Вы когда-нибудь слышали, как звучит тишина в зале, где сидят тридцать человек? Это не та тишина, когда все затаили дыхание от восторга. Это липкая, стыдная тишина, от которой хочется провалиться сквозь паркет ресторана прямо в подвал, к крысам. Там, наверное, уютнее.
Мне исполнилось пятьдесят пять. Две «пятёрки». Красивая дата, красивый ресторан с белыми скатертями, крахмальными салфетками и салатами, названия которых я даже не запомнила. Я сидела во главе стола, в новом платье цвета пыльной розы — продавщица сказала, что оно меня освежает, хотя я видела в зеркале только уставшую женщину, которая всю неделю до этого дежурила сутками, чтобы оплатить этот банкет.
Борис, мой муж, встал. Он умел вставать так, что звенели бокалы. Высокий, седеющий, с той самой харизмой, за которую я полюбила его тридцать лет назад и которую он теперь тратил исключительно на посторонних людей. В руках он держал огромную коробку. Она была великолепна: золотая бумага, алый бант размером с голову ребенка.
— Галочка, душа моя! — его баритон заполнил зал. — Ты у меня женщина, у которой есть всё. Ну, или почти всё, благодаря мне! — гости вежливо хохотнули. — Я долго думал, что подарить тебе на этот рубеж. И решил, что в пятьдесят пять жизнь должна быть полна загадок. Открывай!
Сердце у меня забилось где-то в горле. Я, грешным делом, подумала о шубе. Или о путевке в санаторий, о которой я ныла последние полгода, растирая больную поясницу. Или хотя бы о роботе-пылесосе.
Я потянула ленту. Бумага зашуршала, падая на пол, как осенние листья. Я сняла крышку.
Внутри было темно. И пусто.
Я моргнула, думая, что не разглядела. Может, там конверт? Бархатная коробочка с кольцом на дне? Сертификат?
Я опустила руку внутрь, пошарила по дну. Картон. Гладкий, холодный картон.
— Ну? — спросил кто-то из гостей.
Борис расхохотался. Громко, с оттяжкой.
— А ничего! — гаркнул он. — Главное, Галя, — это интрига! Ты ждала, волновалась, надеялась! Вот этот спектр эмоций — и есть мой подарок. А вещь… ну что вещь? Купишь сама, карта у тебя есть.
Он стоял и улыбался, довольный собой, как актер после премьеры. А я стояла с этой коробкой, чувствуя, как краска заливает лицо, шею, плечи. Гости прятали глаза. Моя подруга Лена нервно теребила салфетку. Сын, Антон, сидевший в конце стола, сжал челюсти так, что побелели желваки.
В этот момент я поняла: в этой коробке не пустота. В ней — вся моя жизнь с Борисом за последние тридцать лет.
ЧАСТЬ 1. Эхо праздника
Домой мы ехали молча. Точнее, молчала я. Борис же был в приподнятом настроении, напевал что-то под радио и время от времени похлопывал меня по колену.
— Ну ты чего, Галь? Скисла? — спросил он, когда мы уже поднимались в лифте. Наша старая «сталинка» пахла, как всегда: сыростью и жареной картошкой от соседей. — Шутка же. Весь зал оценил! Ты видела лицо Петровича? Он чуть вилкой не поперхнулся!
— Видела, — тихо сказала я.
— Ну вот! Встряхнул я это болото. А то сидели, жевали, как на поминках.
Мы вошли в квартиру. В прихожей было темно и душно. Я разулась, аккуратно поставила туфли, которые натерли мне ноги до кровавых мозолей, и прошла в спальню. Та самая коробка — Борис заставил забрать её («Упаковка-то дорогая, пригодится!») — стояла в углу, блестя золотым боком в свете уличного фонаря.
— Чаю налей, — крикнул муж из гостиной, включая телевизор.
Это было так привычно. «Чаю налей», «Рубашку погладь», «Где мои носки?». Тридцать лет я была функцией. Удобной, бесперебойной функцией, как холодильник или стиральная машина. Если холодильник ломается, его чинят. Если жена перестает улыбаться — ей говорят, что она «скисла».
