Знаешь, говорят, что у каждого шкафа есть свой скелет. А у нас в квартире шкаф был дубовый, старый, ещё от родителей Вити остался. И скелет там оказался вполне реальный, только маленький такой, бархатный.
В тот вторник я взяла выходной. Осень зарядила дождями, такими, что окна в нашей «сталинке» плакали с утра до ночи. Витя ушел на службу — он у меня начальник отдела логистики, человек-часы, человек-схема. Мы женаты всего четыре года. Поздний брак, осознанный. Мы оба вдовцы, оба с рубцами на сердце, как старые солдаты. Я всегда думала, что наша сила — в прозрачности. Мы ничего не скрывали. По крайней мере, я так думала до того вторника.
Я решила перебрать его зимние вещи. Достала старое драповое пальто, которое он всё не давал выбросить. Тяжелое, пахнет табаком и прошлым. Проверяла карманы перед химчисткой — чеки, фантики... И вдруг пальцы нащупали дырку в подкладке. А там, глубоко внутри, что-то твердое. Я потянула, ткань затрещала, и мне в ладонь выкатился маленький сверток.
Развернула носовой платок. Внутри лежало кольцо. Не современная штамповка, а старинное, тяжелое золото с крупным, густым рубином, похожим на каплю запекшейся крови. Красивое — до дрожи.
Я стояла у зеркала, прикидывая его на палец. Оно село идеально. Камень вспыхнул под лампой. И тут хлопнула входная дверь. Витя вернулся за забытыми документами. Он вошел в спальню, улыбаясь, что-то говоря про погоду, увидел меня, увидел мою руку... и его лицо стало цвета той самой побелки на потолке.
— Откуда у тебя это кольцо? Это же фамильная драгоценность моей первой жены! — побледнел супруг, схватив меня за руку.
Его пальцы были ледяными. Он не просто удивился. Он был в ужасе.
ЧАСТЬ 1. Тень пепелища
Он сорвал кольцо с моего пальца. Не снял — именно сорвал, больно царапнув кожу. Я отшатнулась, прижимая руку к груди. В комнате повисла тишина, плотная, как вата. Только тиканье часов и его тяжелое дыхание.
— Витя? — мой голос дрогнул. — Ты сказал... первой жены? Марины?
Он стоял спиной ко мне, сжимая кольцо в кулаке так, что костяшки побелели.
— Отдай, — хрипло бросил он, не оборачиваясь. — Забудь, что видела.
— Как забудь? — я шагнула к нему. — Витя, ты же говорил, что при пожаре на даче сгорело всё. Абсолютно всё. Что ты даже документов не смог спасти, не то что украшения. Ты говорил, что Марина... что её опознали только по зубной карте.
Он дернул плечом, будто от удара.
— Я сказал — забудь! — рявкнул он. Впервые за четыре года он повысил на меня голос.
Виктор вышел из комнаты, громко хлопнув дверью кабинета. Я слышала, как звякнул ключ в замке его сейфа. Я осталась стоять посреди спальни, чувствуя, как уютный мир, который я строила по кирпичику, начинает крениться.
Если кольцо уцелело, значит, он врал про пожар? Или он вынес вещи, но не спас жену? А может... может, он снял это кольцо с неё уже потом? От этой мысли меня замутило. Я фармацевт, я привыкла к точности дозировок. Здесь же дозировка лжи явно превышала смертельную норму.
ЧАСТЬ 2. Аптечная точность
Следующие три дня мы жили как соседи в коммуналке. Витя приходил поздно, спал в кабинете на диване. Я молчала, но внутри меня работала профессиональная привычка анализировать симптомы.
На работе, стоя за первым столом, я механически выдавала людям лекарства.
— Мне что-нибудь от давления, — просила старушка.
«А мне бы что-нибудь от подозрений», — думала я.
В перерыве я залезла в архив новостей десятилетней давности. Интернет помнит всё. «Трагедия в дачном поселке "Сосновый бор". Пожар унес жизнь 48-летней женщины. Причина — неисправная проводка». Всё сходилось. Фотография обугленного остова дома. Комментарий убитого горем мужа: «Я потерял всё».
