1. Олег4МСР отыскал армейскую записную книжку и поделился некоторыми воспоминаниями: «Служба в ГСВГ у меня вышла довольно интересной по местам пребывания, в нашем 216-м я, получается, находился даже меньше года….
А если вспомнить службу с самого начала, то я в ноябре 1970-го из Ленинграда попал на пересылку в Карелию, где нас одели, вручили голубые погоны и петлицы с крылатым парашютом.
И сказали – ты попал ВДВ! Мы даже немного труханули все... Ну, а потом теплушки и дня через три были уже в ГДР, во Франкфурте. Там нас построили и тут забегали "покупатели" - "водители есть?..повара есть?..музыканты есть?
На последнее я и откликнулся, т.к. играл до армии в рок-команде, а ещё в волейбол играл в ленинградском "Динамо", но спортсменов на тот момент почем-то никто не искал. Вот так попал в наш 216-й, в 4 роту.
Карантин мы провели на "Крейсере", полупустом здании позади и чуть правее оркестровой студии. Там, по моему, была типография, которая была забита пачками армейских газет.
На 2 этаже жили футболисты на сборах спортсменов, среди которых я встретил друга детства из Питера, уже "старика", который в 4 роту попал (в книжке своей подсмотрел) - 5 декабря.
Ситуация была интересна тем, что офицеров - ком.взводов не было, их должности занимали (по сути зам.ком.взводов) срочники-старики.
У нас во 2 взводе ст.с-т Ванчжура, а в 3-м взводе –старшина (срочник) Олов, который погибнет в апреле, за месяц до дембеля… Несчастный случай! Они с Лёшей Павловым, водителем из нашего взвода, снимали пулемёт с БТР-а после стрельб, а в патроннике остался патрон, а Лёша случайно нажал на крючок.
Выстрел в живот оказался смертельным... Помню, старики после этого всё время "пасли" Лёшу, чтобы ничего с собой не сделал, сильно переживал…
Командиром 4 роты был к-н Дубровченков, прекрасный офицер "от бога", всегда подтянутый, бодрый, аккуратно отглаженный, с командирским голосом таким, что воздух звенел "колокольчиками".
Очень его ребята уважали, "за глаза" величали Суворовым за манеру на маршах всегда идти пешком вместе с солдатами. В 1972 году он поехал в Союз в академию, уверен, что не по блату, уж очень классный был офицер.
Зам.политом роты был ст.л-т Коровяков (?) За фамилию не ручаюсь...Совершенно не военный человек, правда не вредный, тихий и немногословный, но совершенно не военный...
Командир 2-го батальона, майор Кушнир, в возрасте, видимо из фронтовиков, а майором был, говорили, потому что не было образования, чтобы расти. Замполит батальона м-р Рогачёв, никогда не проходил мимо, чтобы не сказать: "Ну что, питерские Ленинградцы?!" И далее уже по теме…
Раздражала его привычка цеплять, а сейчас думаю, может он просто общительный такой человек был, потому что, в общем-то добродушный. Запомнилась его привычка "жевать губы"…
Дедовщины у нас в роте, я бы сказал, не было. Если были какие-то мелочи, то чисто для порядка, без злобы. Зам.ком.взвода Ванчжура вспоминается умным, справедливым, без крика, очень подтянутым, ну просто мини-копия ком.роты Дубровченкова.
По-моему, он был со Львова. Какая дедовщина могла быть при таких командирах, отжимания от табуретки перед отбоем скорее просто забава. Или "дежурный по фазе", выключающий в кубрике свет и объявляющий сколько дней старикам до приказа (начиная с 100-го дня по убывающей). Ничего унижающего не было…
В рассказах о стариках, бывших в Чехословакии, чувствовалось уважение. По нац.составу рота была на 95% славянской. Нерусских было человек шесть и никаких инцидентов на нац.почве я не помню.
Да и старики были во взводе абсолютно адекватны, когда им что-то не нравилось, могли сказать ласково так, но, правда, твёрдо: "Что-то ты сынок, приборзел.." И отпустить саечку под настроение.. Вот и вся дедовщина!
Так что моё глубокое убеждение - всё дело в командирах! Относительно вредным был только старшина роты, кусок, фамилии не помню, небольшого роста, крепкий такой, недавно остался на сверхсрочную.
Был старшиной, а через год стал прапором, когда ввели институт прапорщиков… Ещё вспомнил мытьё по ночам белой ребристой палубы - "вождение", которое вначале казалось сущим адом, а он проверял и всегда заставлял перемывать.
Но вскоре мы поняли что к чему. После команды перемыть мы пару часов курили, а потом будили старшину и он говорил: "Вот теперь совсем другое дело!»
Весной 1972-го его уволили в Союз за пьянку и за то, что присваивал получки отсутствующих в роте. Я тоже с трудом получил получку почти за год после сборов спортсменов... Рота наша была самодеятельной внештатно, но, видимо, уже только по инерции, потому что никаких выездов с концертами, в другие части и т.п. я не помню.
Скорее это было для нужд полка… Перед праздниками недельку, две репетировали песни в оркестровой студии, чтобы удивить кого-нибудь на строевом смотре или вечерней прогулке. Дирижёром был к-н Шеховцев, позитивный человек, по-моему из Одессы.
Видимо сменился человек, который затеял самодеятельность в 67-м. Но всё же репетиции были отдыхом для бойцов...»
2. Товарищ Антонов А. вспомнил отношение к нам местного населения в ГДР: «ГСВГ… Завод «Торпедо»… В начале декабря 1984 года меня и еще одного вольнягу Серёгу Берсенёва, с десятком срочников, под предводительством прапорщика Александра Литвинова отправили на учения.
В задачу входило организовать техподдержку по ремонту УАЗиков в полевых условиях. Выехали на трёх автомобилях, ЗИЛ-131 – МТО-АТ, ЗИЛ-130 с полным кузовом запчастей для УАЗиков и УАЗ-452 с личным составом.
Когда приехали на завод «Авангард» в Куммельсдорфгут, получили директиву «ждать, в полной боевой готовности!». О том, как ждали нужно рассказывать отдельно. Как бы то ни было, пятидневные ожидания в холодной сборно-щитовой казарме закончились, и мы выехали домой…
Проехали Бернау, cвернули к себе, осталось два километра и тут заглох наш УАЗик. Я предложил Литвинову притащить его на веревке в часть.
«Ты, что предлагаешь? – возмутился прапорщик. – Спецгруппа по ремонту УАЗиков вернулась домой, притащив свой автомобиль на буксире? Да к тому же в УАЗике личный состав. На буксире не положено».
Что делать, начали ремонтировать. Времени было уже около восьми часов вечера. А чего не ремонтировать с полным кузовом запчастей. Правда больше двух человек в этом участвовать не может, тесно в кабине «буханки».
Спустя час один из солдат пошел к рядом стоящему дому, нажал на кнопку звонка на калитке. И попросил вышедшую из дома хозяйки, воды напиться. Вынесла она ему воды.
А минут через 10-15 выходит эта немка из дома, с подносом на котором стоит чайник с чаем и семь или восемь чайных чашек.
Подходит к нам и предлагает горячего чаю. «Вы – (как мы поняли…) – Уже час на улице, наверное, замерзли, чаем погрейтесь». Попили чаю, и автомобиль сразу заработал, как надо. Вот такую «нелюбовь» местного населения испытали мы однажды…»
P.S. На досуге можно подписаться на второй блог, где почитать, как обычно оставались на прапорщика в ГСВГ: https://dzen.ru/a/aLl7s8Eh60ESjotX
