Я замерла с наполовину разрезанным тортом в руках. Нож звякнул о фаянсовое блюдо, и этот звук показался мне громче, чем радостные вопли детей в соседней комнате.
В гостиной моей свекрови, Галины Петровны, пахло дорогими духами золовки и моим фирменным жаркое, которое я готовила три часа, потому что у самой «мамы» болела спина. Мы праздновали двойной день рождения: моему Пашке и племяннику Владику исполнилось по десять лет, с разницей всего в неделю.
На столе перед Владиком лежал новенький, в заводской пленке, планшет последней модели. Тот самый, о котором мечтал любой мальчишка в классе. Владик уже рвал упаковку, не говоря ни «спасибо», ни «здравствуйте», его лицо сияло хищным восторгом.
А перед моим Пашкой лежал полиэтиленовый пакет. Внутри — набор шерстяных носков (в июне!) и плитка шоколада «Алёнка».
— Галина Петровна, — тихо, стараясь не сорваться на крик, спросила я. — Это как понимать? Мы же договаривались... Мы думали, подарок будет общим, или хотя бы равноценным. Пашка так ждал конструктор...
Свекровь отхлебнула чай, поправила накрахмаленную салфетку и посмотрела на меня своим фирменным взглядом — поверх очков, как на пустое место.
— А что тебя не устраивает, Леночка? Носки — вещь полезная, он у тебя вечно сопливый ходит. А техника — это дорого.
— Владику вы подарили планшет за сорок тысяч, — мой голос дрогнул. — А Паше — носки за двести рублей. Они же оба ваши внуки. Они же сидят за одним столом.
Галина Петровна громко поставила чашку на блюдце.
— Не считай чужие деньги, милая. Твой ребенок обойдется без планшета, у него фантазия богатая, пусть книжки читает. А вот племяннику нужно развиваться! Владик — мальчик с запросами, ему в ногу со временем идти надо. И вообще, — она понизила голос, кивнув на моего мужа, который трусливо уткнулся в тарелку, — кто на что заработал, тот то и получает.
В этот момент я поняла: дело не в планшете. Дело в том, что нас здесь не просто не любят. Нас здесь держат за обслуживающий персонал для «настоящей» семьи. Я посмотрела на сына, который из вежливости прижимал к груди колючие носки и пытался не заплакать, и внутри меня что-то оборвалось.
ЧАСТЬ 1. Бухгалтерия предательства
Домой мы ехали в тишине. Пашка уснул на заднем сиденье старенького «Форда», обняв свой пакет с носками, и этот вид разрывал мне сердце. Сергей, мой муж, вцепился в руль так, что побелели костяшки. Он молчал, чувствуя, что буря не просто близко — она уже здесь, в салоне машины.
— Ты знал? — спросила я, глядя на мелькающие за окном огни спального района.
— Лен, ну что я мог сделать? — Сергей дернул плечом. — Мама решила сделать подарок. Это её деньги, её право.
— Её деньги? — я усмехнулась. — Серёжа, твоя мама живет на пенсию пятнадцать тысяч. Жанна, твоя сестра, не работает третий год, «ищет себя». Её муж перебивается случайными заработками. Откуда у Галины Петровны сорок тысяч на планшет?
Сергей промолчал. Мы подъехали к подъезду, он заглушил мотор, но выходить не спешил.
— Лен, не начинай.
— Откуда деньги, Сережа?
— Я занял ей, — выдохнул он, глядя в лобовое стекло. — Она сказала, на зубы надо. Протезирование, мост какой-то сложный. Плакала, говорила, жевать нечем. Я снял с нашего накопительного.
Меня словно ледяной водой окатили. Накопительный счет. Тот самый, куда мы откладывали по копейке на ремонт детской и отпуск, который не видели три года. Я работаю медсестрой на полторы ставки, беру ночные дежурства, таскаю судна за тяжелыми больными, чтобы мы могли хоть что-то скопить. А он отдал всё матери. На «зубы». Которые оказались планшетом для избалованного сына сестры.