Но кольцо. Рубин такой чистоты и размера не мог просто закатиться в щель. И главное — его реакция. Страх. Животный страх в глазах взрослого, сильного мужчины. Чего он боится? Мертвые не кусаются. Или...
Меня пронзила догадка. А если пожар был инсценировкой? Нет, бред. Витя — человек чести, офицер запаса.
Вечером я вернулась домой решительная. На кухне пахло разогретым борщом, но Витя сидел над тарелкой, не притрагиваясь к еде.
— Нам надо поговорить, — сказала я, садясь напротив.
ЧАСТЬ 3. Трещина в фундаменте
— Галя, не начинай, — он потер лицо руками. Он постарел за эти три дня лет на пять.
— Я не начинаю, Витя. Я заканчиваю. Либо ты говоришь мне правду, либо я собираю вещи. Я не могу жить с призраком в шкафу. Тем более, если этот призрак носит кольцо.
— Это просто память, — глухо сказал он.
— Ты лжешь, — спокойно ответила я. — Ты сказал, что оно сгорело. Ты соврал тогда или врешь сейчас?
Он поднял на меня глаза. В них было столько муки, что мне захотелось самой замолчать. Но я знала: если мы не вскроем этот нарыв сейчас, гангрена уничтожит наш брак.
— Марина очень любила это кольцо, — начал он, глядя в сторону. — Она никогда его не снимала.
— И как оно оказалось в подкладке твоего пальто?
— Я... нашел его на пепелище. Потом. Когда разбирал завалы.
— Врёшь, — я ударила ладонью по столу. — Золото плавится при пожаре такой силы. Камень бы треснул или помутнел. Оно выглядело так, будто его только вчера сняли с руки.
Виктор молчал. Желваки на его скулах ходили ходуном.
— Хорошо, — сказала я, вставая. — Я еду к дочери. Ключи оставлю на тумбочке.
ЧАСТЬ 4. Дорога в никуда
Я уже застегивала чемодан, когда он вошел в спальню. На нём была куртка, в руке — ключи от машины.
— Оставь вещи, — сказал он тихо. — Одевайся. Я покажу тебе, откуда кольцо.
— На кладбище ночь, Витя.
— Мы едем не на кладбище.
Мы ехали молча. Город остался позади, замелькали редкие фонари промзоны, потом пошел темный лес. Дождь барабанил по крыше, дворники метались, как испуганные птицы. Мне стало жутко. Я вдруг поняла, что совсем не знаю человека, который сидит за рулем. Может, он вёз меня убивать? Господи, о чем я думаю... Это же Витя, который приносит мне чай с медом, когда я болею.
Мы свернули на разбитую дорогу. В свете фар показались высокие кирпичные ворота и старый забор. Табличка: «Областной психоневрологический интернат №2».
Сердце ухнуло куда-то в желудок.
Витя заглушил мотор.
— Мы приехали, — сказал он, не глядя на меня. — Твоя правда здесь.
ЧАСТЬ 5. Живой мертвец
— Витя, зачем мы здесь? — прошептала я.
— Марина не погибла в пожаре, — его голос звучал механически, безжизненно. — Точнее, погибла та Марина, которую я знал.
Он вышел из машины. Я пошла за ним, ноги были ватными. Охранник на проходной кивнул Виктору, как старому знакомому.
— Виктор Петрович, поздно вы сегодня. Случилось чего?
— Нужно, Михалыч. Пропусти.
Мы шли по длинным коридорам, пахнущим хлоркой, вареной капустой и безнадежностью. Этот запах я знала. Запах казенного дома, где люди не живут, а доживают.
Виктор остановился у палаты номер 108. Дверь была приоткрыта.
— Посмотри, — сказал он, отступая в тень.
Я заглянула внутрь. В комнате горел ночник. На кровати сидела женщина. Её волосы были седыми, спутанными, лицо изрезано глубокими морщинами, но черты... Я узнала их. Я видела её фото на комоде у Вити — молодую, цветущую.
Она качала на руках подушку, напевая какую-то детскую песенку без слов. Её взгляд был пустым, направленным сквозь стену.
— Это Марина? — одними губами спросила я.
— Да.
