Знаете, девочки, есть особый вид холода, который от погоды совсем не зависит. Он пробирает до костей, когда стоишь в коридоре собственной квартиры, переминаешься с ноги на ногу, словно двоечница перед директором, и пытаешься объяснить родному мужу, почему тебе не просто зябко, а до тошноты ледяно.
Я сверлила взглядом затылок Олега. Он сидел на пуфике, шнуровал свои модные кроссовки с подошвой цвета ядовитого лайма и даже ухом не вел.
— Марин, ну не начинай, а? — он с шумом выдохнул, будто я заставила его разгружать вагон с углем, а не попросила денег. — Ты же дома сидишь, а до магазина добежать всего пять минут. С коляской вокруг дома гуляешь — ну надень два свитера, капустой. В чем проблема-то?
В чем проблема? А в том, что «собачка» на моем пуховике, купленном еще в «доисторическую» эру, осталась у меня в руках. Синтепон внутри сбился в комки, и теперь куртка на ощупь напоминала старое одеяло из плацкартного вагона. На улице минус пятнадцать, ветер такой, что голуби на лету замерзают, а он мне про «капусту» рассказывает.
— Олег, — я выдавила из себя, стараясь не сорваться на визг. — У меня нет двух свитеров. У меня есть одна кофта, которая уже светится на локтях. Мне нужна куртка. Обычная. Я видела в дисконте за пять тысяч...
— Пять тысяч? — он наконец соизволил поднять глаза, в которых плескалось искреннее, детское непонимание. — Мариш, у нас сейчас режим ЧС в бюджете. Я же говорил, что стойки стабилизатора стучат. Потерпи месяц. Весна скоро, грачи прилетят.
Он чмокнул меня в щеку — сухо, словно печать в паспорте шлепнул, и ушел. А я осталась стоять с оторванным замком в руке.
Кстати, маленькое отступление не по теме: вы замечали, что у мужчин «режим ЧС» в бюджете всегда наступает именно тогда, когда жене нужны сапоги, но волшебным образом выключается, если им приспичит купить новую «игрушку»? Вечером курьер привез коробку. Глянцевую, тяжелую. Игровые наушники. Цена на чеке, который Олег небрежно бросил на тумбочку — 19 990 рублей.
Часть 1: Ледяной плен
Вы когда-нибудь чувствовали себя мебелью? Не дорогой антикварной, с которой пылинки сдувают, а старой тумбочкой, которую и выкинуть жалко, и чинить лень.
Я натянула этот проклятый пуховик и застегнула его на булавки. Да-да, на обычные английские булавки, потому что гулять с Димкой надо. Педиатр у нас строгая, сказала: «Гулять в любую погоду, иначе бронхит не победим».
Мы вышли во двор. Ветер ударил в лицо мокрой тряпкой. Я кутала нос в шарф, пахнущий шкафом и нафталином, толкала коляску через серую кашу под ногами, которая напоминала прокисший творог.
Мимо проплыла соседка, Лена из второго подъезда. В новой парке цвета переспелой вишни, с богатым мехом на капюшоне. От нее пахло дорогими духами и уверенностью.
— Маришка, привет! — пропела она, даже не сбавляя шага. — Чего такая синяя? Не заболела?
— Нормально, — буркнула я, прижимая локтем полу куртки, где предательски блестела сталь булавки.
Стыд был горячим, как кипяток. Я, взрослый человек, главбух в прошлом, теперь стою здесь, скрепленная канцелярскими принадлежностями, словно поделка первоклассника. Димка в коляске завозился и захныкал, видимо, ему передалась моя трясучка.
Я наклонилась к нему, и одна булавка с щелчком расстегнулась, уколов меня прямо в живот. Резко, больно, до искр в глазах.
«Ты сидишь в декрете. Ты ничего не делаешь». Эта фраза крутилась в голове, как навязчивая рекламная песенка.