— Ты отдал наши деньги, — медленно проговорила я. — Чтобы твоя мать унизила твоего же сына на его день рождения? Ты понимаешь, что она купила подарок любимому внуку за счет нелюбимого?
— Она обещала отдать! — жалко огрызнулся муж.
— С чего? С пенсии? Или Жанна отдаст? Сережа, очнись! Тебя развели как мальчишку!
— Не смей так говорить про мою мать! — он ударил ладонью по рулю. Пашка сзади завозился и всхлипнул во сне.
Мы поднялись в квартиру как чужие люди. Я уложила сына, а сама пошла на кухню. В голове крутилась фраза свекрови: «Племяннику нужно развиваться». Я достала телефон и открыла банковское приложение. Счёт был пуст. Ноль. Всё, что я откладывала полгода, ушло на то, чтобы Владик мог играть в "стрелялки".
Утром я приняла решение. Я больше не буду удобной. Я не буду понимающей.
Я зашла на кухню, где Сергей угрюмо пил растворимый кофе.
— Значит так, — сказала я ледяным тоном. — Раз твоя мама считает, что Паша обойдется, то и мы обойдемся без помощи твоей маме.
— В смысле? — он поперхнулся.
— В прямом. Больше никаких сумок с продуктами по выходным. Никакой оплаты её коммуналки, которую мы тянем уже два года. И никаких «дай тысячу до пенсии». Пусть ей Жанна помогает. Или Владик своим планшетом.
— Ты не можешь так поступить, она пожилой человек!
— Она не пожилой человек, Сережа. Она расчетливый манипулятор. И ты должен выбрать: либо ты муж и отец, либо ты спонсор капризов своей сестры и матери.
Сергей вскочил, опрокинув стул.
— Ты меркантильная! Ты всё измеряешь деньгами!
— Нет, Сережа. Я измеряю всё любовью. А её в той квартире для нас нет.
Вечером, когда я вернулась со смены, чемодан Сергея стоял в прихожей. Он сидел на пуфике, опустив голову.
— Мама звонила. У неё давление подскочило из-за твоего вчерашнего скандала. Я поживу у неё пару дней, пока ей не станет легче.
Я посмотрела на него с жалостью. Он всё ещё верил.
— Иди, — сказала я. — Только карточку оставь. Ту, на которую приходит моя зарплата.
Дверь за ним захлопнулась. Я осталась одна с сыном и ипотекой, но впервые за долгое время почувствовала, что дышать стало легче.
ЧАСТЬ 2. Разделение миров
Прошел месяц. Июль в городе выдался душным, плавящим асфальт. Сергей так и не вернулся — «маме всё ещё плохо», писал он в сухих смс. На самом деле, как доносили общие знакомые, он просто переехал в старую детскую, потому что Жанна с мужем и Владиком оккупировали большую комнату свекрови.
Пашка переживал. Он не спрашивал про отца впрямую, но стал тихим, замкнутым.
— Мам, — спросил он однажды за ужином, ковыряя вилкой макароны. — А почему бабушка Галя сказала, что Владику нужнее? Я что, глупый?
У меня сжалось сердце.
— Нет, родной. Ты самый умный. Просто... некоторые люди не умеют любить всех одинаково. Это их беда, а не твоя вина.
— А папа? Он тоже так думает?
— Папа просто запутался, Паш. Ему нужно время.
Вместо планшета и моря, которых мы лишились из-за «зубов бабушки», я записала Пашку в бесплатный городской лагерь при Доме техников. Это было старое советское здание, где пахло канифолью и деревом. Пашка сначала упирался, но уже через три дня прибежал с горящими глазами.
— Мам! Мы там робота собираем! Из лего, но с моторами! Сан Саныч сказал, у меня инженерное мышление!
Пока мой сын учился паять и программировать простейшие схемы, жизнь в квартире свекрови кипела по другим законам. Я знала это, потому что Сергей иногда звонил — просить денег.
