Капли барабанили по карнизу с упрямой, заунывной монотонностью, словно отсчитывая секунды до окончательного погружения Ярославля в ноябрьскую темень. Нина сидела, ссутулившись над пяльцами, в круге теплого света от торшера. Тонкая игла послушно ныряла в плотную ткань, оставляя за собой стежок бисера, еще один крошечный элемент в сложной мозаике куполов Спасо-Преображенского собора. Это рукоделие, кропотливое и требующее полной отдачи, было ее единственным убежищем, тихой гаванью, где не было ни запаха аммиачной краски, ни гула фенов, ни чужих голосов.
Телефон на столике завибрировал, настойчиво и тревожно. Нина поморщилась, не отрывая взгляда от работы. Еще одна бисеринка, перламутрово-серая, как осеннее небо над Волгой. Вибрация повторилась. Вздохнув, она отложила пяльцы и взяла аппарат. Сообщение от Лены, ее напарницы по парикмахерской.
«Нин, ты это видела? Зайди в наш чат «Подслушано в Брагино». Срочно».
Сердце сделало неприятный кульбит. Нина не любила эти районные чаты, рассадники сплетен и мелких дрязг. Она открыла мессенджер, пролистала до нужной группы и почти сразу наткнулась на пост, который, очевидно, и имела в виду Лена. Автор – Артем из квартиры напротив.
«Соседи из 73-й, ну вы даете! Опять ваш Олег под окнами орал, что ему на платеж по «кредитной тачке» не хватает. Нина, сколько можно это терпеть? Мужику под сорок, а он все как подросток у мамки денег клянчит. Вы же развелись вроде? Позор какой-то».
Под постом уже разворачивалась бурная дискуссия. Кто-то сочувствовал, кто-то осуждал, кто-то просто потешался. Нина почувствовала, как к лицу приливает горячая волна стыда. Ее личная, выстраданная, похороненная, как ей казалось, история снова была вытащена на всеобщее обозрение, как грязное белье. Она закрыла глаза. Дождь за окном зашумел сильнее, и в этом шуме ей послышался голос Олега – не тот, что кричал вчера под окнами, а другой, давний, почти забытый.
…Десять лет назад. Летний вечер, такой же ярославский, но залитый солнцем. Они сидят на Стрелке, смотрят, как сливаются Волга и Которосль. Олег, тогда еще не обрюзгший, с горящими глазами, сжимает ее руку.
«Нин, ты не понимаешь, у тебя золотые руки! – говорил он с тем увлеченным жаром, которому невозможно было не верить. – Ты художник. А эти тетки, твои хозяйки в зачуханной парикмахерской, они тебя просто используют. Ты должна работать на себя. На нас!»
Нине было чуть за тридцать, она уже десять лет стригла и красила, наработав свою клиентуру и репутацию мастера, способного исправить любую катастрофу на голове. Она устала от придирок начальства, от вечной экономии на материалах. И слова Олега ложились на благодатную почву.
«Это же рискованно, Олег… Нужен стартовый капитал, аренда…»
«Я все решу! – он обнял ее, прижал к себе. – Я возьму на себя всю эту нудятину: документы, налоги, поставщики. Буду твоим директором. А ты будешь творить. Мы откроем лучший салон в Брагино! Назовем «Нина». Нет, «Стиль от Нины». Что-то такое, чтобы все знали, кто тут главный талант».
Она поверила. В его энергию, в его обещания, в то, что вместе они – сила. Он казался таким предприимчивым, таким деятельным. Они продали ее «однушку», доставшуюся от бабушки, вложили все деньги в ремонт и оборудование помещения на первом этаже новостройки. Олег действительно суетился: бегал по инстанциям, договаривался с рекламщиками, находил «самых выгодных» поставщиков. Первые два года были похожи на сбывшуюся мечту. Клиенты шли потоком. Нина работала с утра до ночи, падая от усталости, но счастливая. Она была не просто парикмахером, она была хозяйкой своего дела. По крайней мере, она так думала.
Контраст между тем, что было, и тем, что стало, проявился не сразу, а мелкими, почти незаметными деталями. Сначала Олег заявил, что для «статуса директора» ему нужна машина получше. Появился блестящий черный седан, купленный, разумеется, в кредит. «Это же для имиджа салона, Нин, ты понимаешь?» – объяснял он. Она понимала. И работала еще больше, чтобы покрыть ежемесячные платежи.
Потом он решил, что ему нужно «развивать деловые контакты». Его все чаще можно было встретить не в салоне, а в ресторанах, на «бизнес-ланчах», которые плавно перетекали в ужины. Домой он возвращался поздно, пахнущий дорогим парфюмом и коньяком, и с порога начинал рассказывать, с какими «нужными людьми» он сегодня познакомился.
Нина же в это время смывала краску с усталых рук, чувствовала, как ноют спина и ноги. Ее миром стал гул фенов, резкий запах осветлителя и бесконечный поток женских историй – о мужьях, детях, начальниках. Она стала для своих клиенток не просто мастером, а психологом, жилеткой, в которую можно поплакаться. Она знала все их секреты, но своей болью поделиться не могла. С кем? С Олегом, который на ее жалобы на усталость отвечал: «Ну а ты как хотела? Бизнес – это пахота. Я вот тоже весь день как белка в колесе, мозг кипит».