ЧАСТЬ 6. Исповедь
Мы вышли на улицу, под козырек подъезда. Виктор закурил, хотя бросил два года назад.
— Десять лет назад, — начал он, глядя на огонек сигареты. — У неё началась ранняя деменция. Агрессивная форма, плюс наследственная шизофрения, о которой её семья молчала. За полгода она превратилась из любимой женщины в... в чудовище, Галя. Она забывала выключать газ. Она кидалась с ножом на меня. Она подожгла дачу.
— Она подожгла?
— Да. Я успел её вытащить. Но дом сгорел. В тот момент я понял, что не справляюсь. Врачи сказали: опасно для общества, нужен спецрежим. Я сдал её сюда.
Он затянулся, руки дрожали.
— Я был трусом. Я не мог сказать друзьям, коллегам: «Моя жена сошла с ума, и я сдал её в дурдом». Мне было стыдно. Стыдно, что я от неё отказался. Проще было сказать, что она погибла. Я «похоронил» её для всех.
— А кольцо?
— В тот день, когда я её привез сюда... у неё было минуту просветления. Она сняла кольцо, отдала мне и сказала: «Витя, отпусти меня. Живи». И снова провалилась в темноту. Я спрятал его. Я не мог его видеть, но и выбросить не мог. Это был мой крест.
ЧАСТЬ 7. Цена лжи
Я смотрела на него и видела, как с него спадает броня. Передо мной стоял не уверенный в себе мужчина, а уставший, измученный человек, который десять лет носил траур по живой жене.
— А когда встретил тебя... — он выбросил сигарету. — Я испугался. Я думал: если расскажу, ты сбежишь. Кому нужен мужик с таким «прицепом»? С сумасшедшей женой, за содержание которой он платит ползарплаты? Я хотел быть счастливым, Галя. Хоть немного. Я украл это счастье у судьбы.
— Ты не украл, — тихо сказала я.
— Я предал её, — он кивнул на окна корпуса. — И обманул тебя.
— Ты платишь за её содержание? Ты приезжаешь к ней?
— Каждую неделю. Привожу фрукты, хотя она меня не узнает. Для неё я просто «дядя».
Повисла пауза. Дождь стихал.
Я думала о своей боли. О том, как ревновала к «идеальной покойнице». А выяснилось, что я ревновала к несчастной больной женщине, которую муж не бросил, но спрятал, чтобы спасти и её, и себя.
Моральный выбор. Он выбрал ложь во спасение своей новой жизни. Имел ли он право? Не мне судить. Но он не бросил её умирать под забором.
ЧАСТЬ 8. Свет в конце
Я подошла к нему и взяла его холодную руку в свои.
— Поехали домой, Витя.
Он посмотрел на меня с недоверием.
— Ты... ты не уйдешь?
— Куда я уйду от тебя, дурака старого? — я грустно улыбнулась. — Ты не предатель, Витя. Ты просто слабый человек, как и все мы. Ты взвалил на себя ношу, которую нельзя нести в одиночку.
— Галя...
— Но с этого дня — никакой лжи. Слышишь? Никакой.
— Клянусь.
Мы ехали обратно. Город уже спал. В машине было тепло.
— В следующую субботу, — сказала я, глядя на дорогу, — мы поедем к ней вместе. Я фармацевт, я знаю, как ухаживать за такими больными. Может, ей нужны другие лекарства. Посмотрим.
Виктор сжал мою руку так, что стало больно, но я не отстранилась. По его щеке, подсвеченной встречными фарами, текла слеза.
Я поняла главное. Любовь — это не только кольца и поцелуи. Любовь — это когда ты готов разделить с человеком его тьму, чтобы вместе выйти к свету. А кольцо... кольцо пусть лежит в сейфе. Это прошлое. А мы будем жить в настоящем.
Эпилог
Прошло полгода. Мы ездим к Марине вместе. Она меня не узнает, но берет конфеты и улыбается, глядя куда-то в небо. Витя перестал пить сердечные капли. Он больше не боится. Мы не стерли прошлое, мы просто научились с ним жить, не пряча его в карманах старого пальто. И, кажется, это и есть счастье — трудное, честное, наше.