За привычным сюжетом часто прячутся египетские храмы, автопортреты гениев и даже следы тамплиеров — стоит только присмотреться повнимательнее.
Рождество — сюжет, который писали все, от безымянных монастырских ремесленников до гениев, чьи имена знакомы нам по музейным афишам. Каждый привносил в него что-то свое: кто-то — безудержную веру, кто-то — политический расчет, а кто-то — просто тепло домашнего очага. Давайте заглянем в пять самых разных «рождественских яслей» в истории искусства, где чудо порой прячется в самых неожиданных деталях.
Сандро Боттичелли. «Поклонение волхвов» (ок. 1475)
Перенесемся во Флоренцию эпохи Ренессанса: кипит не только творческая, но и политическая жизнь. И вот Боттичелли получает заказ — написать «Поклонение волхвов». Что делает гений? Превращает библейскую сцену в блестящий светский раут с участием первого состава флорентийского истеблишмента — семейства Медичи. Да-да, те самые могущественные покровители искусств в роскошных мантиях смиренно преклоняют колени перед Мадонной. Козимо Старый, его сыновья... И, конечно, сам художник, скромно стоящий справа в золотистом плаще и прямо смотрящий на нас взглядом, который говорит: «Да, я здесь. И я все это устроил». Эта работа — идеальный сплав искренней веры и отличного пиара. Не зря Вазари назвал ее «величайшим чудом»: редко когда тщеславие и благочестие смотрятся так гармонично.
Пьеро делла Франческа. «Рождество Христово» (ок. 1470-1475)
Пьеро делла Франческа, математик и художник, видел в мире божественные пропорции. Его Рождество разворачивается не в далекой Палестине, а в узнаваемой Тоскане, и от этого кажется еще более настоящим. Каждый персонаж — от коленопреклоненной Марии до задумчивого Иосифа и ангелов с лютнями — застыл в совершенной позе, будто в ритуале. Долгое время полотно считали незаконченным, пока реставрация не открыла его подлинную суть: это не эскиз, а законченное произведение для частной молитвы. Оно висело в спальне самого художника, и в этой интимности — его главная сила. Это Рождество без зрелища, Рождество для души, приправленное математической гармонией.
Леонардо да Винчи. «Поклонение волхвов» (1481-1482)
Перед нами не законченная картина, а гениальный набросок, вихрь энергии и замыслов. Фигуры проступают из темноты, словно рождаясь на глазах у зрителя. Леонардо ломает привычную композицию, оставляя передний план пустым — словно приглашая нас самих войти в круг волхвов. А дальше начинается поле для конспирологов: на заднем плане, среди руин, исследователи разглядели египетские мотивы и даже намеки на тамплиеров. Леонардо уехал в Милан, оставив монахов с незаконченным шедевром и вечной загадкой. Иногда самое великое искусство — это то, которое позволяет нам додумывать его вместе с гением.
Питер Пауль Рубенс. «Поклонение пастухов» (1608)
Рубенс — это всегда барокко, всегда движение, эмоция, поток жизни. Даже эскиз для заказчика (так называемый моделло) у него выглядит как готовый шедевр. Он не пишет, он лепит формы светом, который бьет прямо от Младенца, заставляя пастухов зажмуриваться. Сцена полна трогательного простодушия: пастухи с лицами реальных фламандских крестьян, застигнутые врасплох божественным сиянием. А история заказа и вовсе восхитительна: меценат Фламминио Риччи, обладая редкой прозорливостью, написал Рубенсу нечто вроде «делайте что хотите, вы же гений». И не ошибся.
Рембрандт ван Рейн. «Святое семейство» (1645)
Рембрандт заходит в ту самую пещеру, где были Боттичелли и Леонардо, и говорит: «А давайте сделаем здесь уютно». И делает. Никаких волхвов, никаких руин. Вместо этого — голландский интерьер, колыбель с мирно спящим Младенцем, Мария (в чертах которой угадывается лицо его возлюбленной Хендрикье), отрывающаяся от книги, и Иосиф, что-то мастерящий в глубине комнаты. Свет льется не с небес, а от камина, озаряя теплом лица и простые вещи. И лишь ангелы, парящие под потолком, напоминают нам, что это не просто бытовая сцена. Один из них уже принимает позу Распятия — тихий, но оттого еще более пронзительный намек на будущее. Рембрандт напоминает нам, что святость — она не в золотых одеждах, а в тихом скрипе половиц, в тепле очага и в любви, освещающей самый обычный вечер.
Как по-вашему, современному зрителю, — делает ли присутствие Медичи на картине Боттичелли сюжет более земным или, наоборот, кощунственным? Или это просто дань эпохе? Напишите ваше мнение.
Титры
Материал подготовлен Вероникой Никифоровой — искусствоведом, лектором, основательницей проекта «(Не)критично»
Я веду блог «(Не)критично», где можно прочитать и узнать новое про искусство, моду, культуру и все, что между ними. В подкасте вы можете послушать беседы с ведущими экспертами из креативных индустрий, вместе с которыми мы обсуждаем актуальные темы и проблемы мира искусства и моды. Также можете заглянуть в мой личный телеграм-канал «(Не)критичная Ника»: в нем меньше теории и истории искусства, но больше лайфстайла, личных заметок на полях и мыслей о самом насущном.
Еще почитать:
• Бронзовый бегемот и обормот: история памятника Александру III
• От Оки до Нила: невероятные приключения диорам Поленова
• «Наш авангард»: великий эксперимент в Русском музее