Только его «пахота» заключалась в сидении в кофейнях, а ее – в двенадцатичасовых сменах на ногах.
Психологический реализм их отношений обнажался в диалогах, которые со временем превратились из партнерских в приказы и оправдания.
«Нина, в субботу нужно выйти. Записалась жена одного важного человека, нельзя отказать», – говорил он по телефону.
«Олег, я хотела в субботу к маме съездить, сто лет не была…»
«Опять твоя мама! Она специально это делает, чтобы нас поссорить. Не понимает, что мы строим наше будущее. Выйдешь на пару часов, ничего с тобой не случится».
Он мастерски изолировал ее от родственников, представляя их помехой на пути к «великому успеху». Любая ее попытка отдохнуть или потратить деньги на себя натыкалась на стену обвинений в эгоизме и непонимании «сложной экономической ситуации».
Их семейные ценности постепенно подменялись материальными интересами. Любовь, если она и была, испарилась, осталась лишь экономическая связка, где она была ломовой лошадью, а он – погонщиком с вечными претензиями. Он стал паразитом, воспринимающим ее не как жену, а как неиссякаемый источник дохода.
Однажды вечером, после особенно тяжелого дня, когда ей пришлось переделывать неудачное окрашивание после другого мастера – сложная, многочасовая работа, – она пришла домой совершенно разбитая. Олег сидел за компьютером и выбирал новые диски для своей машины.
«Представляешь, какая скидка! Надо брать», – радостно сообщил он.
Нина посмотрела на свои руки – кожа в мелких трещинках, под ногтями следы краски, которые уже не отмывались до конца. Она посмотрела на его холеное, довольное лицо. И в этот момент что-то сломалось.
«Олег, я больше не могу», – тихо сказала она.
«Что не можешь? – он не обернулся. – Устала? Ну отдохни, завтра снова в бой».
«Нет. Я не могу так больше жить. Я не чувствую себя женщиной, я чувствую себя станком для печатания денег. Ты помнишь, когда мы в последний раз куда-то ходили вместе? Не в ресторан с твоими «нужными людьми», а вдвоем?»
Он наконец повернулся. В его глазах было не сочувствие, а холодное раздражение.
«Опять ты за свое. Нин, не начинай. У нас бизнес, понимаешь? Нет времени на сантименты. Ты думаешь, мне легко? На мне вся ответственность, все финансовые потоки!»
«Какие потоки? – ее голос начал дрожать. – Потоки, которые текут из моего кармана в твой? Я не видела прибыли от салона уже год. Вся выручка уходит на твою машину, твои рестораны и твою «красивую жизнь».
Это был первый серьезный бунт. Конфликт, вскрывший всю гниль их отношений. Олег перешел в наступление, используя свою излюбленную диалогическую технику – давление и обвинение.
«Да что ты понимаешь в финансах! Сидишь себе, волосики красишь, а я кручусь, чтобы мы на плаву держались! Неблагодарная! Я из тебя человека сделал, из простой парикмахерши – владелицу салона!»
«Владелицу? – горько усмехнулась Нина. – По документам салон оформлен на тебя, Олег. Я в нем никто. Просто наемный работник с неограниченным рабочим днем».
Эта правда, которую она долго гнала от себя, прозвучала оглушительно. Он на мгновение растерялся, но тут же нашел, что ответить.
«Это была юридическая формальность! Для удобства! Ты мне не доверяешь? После всего, что я для тебя сделал?»
В ту ночь она впервые достала старую коробку с бисером и мулине, подарок мамы. И начала вышивать. Просто цветы, без схемы, как рука поведет. Это механическое, медитативное занятие помогало унять дрожь в руках и собрать мысли в кучу. Рукоделие стало ее тайной терапией. Она создавала свой собственный, упорядоченный мир, где каждый стежок был на своем месте, где красота рождалась из ее терпения, а не из ее унижения.
Последней каплей стала история с Леной. Лена, ее единственная подруга и напарница, умная и язвительная женщина, давно пыталась открыть Нине глаза. Однажды она пришла к ней домой, когда Олега не было.
«Нин, я тут с поставщиком нашим говорила… Короче, Олег уже полгода закупает материалы по завышенной цене. Разницу кладет себе в карман. Он на тебе вдвойне наживается: и на твоей работе, и на закупках».
Нина слушала, и мир вокруг нее сужался до размеров кухни. Она вспомнила, как Олег убеждал ее, что старый поставщик «испортился», и нашел «более надежного».
Вечером состоялся финальный разговор. Он был коротким и страшным. Нина просто выложила перед ним распечатки с реальными ценами на продукцию. Он не стал отпираться. Он перешел в атаку.
«И что? Я директор, я решаю, с кем работать! А ты, значит, за моей спиной шпионишь? С этой змеей Леной снюхалась?»
«Я хочу развод, Олег. И половину салона. Я на него горбатилась десять лет».
