Марина.
Конечно же, мне не становится легче после того, как я признаюсь в своей измене. Так, а с чего это измена? Мы же разводимся, а значит, я просто сравняла счёты.
Зачем же я тогда рассказал обо всём Илье? Да всё банально просто, хотела, чтобы ему было также больно. Чтобы его воображени рисовало, как чужие руки, касаются моего тела, чтобы сны мучили сильнее, чем реальность, чтобы хотелось вернуться в прошлое и остаться там навечно. Хотела поделиться с ним своей шкурой. Просто, чтобы прикинул, примерил.
Вижу, как он побледнел. Как сжались его пальцы. Как в глазах мелькнуло то самое — дикое, животное непонимание, что это конец. Вижу, его внутреннюю борьбу. Он не верит в услышанное. Знаю, проходили.
- Как? – мотает головой, потому что слова даются тяжело.
Упиваюсь этим состоянием. Я превратилась в настоящую змею. Эта боль сделала меня не просто жёсткой, а жестокой!
- Как я могла? – продолжаю проворачивать нож.
А я могла. Легко. Потому что, когда тебя предали так, как предал он, внутри остаётся только яд. Или выплеснешь его на другого, или отравишься сам.
- У меня был хороший учитель!
Чувствую себя мерзко, грязно. Будто всё, что было ценно, потеряло всякий смысл. Словно я сама потерялась…
Пусть теперь представляет. Каждую ночь. Как другой мужчина касается этой родинки на пояснице, по которой он всегда проводил. Как другой слышит мой смех в подушку. Как другой... получает то, что он потерял.
И да, мне не легче. Пустота никуда не делась. Она теперь — мой постоянный спутник. Но теперь он тоже её чувствует. И в этом — моя маленькая, уродливая победа.
- Война без правил, дорогой. Ты начал первым.
Илья ничего не отвечает, ещё минуту стоит как вкопанный, а потом всё, что стояло на столе, летит на пол. Что-то стеклянное разбивается на мелкие кусочки, разлетаясь по всей комнате.
Я не шевелюсь. Не отвожу взгляд. Внутри — ледяное спокойствие. Я ждала этого. Хотела этого.
- Что за грохот, — не сразу узнаю голос сына. – Ма?
Сердце падает. Неужели он всё слышал. Не хочу, чтобы дети становились свидетелями наших разборок. Господи, стыдно то, как.
- Привет, — выходит слишком глупо. – Ты что тут делаешь? – отгоняю другие темы для разговора.
- Забавно, — осматривает осколки на полу. – Пришёл за советом, — поднимает взгляд на моего мужа.
Не знаю, зачем я вспомнила, что Илья до сих пор мне муж. Это уже ничего не значит.
- К человеку, — усмехается. – который в своих проблемах разобраться не может! – говорит это с упрёком. – Со своей бабой, — поворачивается ко мне и выставляет одну руку вперёд, а вторую прижимает к груди. – Прости, мам, — кивает. – Порешать не в силах.
- Не смей! – взрываюсь.
Илья может, и отвратительный муж, но как отец, он не заслужил подобного обращения.
- Ангелина ушла? – киваю, сама отвечая на свой вопрос. – Ну и правильно, — развожу руками. – Зачем ей взрослый ребёнок? Такой вот парадокс, вроде взрослый, а ещё мальчик! – если рубит правду, то всем, без исключений.
- Марин, — пытается сбавить мой градус, всё ещё муж.
- А что Марин? – развожу руками. – Что я должна за платочком сбегать? Сразу вырос в её глазах.
Макс замирает, поражённый. Его лицо, ещё минуту назад такое стойкое, теперь отображает детскую растерянность. Он смотрит на меня, потом на отца, будто впервые видит нас — двух израненных, озлобленных людей, превративших семью в поле боя.
- Ладно, — выдыхаю, чувствуя, как ком отступает от горла. – Всё наладится, — подхожу к сыну и хлопаю его по плечу. – Просто будь мужчиной и подумай не только о себе, — перевожу взгляд на Илью.
А, ведь благодарна ему за то, что было у нас. Благодарная за каждый день. За каждый, кроме того, злополучного. И скорей всего, не всплыви, правда, мы бы жили, как и раньше, точно так же как живут тысячи семей.