Я пошла на кухню. Включила чайник. Шум закипающей воды всегда меня успокаивал, но сегодня он раздражал. Я смотрела на свое отражение в темном окне. Кто эта женщина? Старшая медсестра хирургического отделения, которую боятся интерны и уважают профессора. Я умею останавливать кровотечения, организовывать работу сорока человек, успокаивать родственников умирающих. Почему же дома я превращаюсь в тень?
— Галя! Долго еще? — донеслось из комнаты.
Я выключила чайник. Вода так и не закипела до конца.
— Налей сам, — сказала я. Не громко. Просто в воздух.
— Чего? — Борис появился в дверях кухни, расстегивая ворот праздничной рубашки. — Ты что, обиделась? На шутку? Галь, ну тебе же не пять лет. Интрига — это ресурс! Это то, что держит брак в тонусе.
— В тонусе, — повторила я, глядя ему прямо в переносицу. — Боря, ты подарил мне воздух. На пятьдесят пять лет.
— Я подарил тебе эмоцию! А материальное — это мещанство.
Он искренне не понимал. В его глазах не было ни капли вины, только легкое раздражение от того, что «публика» (то есть я) оказалась неблагодарной.
— Иди спать, Боря. Я сегодня лягу в гостиной.
Он хмыкнул, пожал плечами и ушел. Через пять минут из спальни донесся богатырский храп. Он спал сном праведника.
А я села на табурет и впервые за вечер заплакала. Не от обиды. От ясности.
ЧАСТЬ 2. Диагноз
Следующую неделю я жила как в тумане, но это был очень четкий, рабочий туман. Знаете, такое состояние бывает на сутках, когда привозят тяжелых после ДТП: эмоции отключаются, остаются только алгоритмы.
Я вышла на работу. Моя больница — это мой мир. Здесь всё понятно: есть боль, есть лекарство, есть результат.
В ординаторской пили чай. Девочки-медсестры, увидев меня, притихли. Видимо, слухи о «шикарном подарке» уже разлетелись — город у нас, хоть и миллионник, но в медицинских кругах все друг друга знают.
— Галина Сергеевна, — робко начала Катя, молоденькая процедурная, — а правда, что...
— Правда, Катя. — Я жестко отрезала, надевая халат. — Работаем. У нас в третьей палате капельницы не стоят.
Днем ко мне зашел сын. Антон у нас поздний ребенок, ему двадцать пять, живет отдельно, работает программистом. Хороший парень, только мягкий слишком. В отца — но не наглостью, а какой-то житейской расслабленностью. Но вчера в его глазах я видела сталь.
Он закрыл дверь ординаторской.
— Мам. Я перевел тебе деньги. Купи себе то, что хотела. А с отцом я поговорю. Это свинство.
— Не надо, Антоша, — я улыбнулась, погладив его по руке. — Деньги оставь себе, вы с Юлей ипотеку платите. А с отцом говорить не о чем.
— Ты опять его простишь? — Антон смотрел на меня с той смесью жалости и раздражения, которой смотрят дети на слабых родителей. — Мам, он же клоун. Злой клоун. Ты всю жизнь его обслуживаешь, а он над тобой потешается. «Гений непризнанный».
Борис называл себя «свободным консультантом по логистике». На деле это означало, что он полгода лежал на диване, выдумывая «схемы», а потом месяц бегал с какими-то накладными, принося в дом копейки. Основной бюджет всегда был на мне. Мои дежурства, мои подработки, мои вены на ногах.
— Я не прощу, Антон.
Сын удивленно поднял брови.
— А что ты сделаешь? Скандал закатишь? Он только обрадуется, он же вампир, ему эмоции нужны.
— Нет, — я посмотрела на график дежурств на стене. — Скандала не будет. Скандал — это тоже подарок. Это внимание. А я подарков больше не делаю.
