Любой, кто хочет упрекнуть авиаторов в неправильном использовании каких-либо слов должен для начала понять, что в авиации даже круги прямоугольные (Автор)
Но если мы сказали «сленг», то, как нам обойти слово «крайний»? Поэтому небольшое отступление об авиационном сленге. Авиационный язык, как и любой другой профессиональный язык — это не только отражение особенностей профессионального общения, но и определённый код, наподобие самолётного ответчика «свой-чужой». У меня никогда не вызывало никакого диссонанса тот факт, что за рулём автомобиля не выезжаю на полосУ встречного движения, в то время как самолёт сажаю на заданную диспетчером посадочную пОлосу. По большому счету трудно что-то добавить к выдающимся строкам Владимира Семеновича Высоцкого: «Мы говорим не “штОрмы”, а “штормА” - слова выходят коротки и смачны. “ВетрА” не “вЕтры” сводят нас с ума из палуб, выкорчёвывая мачты». На этом можно было бы поставить точку во всех дискуссиях о «последний или крайний», но практика показывает, что не для всех Владимир Семёнович настолько же убедителен, как для меня. К тому же любой сленг когда-то покидает профессиональную среду, где он появился на свет и живёт за её пределами с разной степенью успешности. Так и со словом «крайний».
Ещё задолго до того, как я пришёл в эту профессию слово «последний», заменяли словом «крайний» из суеверия, потому что любой полёт, мог реально оказаться последним в прямом смысле этого слова. Я же застал авиацию уже в то время, когда самолёты стали настолько надежны, что вероятность проблем в воздухе становилась несоизмеримо меньше, чем на земле, но век пилота был коротким из-за чрезмерно высоких требований медицины. И боязнь слова «последний» проистекала не от опасностей полёта, а от непредсказуемости результатов очередной медкомиссии. Лингвистические тонкости не столь важны для нашего дальнейшего повествования.
А хочу я рассказать о случае, который произошёл на одном из многих рутинных мероприятий, где журналисты пресекаются с лётным людом. Один из мастеров слова решил очевидно продолжить, свой давний спор с собственным братом военным лётчиком по поводу слов «последний» и «крайний» и высказался категорически против неточного употребления слов в русском языке. Поскольку я находился в непосредственной близости от разгоравшейся дискуссии, я высказал собственное мнение. На беду я был в форме и напомнил мне об этом ошалелый взгляд журналиста. Вы можете себе представить глаза человека, с которым заговорил, например, соседский пёс? С одной стороны, пёс соседский и кышнуть его вроде неприлично. С другой стороны, заговорил. Я понимаю этого мастера слова, которому мужик в спецухе, то бишь я, высказал замечание:
-Вы, если уже боритесь за стерильную чистоту языка, то и сами употребляйте слова точнее.
Ответ мастера слова соответствовал взгляду:
-Не понял…
На что моими устами соседский пёс продолжал:
-Вы если делаете брату замечание, что он слово «крайний» употребляет вместо «последний», хотя вообще-то это сленг, тему которого для меня лично закрыл Владимир Семёнович, то уже и сами употребляйте слово «последний» именно когда это последний. А в той фразе, что Вы разбирали «Я крайний раз был в Москве три года назад» предложенное Вами слово «последний» не есть самое точное.
Ну, Вы можете представить, что происходит с лингвистом, когда соседский пёс не просто заговорил, а заговорил с претензией на знание лингвистики.
-А, что подходит? - выдавил из себя мой ошарашенный собеседник.
-Если после того трёхгодичной давности случая Ваш брат не был в Москве никогда и больше не будет, то последний подойдёт. А, как я понял, из вашего рассказа разговор происходил в Москве, значит тот визит не был последним.
-Но не крайним же.
-Не крайним, скорее предыдущим.
Собеседник в степени крайнего удивления пробовал на язык то последний, то предыдущий, забыв о моём существовании. Думаю, что в их отношениях с братом наступила некоторая гармония после этого случая. Ну, или перемирие, по крайней мере.