Собираюсь закончить разговор, пойти забрать свои вещи и уехать. Больше нет сил. Слёзы подступают, а душу разрывает. Чтобы мы не сказали, уже ничего не будет как раньше.
- Я оставлю тебе квартиру, — Илья бросает на меня короткий взгляд.
А после поднимает с пола свой пиджак, перешагивает через осколки и выходит из комнаты. Дверь закрывается беззвучно.
Макс смотрит на меня, и в его глазах — вопрос, на который у меня нет ответа.
Я медленно опускаюсь на пол среди битого стекла и плачу. Плачу о муже, которого потеряла. О семье, которую мы разрушили.
Илья даёт мне свободу, даёт развод. Так почему я не рада? Почему так больно?
Достаточно быстро я успокаиваюсь. Макс ничего не говорит. Но уверена, что сейчас в его голове творится полный хаус.
- Пошли, чай попьём, — растираю слёзы по щекам и поднимаю взгляд на сына.
Прекрасно понимаю, что это даже звучит глупо. Но почему-то кажется, что так правильно.
Встаю, иду на кухню, ставлю чайник и насыпаю заварку своего любимого чая. Сын сначала теряется, но потом тоже приходит. Стараюсь делать вид, что я в порядке. Что моя истерика — это мимолётная вспышка.
Макс пристально наблюдает за мной, пытаясь сконцентрировать взгляд. Скорее всего, у него жутко голова гудит, но он мужественно молчит. Есть вероятность, что завтра ему будет ещё хуже. Ставлю перед ним кружку, а сама сажусь напротив. Делаю глоток, горячий ароматный напиток приятно обжигает горло.
Смотрю на взрослого сына и совсем не понимаю, как мы оказались в такой… ситуации. Словно всё это происходит не со мной. Завтра я открою глаза, и всё будет хорошо. Моя размеренная, привычная жизнь потечёт в том же направлении.
- Ма, — выдыхает Макс. – У вас с папой всё? – с такой надеждой смотрит.
Мы же всю жизнь старались подавать им хороший пример. И что в итоге? От сына жена ушла, а дочь…
Всегда думала, что я сильная, меня ничем не сломать, а оказалось, что мастерски маскируюсь.
- Всё, — выдыхаю, душу приступ истерики в очередном глотке чая.
- И что ты делать собираешься? – кивает мне, играясь чайной ложкой в почти полном бокале чая.
- Не знаю, — пожимаю плечам. – Наверное, жить.
Макс прикусывает губу, а потом растирает лицо руками.
- А мне что делать, мам?
Вопрос хороший, но советчик из меня никакой. У меня в душе то шторм, то безразличная гладь.
- Макс, — выдыхаю. – Ты же узнаешь, что делать, — улыбаюсь. – Просто хочешь ответственность на меня переложить.
Встаю и треплю его жёсткие волосы, которые уже успели отрасти.
- Для начала подстричься, — усмехаюсь собственным словам. – Ну а если действительно её любишь, то просто не отпускай.
От этих слов стало так горько на душе. Любовь хуже сорняка, её не отравляет яд ненависти и нельзя выдернуть с корнем. Она всегда где-то в глубине нас. Я ненавижу Илью так же сильно, как и люблю. И это разрушает меня.
Мы ещё недолго сидим на кухне, вспоминаем какие-то моменты из прошлой, счастливой жизни. В основном из Максимкиного детства.
Когда оказываюсь в кровати, начинаю всем сердцем ненавидеть эту квартиру. Всё, каждая молекула напоминает мне о жизни, которой больше не будет. А огромная кровать кажется такой холодной и пустой, что хочется спрятаться, забиться в угол.
Сколько бы ни ворочалась, так и не смогла поспать. Лишь на несколько минут провалилась в сон, но измученное сознание тут же нарисовало мне уже не моего Илью в объятиях Кристины с малышом на руках.
Сколько женщин сломала любовь? И вот ты головой всё понимаешь, знаешь, как действовать, что говорить, как жить. А сердце показывает тебе и твоим планам такой кукиш, крутит такие выкрутасы, что всё перемешивается и ты остаёшься одна с поломанной душой.