Часть 2: Звукоизоляция совести
Вечер наступил предательски быстро. Олег пришел домой сияющий, как начищенный самовар, с коробкой пиццы (на которую «режим ЧС» не распространялся) и с той самой черной коробкой.
— Мариш, зацени! — он распаковывал гаджет дрожащими от вожделения руками. — Это не звук, это космос. Теперь я буду слышать, как противник перезаряжается на другом конце карты.
Он надел их. «Уши» пульсировали ядовито-синим неоном, делая мужа похожим на киборга из дешевой фантастики.
— Олег, — позвала я.
Тишина.
— Олег! — гаркнула я так, что кот, спавший на батарее, подпрыгнул.
Ноль реакции. Шумоподавление работало безупречно, отсекая не только звуки выстрелов в игре, но и плач ребенка, свист чайника и, кажется, остатки совести моего супруга.
Я подошла и дернула его за плечо. Он аж подскочил, стягивая один наушник:
— Ты чего крадешься, как ниндзя? Я же тестирую!
— Ты купил игрушку за двадцатку, — я говорила тихо, но внутри меня разгорался лесной пожар. — А мне утром пел про стойки стабилизатора.
— Ой, ну началось, — он закатил глаза так, что видны были только белки. — Марин, не путай теплое с мягким. Это для разгрузки мозга. Я пашу как вол, мне надо стресс снимать. А куртка твоя... ну отнеси в ремонт, пусть молнию вошьют. Рублей триста выйдет. Ты же все равно дальше песочницы не ходишь.
— Я хожу гулять с твоим сыном! Я мерзну, как собака дворовая!
Олег поморщился, словно от зубной боли, снова натянул наушник и отвернулся к монитору.
— Не истери. Я тебя не слышу. Включаю режим «глухой обороны».
Часть 3: Ночная арифметика
Ночью, когда он уснул, сладко причмокивая (видимо, во сне он спасал галактику), я сидела на кухне. Лампочка тускло мигала, действуя на нервы. Передо мной лежал калькулятор и стопка чеков, похожая на колоду карт, в которой мне никогда не выпадают козыри.
Кстати, вот вам еще наблюдение: мужья часто думают, что продукты в холодильнике размножаются почкованием, а бытовая химия растет на деревьях в ванной.
Я смотрела на цифры: ипотека, квартплата, памперсы (которые стоят как крыло от самолета), бензин.
Деньги были. Просто в голове Олега мои потребности стояли где-то между покупкой нового коврика для мыши и благотворительным взносом в фонд защиты тушканчиков. То есть в самом низу списка.
Я потерла место укола на животе, где уже вздулась маленькая красная шишка. Посмотрела в черное окно, откуда на меня глядела усталая тетка с серым лицом. Где та Марина, которая сводила баланс за ночь и смеялась так, что стекла дрожали? Её сожрал быт и муж, решивший, что декрет — это такой затяжной отпуск "ол инклюзив", только без моря и коктейлей.
Часть 4: Визит генерала в юбке
Суббота началась не с кофе, а с требовательной трели домофона.
— Открывайте, налоговая! — голос Тамары Павловны, моей свекрови, прозвучал бодро и немного угрожающе.
Олег скривился, будто лимон проглотил целиком. Плакал его день в «виртуале».
Тамара Павловна вплыла в квартиру, как атомный ледокол во льды Арктики. От нее пахло морозом и ванильной сдобой. В руках баулы с банками и пирогами.
— Так, молодежь, докладывайте обстановку! — она окинула нас рентгеновским взглядом. — Марина, ты чего такая прозрачная? Тебя ветром не сдувает?
— Не сдувает, Тамара Павловна, я камни в карманы кладу, — попыталась отшутиться я, забирая у неё тяжеленные сумки.
Свекровь у меня — кремень. В девяностые челночила, таскала на себе тюки из Турции, чтобы детей поднять. Характер — гремучая смесь бульдозера и ювелира. Олега любит безумно, но видит его насквозь.