— Лен, ну переведи пару тысяч. Жанне на продукты не хватает, у Владика экран треснул, починить надо, он истерит.
— У меня нет денег, Сережа. Я купила Паше кроссовки.
— Ты эгоистка! Мать болеет!
— Как «давление»? Всё ещё двести на сто?
— Да! Она встать не может!
Я знала, что это ложь. Вчера моя коллега видела Галину Петровну на рынке. Она бодро торговалась за черешню и тащила две тяжелые сумки. «Больная» женщина так не бегает.
Но настоящий удар был впереди. В середине июля мне позвонила классная руководительница Паши и Владика (они учились в параллельных классах одной школы).
— Елена Викторовна, тут такое дело... Я не знаю, как сказать. Вы в курсе, что Владик всем в школьном чате рассказывает?
— Нет, я туда не захожу. Что случилось?
— Он выложил фото вашего Паши. Старое, где он в деревне в смешных шортах. И подписал... в общем, гадко подписал. Что-то вроде «Нищеброд в обносках, пока я с айпадом». И дети смеются.
Я почувствовала, как кровь приливает к лицу. Это было уже не просто семейное свинство. Это была травля.
Вечером я показала скриншоты Паше. Он покраснел, губы задрожали.
— Это Владик?
— Да.
— За что? Я же ему свои модели давал поиграть...
— Паш, послушай меня. Слабые люди самоутверждаются за счет других. Владику дали дорогую игрушку, но не дали воспитания. Это не делает его крутым. Это делает его жалким.
На следующий день я пошла не к свекрови, а сразу к Жанне. Я поймала её у подъезда, когда она выходила из такси.
— Твой сын травит моего в интернете, — сказала я без предисловий, показывая телефон.
Жанна закатила глаза, поправляя солнечные очки.
— Ой, Лена, вечно ты драматизируешь. Это дети, они шутят. У Владика сейчас сложный период, переходный возраст начинается. Ему нужно самовыражаться.
— Самовыражаться, унижая брата? Галина Петровна это видела?
— Мама сказала, что Пашке полезно закалять характер. И вообще, не завидуйте. Если у вас нет денег на нормальные вещи, это ваши проблемы.
— Хорошо, — кивнула я. — Запомни этот разговор, Жанна. Запомни хорошенько.
В тот вечер я заблокировала номера свекрови и Жанны. Сергею написала одно сообщение: «Увидишь сына, когда начнешь его защищать».
ЧАСТЬ 3. Закон бумеранга
Август принес жару и неожиданные новости. Сан Саныч, руководитель кружка, позвонил мне лично.
— Елена, у вашего парня талант. Мы едем на областные соревнования по робототехнике. Нужно согласие и небольшой взнос на детали.
Я нашла деньги. Пашка сиял. Он забыл про планшет, он строил "марсоход".
А в "королевстве" свекрови начинались проблемы. Сергей пришел ко мне на работу, в больницу, бледный и осунувшийся. Халат на нем висел, под глазами залегли тени.
— Лен, можно поговорить?
Мы вышли в больничный сквер.
— Жанна с мужем разругались, — буркнул он. — Он ушел. Она теперь одна с Владиком у нас... у мамы.
— И?
— Денег не хватает катастрофически. Владик разбил тот планшет. Требует новый, орет дурниной, кидается вещами. Мама плачет. Жанна не работает, говорит, у неё депрессия.
— А ты?
— А я работаю на трех работах, Лен! Я устал! Я сплю на раскладушке на кухне, потому что Владику нужна комната!
— Так возвращайся домой, — просто сказала я. — Но на моих условиях. Твоя зарплата — в семью. Ни копейки туда без моего ведома.
Он поморчал.
— Я не могу их бросить. Мама говорит, что мы обязаны помочь сестре. Женщине одной тяжело.
— А мне не тяжело? — тихо спросила я. — Я тоже женщина, Сережа. И я тоже одна. Благодаря тебе.
