У Клио под юбкой

Представьте себе порт Мессины или Венеции году этак в 1190-м. Жара, крики чаек, ругань грузчиков. У причала стоят два типа судов. Первый — длинная, хищная галера. Она похожа на морскую щуку. Узкая, быстрая, с рядами весел и шелковым тентом на корме. На нее с важным видом поднимаются короли и герцоги. А рядом, раскачиваясь на волнах как поплавок, стоит нечто, напоминающее половинку грецкого ореха. Это судно широкое, высокое, пузатое. Оно пахнет дегтем, немытыми телами и лошадиным навозом. В его боку прорублена дыра, в которую, упираясь и фыркая, заводят боевых коней...

Представьте себе эту сцену. Осеннее утро, сырой туман, окутывающий Виттенберг. К массивным дубовым дверям Замковой церкви подходит человек в монашеской рясе. В одной руке у него свиток, в другой — тяжелый молоток. Он оглядывается по сторонам, набирает в грудь воздуха и — бах! бах! бах! — вбивает гвозди в дерево. Этот звук — стук молотка Мартина Лютера 31 октября 1517 года — стал саундтреком рождения Нового времени. Мы учим это в школе, мы видим это в фильмах, мы даже отмечаем этот день как праздник Реформации...

Если вы закроете глаза и представите себе классическую мафиозную расправу, что нарисует ваше воображение? Скорее всего, это будет мрачный пирс в лунном свете. Двое плечистых парней в плащах и шляпах держат под руки третьего — побитого, испуганного. Но главное внимание приковано к его ногам. Они погружены в таз, наполненный застывшим бетоном. Звучит короткая, злая шутка: «Передавай привет рыбам» или «Примерь-ка новые тапочки». Всплеск. И тишина. Титры. Этот образ стал настолько каноничным, что само выражение «цементные ботинки» (cement shoes) вошло в словари как синоним безвыходной ситуации...

Представьте себе камеру в замке Сённерборг. Сыро, холодно, за окном плещется свинцовое Балтийское море. Внутри сидит старик. Он ходит из угла в угол, бормочет что-то себе под нос и пальцем водит по каменной столешнице, словно чертит карту империи, которой у него больше нет. Это Кристиан II. Человек, который носил короны Дании, Норвегии и Швеции, а закончил жизнь узником собственных родственников. В этот самый момент по другую сторону пролива, в Стокгольме, матери пугают его именем непослушных детей...

Воскресенье. 11 утра. Ваша голова гудит, как церковный колокол в шторм, а во рту такое ощущение, будто там ночевал эскадрон гусар. В этот момент, балансируя на грани бодрости и упадка, вы заказываете его. Стакан, наполненный густой красной жидкостью, украшенный стеблем сельдерея, как знаменем капитуляции. «Кровавая Мэри». Для миллионов людей по всему миру этот коктейль — не просто напиток. Это эликсир возвращения к жизни, жидкий завтрак и единственное средство пережить последствия бурной субботы...

Если попросить вас назвать человека, который первым совершил кругосветное путешествие, вы, не задумываясь, ответите: «Магеллан». Это имя стало брендом. В честь него названы пролив, пингвины, облака в космосе и даже GPS-навигаторы. В нашем сознании он стоит на капитанском мостике, гордо взирая на глобус, который он только что «закольцевал». Но история — дама с черным юмором. Правда заключается в том, что Фернан Магеллан (или Фернан де Магальяйнш, если быть точным) никогда не огибал земной шар. Он прошел только половину пути...

Представьте себе мир, где нет войн. Где правит мудрость, а не сила. Где на троне сидит Великая Мать, раздающая всем хлеб и любовь, а мужчины счастливо занимаются хозяйством и не лезут в политику. Этот образ «потерянного рая» будоражит умы уже полторы сотни лет. От комиксов про Чудо-женщину до серьезных феминистских трактатов — везде мы слышим эхо одной и той же идеи: «Раньше, до того как мужчины всё испортили, миром правили женщины. Это был матриархат». Звучит красиво. Утешительно. Почти как сказка на ночь...

Представьте себе август 1936 года. Берлин. Олимпийский стадион, похожий на бетонный космический корабль, приземлившийся посреди Европы. Сто тысяч зрителей. Море флагов со свастикой. На трибуне — человек с маленькими усами, который уверен, что он пишет историю на тысячу лет вперед. Внизу, на гаревой дорожке, стоит чернокожий атлет. Джесси Оуэнс. Он только что выиграл золото, разбив в пух и прах надежды «арийской расы». И вот тут, согласно легенде, происходит скандал. Адольф Гитлер, побагровев от ярости,...

Если попросить вас представить Французскую революцию одной картинкой, что вы увидите? Скорее всего, это будет не взятие Бастилии и не декларация прав человека. Это будет высокая деревянная рама на площади, сверкающее лезвие, корзина для скорбного груза и толпа, ревущая от восторга. Гильотина. «Национальная бритва». «Вдова». Символ террора, который отделил старый мир от нового самым радикальным способом — хирургическим. Мы привыкли думать, что эту мрачную машину изобрел зловещий доктор Жозеф Игнас Гильотен, который потом, по закону кармической иронии, сам же на ней и закончил свои дни...

Зима 1914 года на Западном фронте была холодной, грязной и бесконечно унылой. Война, которую обещали закончить «до листопада», завязла в липкой фландрской глине. Тысячи молодых парней — англичан, французов, немцев — сидели в окопах, дрожали от сырости и ждали смерти. Это была первая зима Великой войны, когда иллюзии о рыцарских поединках уже разбились о пулеметы «Максим», а газовая атака еще не стала обыденностью. И вдруг, в канун Рождества, произошло нечто, не укладывающееся в логику военной науки...

Есть люди, которые рождаются не в ту эпоху. Им бы носить шпагу, брать на абордаж испанские галеоны или искать Эльдорадо в джунглях Амазонки. Но судьба забрасывает их в скучный XX век, где мир поделен границами, паспортами и бюрократией. И тогда эти люди берут судьбу за горло и создают свою собственную реальность. Одним из таких титанов, последних романтиков войны, был Робер Денар, более известный миру как Боб Денар. «Король наемников», «Корсар Республики», человек, который мог захватить страну, пока вы пьете утренний кофе...

Представьте себе звук. Глухой, низкий удар, похожий на то, как молот бьет по огромному барабану. Затем свист, от которого хочется вжать голову в плечи. А через секунду в крепостную стену врезается камень весом с хорошего поросенка — килограммов восемьдесят. Каменная кладка, которая стояла здесь двести лет, разлетается в щебень, накрывая собой защитников. Это работает онагр — «дикий осел» римской армии. Самая брутальная, простая и грозная машина поздней античности. Солдаты на стенах опасаются его до дрожи в коленях...