В тот день я впервые посмотрела на документы на квартиру. Квартира была родительская. Моя. Борис был прописан, но права собственности не имел. Мы жили в ней двадцать лет, сделали ремонт (на мои деньги), и он как-то привык считать её своей вотчиной. «Мой кабинет», «моя кухня».
Я позвонила своей школьной подруге, которая работала нотариусом.
— Люда, привет. Мне нужна консультация. Нет, не по завещанию. По выселению.
ЧАСТЬ 3. Бытовой саботаж
Дома я начала эксперимент. Я перестала быть «удобной». Нет, я не ругалась, не била посуду. Я просто перестала делать то, что делала на автомате.
Вечером Борис крикнул из комнаты:
— Галь, у нас есть что-нибудь к чаю?
Раньше я бы метнулась в магазин или быстро испекла бы шарлотку. Сейчас я сидела в кресле с книгой.
— Посмотри в шкафу, Боря.
— Там пусто!
— Значит, нет.
— Так купила бы! Ты же шла с работы мимо «Пятерочки».
— Я забыла. Интрига, Боря. Может, купила, а может, нет. Угадай.
Он пришел в гостиную, красный, злой.
— Ты что, издеваешься?
— Я устала.
— Устала она! Все устают. Я вот сегодня весь день проект обдумывал, голова пухнет.
Проект. Очередной.
Я молча перевернула страницу.
Он постоял, посопел и ушел хлопать дверцами шкафов.
Так прошло три дня. Закончились чистые рубашки.
— Галя, где моя голубая рубашка? Мне завтра на встречу!
— В корзине.
— Почему не постирана?
— Не успела. Машинка сломалась.
— Так вызови мастера!
— Вызови сам. Ты же мужчина.
Борис был в шоке. Его мир, вращавшийся вокруг его персоны, вдруг остановился. Шестеренки заскрипели. Он пытался скандалить, пытался давить на жалость («У меня давление!»), пытался шутить.
— Галь, ну хватит дуться. Хочешь, я тебе цветы куплю?
— Не хочу.
— А чего ты хочешь?
— Я хочу тишины.
Он не выдержал первым.
— Слушай, мне тут предложили командировку. В Питер. На неделю. Помощь в организации выставки логистических систем. Денег заплатят нормально. Развеюсь, и ты отдохнешь.
Я знала эту «выставку». Скорее всего, поездка с друзьями, баня, водка и разговоры о судьбах России. Но мне это было на руку.
— Поезжай, — сказала я. — Это отличная идея.
ЧАСТЬ 4. Подготовка
Подготовка к его отъезду напоминала подготовку к спецоперации. Обычно я собирала его чемодан: аккуратно складывала белье, заворачивала бритвенные принадлежности, клала лекарства «от головы» и «от живота». Он даже не знал, где лежат его носки.
— Галь, собери мне сумку, а? Я пока с партнерами созвонюсь.
— Хорошо, Боря.
Я достала его старый чемодан. Открыла шкаф. Смотрела на его вещи. Вот пиджак, который мы покупали на свадьбу сына. Вот свитер, который я вязала ему два месяца по ночам. Каждая вещь была пропитана моей заботой. И каждая вещь теперь вызывала отторжение.
Я начала складывать. Но не так, как раньше.
Я бросала вещи комом. Непарные носки. Мятые футболки. Пустые флаконы из-под шампуня.
— Ты всё положила? — крикнул он из коридора, уже надевая ботинки.
— Всё, что нужно. Главное — интрига, помнишь?
Он хохотнул.
— О, узнаю свою Галочку! Юмор прорезался. Значит, выздоравливаешь. Ну, давай, не скучай тут. Привезу тебе магнит.
Дверь захлопнулась. Лязгнул замок.
Я подошла к окну. Видела, как он вышел из подъезда, сел в такси, не оглянувшись на наши окна.
Как только машина скрылась за поворотом, я почувствовала не тоску, а невероятный прилив энергии. Будто мне снова двадцать, и впереди — целая жизнь.
Я взяла телефон.
