и ехали, то умоляли печку не включать. Но без неё замерзало лобовое стекло. Так что приходилось все-таки включать, а когда голова начинала кружиться, открывать окна и слегка проветривать...
Кроме того, печка таила и более реальную опасность: прежде чем включиться, она насасывала в себя бензин, и он тонкой струйкой выливался под машину. После чего слышался приятный хлопок, и печка разгоралась со звуком, напоминающим рёв маленького реактивного двигателя. Салон быстро наполнялся теплом и зловонием. А под автомобилем горела лужа бензина. Нужно было сразу отъехать с этого места, потому что пластмассовая канистра с бензином для печки стояла спереди, в багажнике. Это была стандартная операция зимнего старта, волнующая и азартная.
В остальном «Запорожец» был прекрасен. Правда, он ещё протекал в дождь. Однажды, возвращаясь в Москву из Оптиной пустыни, мы попали под сильнейший ливень. «Дворники» работали кое-как, и мы почти наощупь нашли дорогу к случайной гостинице в каком-то придорожном городке. Наутро, открыв «Запорожец», я обнаружил, что в нем как в ванной плещется вода. Её было по щиколотку. Но оказалось, что в полу, ровно как в ванной, есть резиновые пробки – и когда я открыл одну из них, на мостовую ринулся настоящий поток. Лужа стремительно распространялась по асфальту, и прохожие шарахались в стороны, не понимая, как из такой маленькой машины может вылиться столько жидкости...
Как бы то ни было, «Запорожец» служил мне верой и правдой полтора года. Он проезжал там, где проезжают только вездеходы. Он перевозил товары, когда мы с моим другом, теперь знаменитым поэтом, торговали на московских рынках. Он кормил и поил, дарил ощущение невиданной автомобильной свободы. Но новые машины уже манили меня своим фальшивым иномарочным глянцем. И я изменил ему.
«Запорожец» все это видел. Он тихо стоял во дворе и смотрел, как я покупаю и продаю другие автомобили. Один, второй... Когда покупатель приехал за третьим, и вдруг спросил, нет ли у меня ещё чего-нибудь, я вдруг вспомнил о нем.
- Вот... «Запорожец»...
- О! Какой хорошенький! И совсем не гнилой. Он долго у вас стоит? На ходу?
Он был на ходу, и завёлся с пол-оборота.
- 200 долларов!
- По рукам. Давайте по доверенности. Для сына возьму, Володи, в Питер...
Он уехал в ночь, и я думал что больше никогда о нем не вспомню.
Но прошло почти тридцать лет, и в начале 2020 года я решил заехать в налоговую инспекцию, чтобы разобраться с непонятными платежами.
Да, машин у меня было много, и я подозревал, что не все они сняты с учёта. Но чтобы он?
Да, он.
350 рублей в год.
- Вы можете объявить его в угон, или сдать в утиль, - сказала мне милая девушка. – Вам только надо собрать разные справки...
- Нет, - сказал я. – Это моя первая машина. Будем считать что он жив, а 350 рублей это право же пустяки.
