Вы ведь тоже замечали эту легкую шизофрению в залах современного искусства? С одной стороны — зал номер один. Он похож на конфетную фабрику, взорвавшуюся в калейдоскопе. Яркие, почти кислотные краски, узнаваемые силуэты поп-икон, игрушечные формы, вызывающие непроизвольную улыбку. Это искусство, которое не хочет вас грузить. Оно хочет, чтобы вы сделали селфи, купили открытку в музейном магазине и почувствовали легкий приступ ностальгии. Такие работы говорят: «Расслабься, потребляй, получай удовольствие. Все на поверхности, не думай о глубине».
Вы переходите в следующий зал. И тут же наступаете на горло собственной песне. Воздух становится гуще. Цвета скукоживаются до оттенков бетона, пыли и запекшейся охры. Вместо виниловой радости — груда ржавого металлолома, намек на руины. На мониторе с заезженной пленки кто-то монотонно говорит на языке, которого вы не понимаете, о травме, которую не переживали. Это искусство-археолог, искусство-психоаналитик. Оно ковыряется в коллективных травмах, политических тревогах и личных демонах. Оно вопрошает: «А ты точно свободен? А что у тебя болит? А почему молчишь?».
И кажется, что эти два лагеря — как два класса на школьном дворе: популярные жизнелюбы в ярких кроссовках и задумчивые интроверты в черном, читающие Кафку.
Но это — диалектика. Две стороны одной медали, отчеканенной в XXI веке.
Яркие работы — не пустышка. Их наивность часто иронична, а коммерциализация — это провокационный комментарий о мире, где все, включая духовное, стало товаром. Они исследуют нашу одержимость гламуром, брендами, сиюминутными образами. Здесь даже есть травма — это травма гиперпотребления, экзистенциальная пустота за фасадом вечного праздника.
Мрачный концептуализм — тоже не просто депрессивщина. Его строгость — это форма очищения. Исследуя тьму, он ищет в ней крупицы смысла, пытается исцелить через проговаривание. Его наивность — в почти детской, чистой вере в то, что искусство может быть инструментом терапии для всего человечества.
Они смотрят друг на друга, как сообщающиеся сосуды. Без мрачной глубины веселый арт рискует превратиться в простой дизайн для смартфона. Без поп-поверхности суровое искусство рискует уйти в затворничество и говорить лишь с горсткой посвященных.
Великий диалог современности — это диалог между банкой супа «Кэмпбелл» и разбитым вдребезги сердцем. Искусство, как и жизнь, имеет право и на истерический хохот, и на тихую слезу. Главное — не принимать ни то, ни другое за чистую монету. А наблюдать за всем этим с легкой улыбкой, понимая, что за мишурой поп-культуры может скрываться бездна, а за мрачным фасадом — искренняя, почти детская надежда на то, что искусство все еще что-то может исцелить.
А какой лагерь вам ближе — яркий поп-арт или строгий концептуализм? Или, может, их диалектическое единство? Жду ваше мнение в комментариях!
Титры
Материал подготовлен Вероникой Никифоровой — искусствоведом, лектором, основательницей проекта «(Не)критично»
Я веду блог «(Не)критично», где можно прочитать и узнать новое про искусство, моду, культуру и все, что между ними. В подкасте вы можете послушать беседы с ведущими экспертами из креативных индустрий, вместе с которыми мы обсуждаем актуальные темы и проблемы мира искусства и моды. Также можете заглянуть в мой личный телеграм-канал «(Не)критичная Ника»: в нем меньше теории и истории искусства, но больше лайфстайла, личных заметок на полях и мыслей о самом насущном.
Еще почитать:
• Бронзовый бегемот и обормот: история памятника Александру III
• От Оки до Нила: невероятные приключения диорам Поленова
• «Наш авангард»: великий эксперимент в Русском музее