— Антон? Приезжай. Мне нужна помощь. Надо поменять замки и вынести мусор.
— Какой мусор, мам?
— Крупногабаритный.
ЧАСТЬ 5. Очищение
Мы работали два дня. Антон сначала пытался меня отговорить, мол, «может, просто поговорите?», но когда я показала ему ту самую коробку, которую сохранила, он замолчал.
— Я понял, мам. Давай.
Мы собирали вещи Бориса. Оказалось, их так много. Книги, которые он не читал. Инструменты, которыми он не пользовался. Коллекция пивных кружек. Старые гантели.
Я купила самые плотные черные мешки для строительного мусора. Мы паковали его жизнь в полиэтилен.
— Куда это всё? — спросил Антон, вытирая пот со лба.
— В гараж, — сказала я. Гараж тоже был мой, от отца. — Пусть там пока полежит. Если захочет — заберет.
Квартира пустела на глазах. Стало больше воздуха. Исчез запах его дешевого табака.
В спальне, на освободившееся место, я поставила ту самую золотую коробку.
Она была центром композиции.
Я положила внутрь документы. Свидетельство о разводе (заявление я подала онлайн, но распечатала уведомление), копию выписки из ЕГРН, подтверждающую, что квартира моя, и записку.
Записку я писала долго. Рвала листы. «Ты подлец», «Я тебя ненавижу» — всё это было мелко. Всё это было про обиду. А мне нужно было про равнодушие.
В итоге я написала одну фразу.
Потом пришел мастер. Взревела дрель. Личинка замка упала на пол с глухим стуком.
— Надежный замок ставим, хозяйка, — сказал мастер, коренастый мужик. — Никакой вор не пройдет.
— Это от своих, — сказала я.
Он понимающе кивнул и лишних вопросов не задавал.
Когда всё было закончено, я села на диван. Квартира была чистой, тихой и чужой. Мне стало страшно. А вдруг я совершаю ошибку? Вдруг одиночество в пятьдесят пять — это хуже, чем муж-эгоист? Кто стакан воды подаст?
В этот момент на кухне капал кран. Кап. Кап. Кап.
Борис обещал починить его полгода.
Я встала, взяла разводной ключ (я знала, где он лежит, в отличие от мужа) и затянула гайку. Капать перестало.
Я справлюсь. Воду я налью себе сама.
ЧАСТЬ 6. Возвращение
Неделя пролетела мгновенно. Я купила новые шторы. Яркие, желтые. Борис ненавидел желтый цвет, говорил, что это «цыганщина». А мне казалось, что в комнате поселилось солнце.
Он должен был приехать в пятницу вечером.
Я ждала. Сидела в кресле, одетая в то самое платье цвета пыльной розы. На столе стояла бутылка хорошего вина и один бокал.
Звонок в дверь. Требовательный, длинный. Потом стук.
— Галь! Открывай! Ключ не подходит! Что за ерунда?
Я сидела не шелохнувшись. Сердце колотилось, как у пойманной птицы. "Не бойся, — говорила я себе. — Ты у себя дома".
Телефон зазвонил. Борис.
Я сбросила.
Стук усилился.
— Галина! Ты там жива? Что происходит?!
Я подошла к двери. Посмотрела в глазок. Он стоял на площадке, красный, с чемоданом, набитым грязным бельем, и пакетом из дьюти-фри.
— Я сменила замки, Боря, — сказала я через дверь. Громко и четко.
— Чего? Ты с ума сошла? Открывай немедленно! Я устал с дороги!
— Твои вещи в гараже. Ключ от гаража у консьержки в первом подъезде.
— Какие вещи? Галя, прекрати этот цирк! Это не смешно!
— А я не шучу.
Повисла тишина. Он переваривал информацию.
— Ты что, выгоняешь меня? Меня?! Мужа?!
— Бывшего мужа, Боря. Или почти бывшего. Документы поданы.
— Да ты... да ты без меня сгниешь! Кому ты нужна, старая... — дальше пошел поток грязи. Той самой грязи, которая копилась в нем годами и прикрывалась маской «интеллигентного человека».