Вот тогда он и произнес фразу, ставшую символом их брака. Он рассмеялся ей в лицо, зло и издевательски.
«Половину чего? Салона, который по уши в долгах? Дура ты, Нина. Развестись она захотела, пока есть, что делить! А делить-то уже нечего. Я взял крупный кредит под залог бизнеса. На новый проект».
Это был нокаут. Она поняла, что он не просто использовал ее. Он методично уничтожал все, что они создали, выжимая последние соки, прежде чем выбросить ее, как выжатый лимон.
Развод был грязным и унизительным. Ей не досталось ничего, кроме долгов, которые Олег великодушно повесил на «совместно нажитое». Она осталась ни с чем. Ей пришлось съехать из их общей квартиры в эту, съемную, в старой панельке в том же Брагино. Вернуться к тому, с чего начинала.
Лена ее поддержала. «Пойдем ко мне в салон. У меня ставка свободна. Клиенты твои за тобой пойдут куда угодно».
И они пошли. Верные, преданные клиентки, которые ценили не «статус» салона, а ее руки. Нина снова начала работать. Но теперь она работала на себя. Всю зарплату она забирала себе. Она сама решала, когда ей отдыхать. Она снова начала ездить к маме. Потихоньку, по крупицам, она собирала свою жизнь заново.
Телефон снова завибрировал. Лена. «Нин, ты как? Не переживай из-за этого урода Артема. Весь чат на твоей стороне. Пишут, что Олег – альфонс и паразит».
Нина усмехнулась сквозь слезы. Социальное окружение, которое когда-то, возможно, и поощряло Олега в его стремлении к «красивой жизни», теперь вынесло ему свой вердикт.
Внезапно в дверь настойчиво позвонили. Нина вздрогнула. Сердце заколотилось. Она знала, кто это. Посмотрела в глазок – так и есть, Олег. Лицо перекошено от злости.
Она медлила секунду, затем решительно открыла замок.
Он ворвался в прихожую, не разуваясь, оставляя грязные следы на чистом линолеуме. От него пахло дождем и дешевым табаком.
«Ты видела?! – заорал он, тыча в нее своим смартфоном. – Весь район теперь полощет мое имя! Это все ты! Ты меня опозорила!»
Старая Нина испугалась бы, расплакалась, начала бы оправдываться. Но перед ним стояла другая женщина. Женщина, которая десять лет была «ломовой лошадью», а потом год училась жить для себя. Женщина, которая часами сидела над бисером, воспитывая в себе терпение и самоуважение.
«Я? – ее голос прозвучал на удивление спокойно и твердо. – Это не я вчера орал под окнами, выпрашивая деньги. Это не я довел свою жизнь до того, что приходится унижаться из-за кредита на машину, которая мне не по карману. Уходи, Олег».
Его лицо побагровело. Контрастная лексика, которую она теперь использовала, выбила его из колеи. Он привык к ее жалобам и слезам, а не к холодным, твердым заявлениям.
«Ты… ты специально меня провоцируешь! Чтобы соседи слышали! Чтобы меня еще больше унизить!» – он пытался использовать старые манипулятивные приемы, но они больше не работали.
«Я ничего не делаю, Олег. Я просто сижу у себя дома. В своей съемной квартире, за которую плачу сама. Деньгами, которые заработала своими руками. А теперь будь добр, выйди отсюда. И не приходи больше. Все, что между нами было, давно поделено. Тебе – долги и твоя «кредитная тачка». Мне – моя жизнь. И я не позволю тебе больше ее пачкать».
Она открыла дверь и посмотрела на него в упор. В ее взгляде не было ни ненависти, ни жалости. Только ледяное спокойствие и безмерная усталость. Эмоциональная трансформация, которую она прошла, была завершена.
Олег осекся. Он смотрел на нее, как на незнакомку. На эту сорокалетнюю женщину с уставшими, но сильными глазами. Он привык видеть в ней ресурс, функцию, а теперь увидел личность, которая больше не подчинялась ему. Он что-то пробормотал, нечто среднее между ругательством и угрозой, и выскочил на лестничную площадку.
На площадке, приоткрыв дверь, стоял тот самый Артем. Он с любопытством наблюдал за сценой. Увидев Олега, он быстро захлопнул дверь. Но Нина успела поймать его взгляд – в нем было не злорадство, а скорее удивление и даже толика уважения.
Нина закрыла дверь, щелкнула замком. Тишина в квартире показалась ей оглушительной и блаженной. Она прошла в комнату, подошла к окну. Дождь все так же стучал по стеклу. Ярославль тонул в огнях и воде. Но теперь это не казалось ей меланхоличным. Это была просто погода. Просто осенний вечер.
Она вернулась к своему креслу. Взяла в руки пяльцы. Золотой купол собора был почти готов. Он сиял в свете лампы, каждая бисеринка на своем месте. Это было нечто настоящее, созданное ею от начала и до конца. Ценность взаимного уважения, которого она так и не дождалась от Олега, она, наконец, нашла в себе. И этого было достаточно. Она сделала еще один стежок. Потом еще один. Впереди была целая ночь, а за ней – новая жизнь. Ее собственная.