Он ушел, сгорбившись. Мне было его жаль, но жалость — плохой советчик. Я знала: пока он сам не достигнет дна, он не оттолкнется.
Дно наступило через неделю.
Звонок раздался в два ночи. Это была не свекровь и не Сергей. Это была соседка свекрови, тетя Валя.
— Лена! Приезжай скорее! Там скорая, полиция! Ор стоит такой, что стены трясутся!
— Что случилось?!
— Владик толкнул Галину Петровну! Она упала, не встает! А Жанна орет на врачей, что они ковер топчут!
Я подхватилась, накинула куртку поверх пижамы. Пашку оставила спать одного, заперев дверь.
Когда я вошла в квартиру свекрови, там пахло корвалолом и перегаром. Галина Петровна лежала на диване, бледная как мел. Нога неестественно вывернута. Врачи скорой, уставшие мужики, заполняли бумаги.
Жанна сидела в кресле с бокалом вина, растрепанная.
— Подумаешь, толкнул! — визжала она. — Он ребенок! Он расстроился! Она сама под ноги лезла со своим супом!
Сергей стоял в углу, прижав руки к голове. Он смотрел на мать, потом на сестру, потом на племянника, который сидел в углу и... играл в телефоне.
— Что с ней? — спросила я врача.
— Похоже на перелом шейки бедра. Возраст, остеопороз. Нужна госпитализация, операция, потом долгий уход. Лежачая она теперь надолго.
Галина Петровна открыла глаза. Увидела меня.
— Лена... — прошептала она. — Пить...
Жанна фыркнула:
— Мам, не начинай театр. В больнице попьешь.
Я прошла на кухню, налила воды. Поднесла стакан к губам свекрови. Она пила жадно, проливая на подбородок. В её глазах, всегда таких колючих и надменных, впервые плескался животный страх.
— Кто поедет сопровождающим? — спросил врач.
Все посмотрели на Жанну.
— Я не могу! — взвизгнула она. — У меня ребенок! У меня стресс! Сережа, поезжай ты!
Сергей посмотрел на меня. В его глазах была мольба.
— Я поеду, — сказала я холодно. — Я медик, я знаю, что делать. Но это в последний раз, Галина Петровна. Запомните это.
ЧАСТЬ 4. Цена стакана воды
Следующие две недели превратились в ад. Но не для меня. Для Жанны.
Галину Петровну прооперировали. Я договорилась с хирургами (старые связи), ей поставили хороший штифт, бесплатно, по квоте. Но нужен был уход. Менять памперсы, переворачивать, кормить с ложки первое время.
Я сразу сказала Сергею:
— Я помогла как медик. Дальше — сами. У неё есть дочь. Любимая дочь. Пусть отрабатывает любовь.
Сергей вернулся домой ко мне через два дня после операции матери. Он просто пришел с чемоданом, молча поставил его в коридоре и сел на пол.
— Я не могу там, Лен. Жанна... она чудовище. Она не хочет мыть мать. Она говорит, что её тошнит. Мама лежит в грязном, плачет, а Жанна закрылась в комнате и смотрит сериалы. Влад орет, требует жрать.
Я смотрела на мужа и видела, как спадает пелена с его глаз.
— А ты что?
— А я помыл. И приготовил. Но я не могу быть там круглосуточно, мне работать надо.
— Значит, пусть нанимают сиделку.
— У Жанны нет денег.
— Пусть продаст планшет Владика, — жестко сказала я. — Или свои золотые сережки, которые мама ей дарила на каждый юбилей.
Мы не дали денег. Это было самое трудное решение в моей жизни — знать, что человек страдает, и не вмешиваться. Но я понимала: если я сейчас вмешаюсь, они никогда не поймут.
Сергей ездил к матери по вечерам. Возвращался серый.
— Она просит прощения, — сказал он однажды. — Мама. Она плачет и спрашивает, где Жанна. А Жанна не заходит к ней в комнату. Говорит, там «воняет старостью».