Я слушала. И мне не было больно. Было противно, как если бы я наступила в лужу.
— Уходи, Боря. Иначе я вызову полицию. Участковый — мой бывший пациент, он быстро приедет.
Он попинал дверь. Еще раз позвонил. Потом я услышала, как он выругался и потащил чемодан к лифту. Колесики грохотали по плитке.
ЧАСТЬ 7. Интрига раскрыта
Но он не ушел совсем. Через час он начал звонить Антону. Потом моим подругам. Он пытался поднять бурю.
— Она сошла с ума! У неё климакс! Ей нужна психиатрическая помощь!
Но Антон сказал ему: «Пап, поезжай в гараж. Там всё, что ты заработал».
Борис поехал в гараж. Я знала это, потому что мне пришло уведомление от охранной системы кооператива (да, я и это предусмотрела).
Я представила, как он открывает гараж. Там холодно. Пахнет бензином и пылью. Посреди гаража стоит гора черных мешков. А сверху, на старом верстаке, стоит та самая золотая коробка с красным бантом.
Я положила туда не только документы. Я положила туда чек за тот банкет. Чеки за его лечение в платной клинике год назад. Счета за коммуналку за пять лет.
И записку:
«Боря. В этой коробке — цена твоего комфорта, который ты принимал как должное. Ты хотел интригу? Интрига в том, как ты будешь жить дальше сам. Ключи от квартиры оставишь в коробке. Счастливого пути».
Вечером мне пришло сообщение. Одно слово:
«Стерва».
Я улыбнулась. Это был лучший комплимент. Значит, задело. Значит, дошло.
Я налила себе вина. Вышла на балкон. Город сиял огнями. Где-то там, в одной из хрущевок на окраине, где живет его мама, сейчас, наверное, разворачивается драма. Он жалуется, пьет корвалол, проклинает меня.
А я стояла и дышала. Воздух был вкусным. Холодным, осенним, но моим.
ФИНАЛ. Свет
Прошло полгода.
Развод оформили быстро. Борис пытался делить имущество, грозил судами, но, как выяснилось, делить было нечего. Всё, что было нажито — было нажито мной и оформлено на меня. Машина — старый «Форд» — досталась ему.
Он живет с мамой. Говорят, ищет новую жену, помоложе, которая будет ценить его «гений». Удачи ей.
А я... Я сделала ремонт в спальне. Выкинула старый диван. Купила огромную кровать с ортопедическим матрасом.
В прошлые выходные Антон привез внучку, пятилетнюю Машу.
Мы сидели с ней на кухне, пили чай с малиной.
— Бабушка, а где дедушка Боря? — спросила она.
— Дедушка Боря уехал искать приключения, — сказала я.
— А он вернется?
— Нет, милая.
— А тебе не грустно одной?
Я посмотрела на неё. На солнечные зайчики на желтых шторах. На свою любимую чашку, которую никто не требует «подать немедленно».
— Нет, Маша. Мне не грустно. Мне спокойно.
Вчера я шла с работы через парк. Осень, листья под ногами — такие же золотые, как та коробка. На скамейке сидел мужчина, читал книгу. Обычный, в очках, с добрым лицом. У него упала закладка. Я подняла.
— Спасибо, — он улыбнулся. — Вы любите Чехова?
— Люблю, — ответила я. — Особенно рассказы, где герои меняют свою жизнь.
Мы разговорились. Просто так. Ни о чем. Его зовут Михаил, он инженер. Он не подарил мне ни одной «гениальной идеи». Но он проводил меня до дома и на прощание просто пожал руку. Теплую, надежную руку.
Я поднялась в свою квартиру. Открыла дверь своим ключом.
Тишина встретила меня не пустотой, а уютом.
Я посмотрела на полку, где раньше стояла та злополучная коробка. Теперь там стояла ваза с простыми осенними астрами, которые я купила сама себе.
И я поняла: пустая коробка была самым ценным подарком в моей жизни. Она подарила мне меня.