Она прошла в зал, заметила светящиеся «уши» на столе.
— Ого, космопорт построили? — хмыкнула она.
— Мам, это про-фес-си-о-наль-ные! — Олег тут же распушил хвост. — Звук чистейший.
Тамара Павловна ничего не ответила, только бровь приподняла и пошла на кухню. Я резала хлеб, пряча руки, ведь кожа на них была красная, шершавая, в цыпках. Мороз не щадит, даже если мажешься кремом трижды в день.
Свекровь вдруг перехватила мою руку. Её ладонь была жесткой, горячей.
— Это что за наждачка? — процедила она, разглядывая мои костяшки. — Перчатки потеряла?
— Нет... Холодно просто, — прошептала я.
— А куртка где? В прихожей висит то пальто, в котором ты еще беременная ходила. Оно ж тонкое, как папиросная бумага.
Я промолчала, уткнувшись взглядом в хлебные крошки.
Часть 5: Показательные выступления
За обедом Олег был королем стола. Разглагольствовал о своих проектах, о том, как он устает стратегически мыслить.
— Вот эти наушники, мам, это инвестиция в здоровье! Я отключаюсь от мира, мозг перезагружается. Нервы — это ресурс!
Тамара Павловна жевала пирожок с капустой и смотрела на сына так, как энтомолог смотрит на интересного жука.
— Ресурс, говоришь? — переспросила она. — А у Марины ресурс откуда берется? Из воздуха?
Олег поперхнулся компотом.
— Да ладно тебе, мам. Она же дома. Поспала с мелким, поела, погуляла на свежем воздухе. Санаторий, а не жизнь.
Я сжала вилку так, что она чуть не согнулась. Хотелось встать и надеть ему тарелку с супом на голову. Вместо короны.
— Санаторий... — задумчиво протянула свекровь. — Марина, а принеси-ка свою куртку. Ту самую, санаторную.
— Мам, да зачем? — напрягся Олег.
— Неси! — рявкнула она так, что мы оба вздрогнули.
Я принесла и положила на стул это убожество. Булавки сверкали при свете люстры, как ордена за нищету.
Тамара Павловна пощупала тонкую ткань, щелкнула ногтем по булавке.
В кухне стало тихо. Не просто тихо, а ватно, душно. Слышно было только, как в холодильнике булькает фреон да тикают часы, отсчитывая секунды до взрыва.
Часть 6: Суп из наушников
— Отдыхает, значит, — тихо, почти шепотом произнесла Тамара Павловна.
Она резко встала, схватила со стола наушники, и Олег даже рот раскрыть не успел.
— Мам, эй! Положи, они хрупкие!
Свекровь подошла к плите, где в огромной кастрюле еще парил свежий борщ. Жирный, красный, наваристый. Она занесла руку с гаджетом прямо над варевом. Пар жадно лизнул мягкие амбушюры.
— Мама! — Олег вскочил, опрокинув табуретку. — Ты с ума сошла?! Это двадцать штук!
— Двадцать штук? — голос Тамары Павловны стал холоднее жидкого азота. — А почки твоей жены сколько стоят? А её женское здоровье? А уважение к матери твоего сына — оно почем нынче на бирже?
— Мам, не надо! Я куплю ей куртку, клянусь!
— Купишь? — она держала руку над паром, и пластик начал запотевать. — Ты, сынок, забыл, как я в дырявых сапогах ходила, чтобы тебе «Денди» купить? Я думала, мужика ращу, а выросло... потребительское недоразумение.
Она повернулась ко мне:
— Марина, одевайся.
— Куда?
— В торговый центр. Мы едем одевать тебя так, чтобы ни одна зараза больше не сказала, что ты мерзнешь.
— Я денег переведу! — Олег суетливо схватил телефон.