Тем временем Пашка вернулся с соревнований. Второе место по области! Он привез грамоту и... странную конструкцию из пластика и проводов.
— Что это? — спросила я.
— Это манипулятор, — объяснил сын. — «Хваталка». Чтобы можно было брать предметы, не нагибаясь и не вставая. Сан Саныч помог доработать.
— Зачем тебе это?
— Я подумал... папа сказал, бабушка не может вставать. Ей, наверное, трудно дотянуться до воды или пульта. Я для неё сделал.
Я чуть не разрыдалась. После всего, после «носков», после унижений — он сделал для неё устройство, чтобы облегчить ей жизнь.
— Ты хочешь к ней поехать? — спросила я.
— Ну да. Она же бабушка.
ЧАСТЬ 5. Очная ставка
Мы приехали в квартиру свекрови в субботу утром. Дверь открыла Жанна — в засаленном халате, с опухшим лицом.
— Явились, спасатели, — процедила она. — Ну проходите, любуйтесь.
В квартире стоял тяжелый, спертый запах. В коридоре валялись кроссовки Владика. Сам «золотой внук» сидел на кухне и долбил ложкой по столу, глядя в телефон.
— О, нищеброд пришел, — буркнул он, увидев Пашу.
Паша ничего не ответил. Он прошел мимо, в комнату бабушки.
Галина Петровна лежала на кровати. Она похудела килограммов на десять. Седые волосы спутались. Когда она увидела нас, она попыталась натянуть одеяло повыше, стыдясь своей беспомощности.
— Лена... Паша... — её голос дрожал.
Паша подошел к кровати.
— Привет, ба. Я тебе тут штуку привез. Смотри.
Он показал, как работает манипулятор. Нажал кнопку — клешня сжала стакан с водой на тумбочке и поднесла его ближе.
— Это чтобы ты не просила никого, — серьезно сказал он.
Галина Петровна смотрела на пластиковую клешню, как на драгоценность Фаберже. Потом перевела взгляд на внука. Слезы покатились по её морщинистым щекам, оставляя светлые дорожки на серой коже.
— Пашенька... А где Владик? Он дома?
— Он на кухне, ба, — сказал Паша. — Играет.
— Я звала его... час назад. Воды просила. Он сказал «сейчас» и не пришел.
В этот момент в комнату вошла Жанна.
— Что вы тут устроили? Панихиду? Мама, тебе памперс менять надо, а мне некогда, у меня ноготь сломался!
Сергей, который стоял за моей спиной, вдруг шагнул вперед. Он подошел к сестре и тихо, страшно сказал:
— Собрала вещи.
— Что? — Жанна опешила.
— Собрала вещи. Взяла своего сына. И вон отсюда.
— Ты не имеешь права! Это квартира мамы! Мама, скажи ему!
Галина Петровна подняла голову. В её глазах больше не было обожания к дочери. Там была боль и страшная, ледяная ясность.
— Уходи, Жанна, — прохрипела она. — Сережа прав. Уходи. Ты получила всё, что хотела. А стакан воды мне подал тот, кому я пожалела конфету.
ЧАСТЬ 6. Работа над ошибками
Жанна устроила истерику, но Сергей был непреклонен. Он выставил её за дверь вместе с вещами и орущим Владиком, который требовал не забыть зарядку.
Когда дверь захлопнулась, в квартире наступила звенящая тишина.
— Простите меня, — сказала свекровь в пустоту потолка. — Господи, как же я ошиблась.
Мы не переехали к ней, но установили дежурство. Сергей ночевал там через день. Я приходила делать уколы и массаж. Но главным лекарем стал Паша.
Он приходил после школы. Не сидел в телефоне. Он читал ей книги. Рассказывал про роботов. С помощью своего манипулятора учил её разрабатывать руку.
— Ба, ты должна стараться, — говорил он строго, как маленький доктор. — Движение — это жизнь.
Однажды я пришла и услышала их разговор.
— Паш, а почему ты не злишься на меня? — спрашивала Галина Петровна. — Я же тебя обидела. Планшет этот проклятый...