С утра закидываюсь крепким кофе. Он хоть и не очень бодрит, но придаёт какую-то стабильность, иллюзию, что я держу всё под контролем.
Без раздумий сразу еду в больницу. Моя девочка должна в себя прийти, и мне просто необходимо быть с ней рядом. Но, к моему удивлению, в коридоре встречаюсь взглядом с Ильёй.
Он в той ж одежде, что и был вчера. Помятый, уставший и явно не сомкнувший этой ночью глаза. Он что, ночевал тут?
- Что-то с Дианой? – громко сглатываю, собравшись пробится в палату.
- Нет, но она ещё отдыхает, — держит дистанцию.
Это больно жалит, но оно и к лучшему. Так правильно.
- Нужно подумать, как ей сказать, — он сглатывает. – Что ей вырезали… там, — показывает на живот.
- Не сегодня! – твёрдо показываю свою точку.
- Ты хочешь молчать? Или врать ей? – напирает на меня.
Этот жест щёлкает в моей голове как тумблер, срывая все завесы. Грусть тут же сменяется злостью. Меня снова накрывает шторм.
- А что только тебе можно? У тебя привилегии? – сверлю его взглядом. Илья собирается что-то сказать, но я его перебиваю. – Или ты только мне можешь лгать?!
Чувствую, как внутри разрастается чёрная дыра, поглощающая всё хорошее.
Он сжимает ладони в кулаки. А я продолжаю стоять непоколебимо. Чего жду? Ответа?
- Ты серьёзно? – мотает головой. – Мы разговариваем не про нас с тобой, а про НАШУ ДОЧЬ, — делает акцент на последнем словосочетании, говоря намного громче, чем стоит, чем привлекает проходящую мимо медсестру, которая быстро теряет к нам интерес. – Ты сравняла счёт. Должна быть довольна.
- Нашу дочь? – хмыкаю. – Ты хотя бы себе не ври! – делаю шаг к мужу и тычу ему пальцем в грудь. – Что ты ей сейчас в таком состоянии хочешь сказать? – закипаю. – Что она больше никогда не сможет иметь детей? А ты знаешь, почему так вышло? Что, если она потом никогда себе не простит? Дай ей хотя бы прийти в себя, — злюсь всё сильнее, словно все нервы оголились. – И знаешь что! Может, по сексу на стороне мы и сравняли счёт, — мы пристально смотрим друг другу в глаза. Мужское дыхание обжигает кожу, а родной парфюм пробирается куда на подкорки моего сознания. – Но, точно не по предательству, — выплёвываю ему в лицо. – Я хотя бы не лгала тебе.
Жду красноречивых песен про ошибку и глупый выбор. Но то, что происходит дальше, заставляет меня забыть, как дышать.
Горячие губы накрывают мои. Пропустив все мои невнятные попытки отстраниться, властный, страстный поцелуй затягивает всё глубже.
Илья.
- Что переспала с другим мужчиной? – безжалостно.
- Что? – морщусь, в надежде, что мне это показалось.
- Да… Сравняла счёт! – холоднокровно разбивает моё сердце.
Выхожу из квартиры и иду куда глаза глядят. Этот день стал бесконечно длинным. Устал… Но в голове на повторе стоит признание жены.
Ночь. Фонари растягивают тени, сливая их в чёрные лужи на асфальте. Иду. Куда? Не знаю. Просто вперёд. Ноги сами несут, отмеряя шагами эту пытку.
Она была с другим…
Снова всплывает в голове и бьёт с такой силы, что кажется, что сердце просто вырвали из души.
Слова как нож, всаженный между рёбер и провёрнутый. Каждый вдох отдаётся болью.
Какой-то урод трогал её…
Продолжает моё же сознание меня добивать. Без жалости, настырно, делая как можно больнее.
В голове картинки. Чужие руки на её коже. На той самой, что я касался столько лет. Чужие губы... Нет. Я стискиваю зубы до хруста, пытаясь выжечь эти образы. Не помогает.
Сравняла счёт…
Горькая, ядовитая усмешка вырывается наружу. Да, я заслужил. Знал же, что рано или поздно... Но знать — одно. А услышать — совсем другое.
Я знал, что ей было больно, когда всё это вылезло. Но я и сам умер, когда всё рухнуло. Точнее, так думал. Вот теперь действительно умер.