— Нет, — отрезала свекровь. — Деньги ты дашь, но выбирать будем мы. А ты остаешься за главного. Памперсы менять умеешь? Вот и вспомнишь. И борщ... — она наконец убрала наушники от кастрюли и с брезгливостью бросила их ему на колени, — борщ разогрей.
Часть 7: Наследство и последствия
В такси Тамара Павловна молчала, глядя в окно, а я видела, как у неё ходуном ходят желваки.
В магазине она повела меня не в масс-маркет, а в отдел с качественными финскими пуховиками.
— Выбирай самую теплую. И чтобы цвет был — огонь! Хватит серой мышью ходить.
— Тамара Павловна, это же ползарплаты Олега...
— Цыц! — она посмотрела на меня строго, но в уголках глаз собрались морщинки улыбки. — Марин, ты прости. Упустила я его где-то. Жалела, безотцовщина же... Вот и вырос эгоист. Исправлять будем.
Мы купили парку цвета глубокого штормового океана. Плотную, непродуваемую, с капюшоном, в котором можно пережить ядерную зиму. Надев её, я впервые за месяцы почувствовала себя человеком, а не набором функций.
Когда вернулись, дома было подозрительно тихо. Димка спал, а Олег сидел на кухне. Наушники валялись в углу стола, выключенные и забытые. Вид у мужа был, как у побитой собаки, которую выгнали под дождь.
Тамара Павловна села напротив, положила тяжелые руки на стол.
— Слушай сюда, сын. Дачу в Сосновке помнишь? Где ты баньку с бильярдом мечтал поставить?
Олег кивнул, сглотнув.
— Так вот, если я еще раз увижу на Марине рванье или услышу про «курорт» в декрете, дача уйдет в фонд помощи бездомным котам. Ты меня знаешь. Я баба дурная, я сделаю.
Олег побледнел, ведь он знал, что мать не блефует.
— Мам, я понял. Я правда... берега попутал.
— Жене скажи.
Часть 8: Перезагрузка
Олег подошел ко мне. Я стояла в новой парке, не желая её снимать, будто это была броня. Он посмотрел мне в глаза, и впервые я не увидела там скуки. Там был страх. Страх потерять не дачу, нет, а страх, что он вдруг увидел себя со стороны и ужаснулся.
— Мариш... прости. Я идиот.
Он потянулся обнять, но я сделала шаг назад. Нельзя прощать так быстро, ведь шрамы от булавок заживают дольше, чем дырки на ткани.
— Наушники сдай, — сказала я ровно, без эмоций. — Нам нужен зимний комбез Димке и курс массажа.
Олег замер, посмотрел на свою мечту, потом на мать, которая выразительно постукивала костяшками по столу.
— Ладно. Завтра сдам.
Вечером, когда свекровь уехала, Олег драил посуду молча, без музыки.
Я укладывала сына и думала: сегодня мы выиграли битву. Но война с эгоизмом — дело долгое. Я достала телефон и открыла сайт с вакансиями. «Бухгалтер на удаленку».
Я больше никогда не буду просить. Я буду требовать. Но главное — я сделаю так, чтобы у меня всегда были свои пять тысяч. На всякий случай.
Финал
Через неделю я взяла первого клиента на ведение ИП. Деньги небольшие, но это были мои деньги.
Олег наушники не сдал, а продал коллеге. Купил Димке самый крутой комбинезон, «как у космонавта», и огромный конструктор. Он стал тише, внимательнее, и каждый раз, когда я надеваю синюю парку, он отводит взгляд. Стыдно.
И это отлично. Стыд — как йод: жжет, но лечит.
Мы не развелись, ведь ломать — не строить. Но теперь в нашем доме правила другие. Нет «сидящих дома». Есть работающие мамы и работающие папы. И у каждого есть право на тепло.
И знаете... кажется, весна все-таки наступила. Не на календаре, а где-то там, под ребрами, где раньше ныло от обиды.