— Мама говорит, что обижаться — это как пить яд и ждать, что умрет другой, — ответил сын. — И потом, тебе же больно. Когда человеку больно, на него нельзя злиться.
Я стояла в коридоре и плакала. Мой сын, выросший без дорогих гаджетов, без бабушкиной ласки, вырос Человеком. А тот, в кого вливали ресурсы, вырос потребителем.
Процесс восстановления был долгим. Полгода ушло на то, чтобы Галина Петровна встала на ходунки. Жанна за это время позвонила один раз — попросить денег. Сергей послал её, впервые в жизни жестко и без сомнений. Говорят, она уехала к какому-то новому ухажеру в другой город, оставив Владика своей свекрови (другой бабушке), которая тоже уже выла от него.
ЧАСТЬ 7. Новые приоритеты
К Новому году Галина Петровна уже могла сама выходить на кухню.
Мы собрались за тем же столом. Те же люди, минус Жанна и Влад.
Атмосфера была другой. Не было напряжения. Не было попыток пустить пыль в глаза.
Галина Петровна достала из серванта конверт.
— Сережа, Лена. Это долг. Я продала дачу.
Мы с Сергеем переглянулись. Дача была её святыней.
— Мама, не надо...
— Надо. Я продала её неделю назад. Тут деньги, которые я занимала у Сергея на «зубы». И еще...
Она достала небольшую коробку.
— Паша, иди сюда.
Пашка подошел. Свекровь протянула ему коробку. Это был не планшет. Это был профессиональный набор инструментов для микроэлектроники. Дорогой, качественный, о котором он даже не мечтал вслух, только рассматривал картинки в интернете.
— Откуда ты знаешь? — выдохнул он.
— Я слушала, когда ты рассказывал про свои схемы, — улыбнулась она. — Я теперь внимательно слушаю.
— Спасибо, ба! — он обнял её осторожно, чтобы не повредить больную спину.
— И еще, — Галина Петровна посмотрела на меня. Взгляд был ясный, виноватый, но полный достоинства. — Лена. Спасибо, что не бросила. Хотя имела полное право. Ты воспитала замечательного сына. Я была слепа. Я думала, любовь — это баловать. А любовь — это быть рядом, когда трудно.
ЧАСТЬ 8. Финал: Свет в конце
Прошло два года.
Пашка учится в физико-математическом лицее. Его комната похожа на мастерскую.
Галина Петровна живет одна, но мы видимся каждые выходные. Она больше не делит внуков на сорта. Про Владика мы почти не слышим — знаем только, что он сменил три школы из-за поведения и состоит на учете в детской комнате полиции. Это горько, но это выбор его матери.
Мы сидим на кухне у свекрови. Она печет пироги — теперь сама, без боли.
— Знаешь, Лена, — говорит она, раскатывая тесто. — Я ведь благодарна Богу, что сломала тогда шейку бедра.
— Вы что такое говорите?
— Если бы не упала, я бы так и умерла дурой, уверенной, что Жанночка и Владик меня любят. А так... Я узнала цену всему. И поняла, что планшет можно разбить, деньги потратить, а вот стакан воды и доброе слово купить нельзя.
В дверь звонят. Это Сергей и Паша вернулись с прогулки. Смеются, что-то обсуждают.
Я смотрю на них, смотрю на свекровь, которая торопится вынуть противень, чтобы угостить «любимого внука» (теперь это звучит искренне), и понимаю: мы победили. Мы прошли через предательство и холод, чтобы построить семью заново. На этот раз — на прочном фундаменте.
Мораль проста: инвестировать нужно не в вещи, а в души. Потому что в старости тебя согреет не айфон последней модели, а рука того, кого ты научил любить и заботиться. И справедливость — она не в том, чтобы наказать виновных, а в том, чтобы каждый получил тот результат, который сам взращивал годами. Жанна получила одиночество. Мы — семью. И это самая честная математика жизни.