Останавливаюсь у парапета набережной. Внизу чёрная вода, отражающая огни города. Тихая, холодная, безразличная.
Достаю телефон. Палец сам находит её номер в списке контактов. Любимая жена. Так и не переименовал. Не смог.
Набираю сообщение. Стираю. Снова набираю.
Смотрю на воду. И впервые за долгие годы позволяю себе тихо, по-мужски, без слёз, просто... постоять и потерпеть. Потому что другого выхода нет.
Заслужил – набираю на экране телефона, снова в чате с тем самым важным контактом. Опять же не отправляю. А зачем? Она знает. Я знаю. Вся вселенная знает.
Опускаюсь на холодный бетон. Телефон выскальзывает из пальцев и со звонким стуком падает на тротуар. Экран трескается, но не гаснет. Тот самый текст всё ещё светится сквозь паутину трещин.
Закусываю губу до крови. Соль и железо на языке. Всё тело болит, будто после долгой драки. А я и дрался. С ней. С собой. И проиграл вчистую.
Где-то внутри ещё теплится злость. На неё. На того, другого. Но она тонет в море собственной горечи. Потому что, правда — она как эта ночь. Холодная и беспощадная.
Я заслужил.
Вставать не хочется. Двигаться тоже. Просто сидеть и смотреть, как треснутый экран медленно тускнеет, пока совсем не погаснет.
Не знаю, сколько времени провёл вот так. Но в какой-то момент уверенность заставляет встать. Уверенность в том, что ещё не всё потеряно, в том, что я не имею права сдаваться. Это очередное испытание, которое мы пройдём с ней вместе. Плевать, что будет с компанией, с квартирой, и прочим, главное, чтобы наша семья была вместе.
Заселяюсь в первый попавшийся отель. Многие смотрят на меня косо, уверен, выгляжу я сейчас отстойно. Завтра в какой-нибудь газетёнке всплывёт очередное фото с моим подавленным видом. Но даже на это мне глубоко плевать.
Быстро принимаю душ и срываюсь к дочери в больницу. Водителя, я давно отпустил, поэтому пришлось ехать на такси. Таксист, попался чересчур болтливый мужик. И сначала это так раздражало, а потом он начал говорить слишком жизненные темы, словно влез в мою голову.
Таксист болтал без умолку с самого начала поездки. Сначала о погоде, потом о политике, ценах на бензин... Я молчал, уставившись в окно, в котором отражалось моё же разбитое лицо. Его слова пролетали мимо, как пейзаж за стеклом.
- ...а вот жена моя, — вдруг переключился он, будто поймав мою волну отчаяния, — Двадцать лет вместе. И, представляете, три года назад — как отрезало. Говорит: «Всё, Сереж, не люблю я тебя больше». Как обухом по голове.
Медленно перевожу на него взгляд. Он смотрит на дорогу, но видно, что говорит он это не просто так.
- Я, конечно, — продолжает он, ловко перестраиваясь между рядами, — И в запой ударился, и скандалы устраивал. Думал, верну. А она ни в какую. Всё в штыки воспринимала. Потом и совсем психанула. Собрала вещи и ушла к матери.
В его голосе нет злости. Только усталая, выстраданная, правда.
- А потом что? — не выдерживаю я, и мой собственный голос кажется мне хриплым и чужим.
- А потом... — он усмехается, поворачивая руль, — Понял, что силком мил не будешь. Стал жить дальше. Один. Сначала горбился, как жук. Потом... привык. Даже снова женился, — показывает на фото на торпедо. — Второй шанс, значит, выпал.
Он бросает на меня быстрый взгляд через зеркало.
- А с первой иногда видимся. У нас же дочь общая. И знаете, что я понял? Мы оба были правы. И оба — нет. Она не могла больше терпеть, а я не мог отпустить. Оба дурака, короче, — мужик хитро прищуривается. — Так-то. Жизнь — сложная штука.
Машина останавливается у больницы.
Таксист называет сумму, и я протягиваю купюры не глядя.
- Держитесь там, — неожиданно мягко говорит он, забирая деньги. — Всё наладится. Или не наладится. Жизнь всё расставит по своим местам.
Ощущение, будто к психологу сходил. Но это только больше придало мне веры, что я иду по правильному пути, пусть и очень сложному.
Оставленные несколько купюр «Хабаровска» позволили мне остаться в больничном коридоре. До начала рабочего дня оставались считаные часы, но я даже успел задремать на неудобном больничном диване.
Бодрость приходит с первыми раздавшимися голосами врачей. Которые хоть и недоумевают, почему я тут, но всё же ничего не говорят. Когда они выходят от Дианы, то сообщают, что она ещё спит. От наркоза отошла, но слишком слаба, для посещений.
Как только они скрываются, в поле зрения появляется Марина. И в голове тут же творится полный раздрай. Она напугана моим присутствием тут, сразу же, как самая лучшая мать, думает, что что-то случилось с дочей.
Но последующий разговор выводит меня из себя, и я не нахожу ничего лучше, чем закрыть ей рот поцелуем. И, тут я уверен, что нам обоим этого не хватало. Как же я соскучился.
Она замирает. Её губы под моими — холодные, неподвижные, как лёд. Я чувствую, как всё её тело напряглось в отторжении, в шоке. И сам не понимаю, что на меня нашло. Это была не мысль, не решение. Это был инстинкт. Жажда вернуть хоть крупицу того, что мы безвозвратно потеряли.
Отпускаю её, отшатываюсь, ожидая пощёчины. Ожидая ненависти в её глазах.
Но её глаза... В них нет гнева. Только растерянность. Глубокое, всепоглощающее недоумение. Она медленно подносит пальцы к губам, будто проверяя, не привиделось ли.
- Илья... — её шёпот едва слышен, но он звучит громче любого крика в этой пустой, звонкой тишине больничного коридора.
В её взгляде — не отвращение. В нём — та же боль, то же недоумение, что и во мне. Тот же вопрос: как мы до этого докатились?
Мы стоим друг напротив друга, два корабля, разбитые одним штормом. Между нами — одна большая ошибка, горы обид, пропасть из невысказанного. Но в этом поцелуе, этом внезапном, нелепом, отчаянном поступке — мелькнула искра. Та самая, что когда-то зажигала наши лучшие годы.
Она не отталкивает меня. Не убегает. Она просто смотрит. И в этом взгляде я читаю всё: и боль от моего предательства, и ярость от случившегося, и усталость от этой войны... и что-то ещё. Что-то, что заставляет моё сердце, сделать надрывный, болезненный прыжок.
- Прости, — выдыхаю, и это слово наконец-то звучит не как поражение, а как начало. Начало чего-то нового. Или попытка вернуть что-то старое. Я ещё не знаю.
Она молча качает головой. Не «нет». А «не сейчас». «Слишком рано». «Слишком больно». Не уверен, но, кажется, именно это я и вижу или хочу видеть.
Раздаётся скрип двери. Из палаты выходит медсестра.
- Она проснулась, — говорит она, окидывая нас обоих профессиональным, ничего не выражающим взглядом. — Можно по одному.
Мы смотрим друг на друга. И в этот момент происходит чудо. Мы, не сговариваясь, понимаем, сейчас не время для наших драм. Сейчас главное Диана.
- Иди ты, — говорю я тихо. — Она больше нуждается в тебе.
Марина кивает. Делает шаг к палате, потом оборачивается.
Она заходит к дочери. Дверь закрывается.
Я остаюсь один в коридоре. Прислоняюсь к холодной стене. В кармане жжёт треснутый экран телефона со словом «Заслужил».
Но теперь я смотрю на него не как на приговор. А как на диагноз. Диагноз, который можно вылечить. Пусть долго. Пусть больно.
Пусть.
Продолжение следует. Все части внизу 👇
***
Если вам понравилась история, рекомендую почитать книгу, написанную в похожем стиле и жанре:
"Развод в 50. Роковая ошибка", Алиша Фокс, Лана Кроу ❤️
Я читала до утра! Всех Ц.
***
Что почитать еще:
***
Все части:
Часть 1 | Часть 2 | Часть 3 | Часть 4 | Часть 5 | Часть 6 | Часть 7 | Часть 8 | Часть 9
| Часть 10 | Часть 11 | Часть 12 | Часть 13 | Часть 14 | Часть 15 | Часть 16
Часть 17 - продолжение