Рубиновый венец 85 Начало
В просторной столовой дома Мезенцевых горели свечи в серебряных канделябрах. Отражаясь в хрустальных бокалах и начищенных до блеска столовых приборах, их свет создавал иллюзию праздника. Но атмосфера за столом была далека от праздничной.
Наталья Петровна сидела во главе стола, идеально прямая, словно проглотившая стержень. Её светлые волосы, уложенные в сложную вечернюю причёску, оттеняли бледность лица, придавая ей сходство с мраморной статуей. Напротив неё расположился Александр Львович, помощник министра путей сообщения, уставший после долгого дня от государственных дел. Его седеющие виски и морщинки в уголках глаз выдавали возраст, хотя держался он всё ещё по-военному прямо.
Алексей сидел между родителями, механически поднося к губам ложку супа. Он почти не слушал, о чём говорили взрослые – что-то о последнем заседании в министерстве, о предстоящем визите великого князя, о новом французском романе, который обсуждают в салонах.
– Александр, – голос Натальи Петровны вернул мальчика к реальности, – я хотела поговорить с тобой о нашем сыне.
Алексей поднял глаза. Он знал этот тон – мать всегда так начинала разговор, когда была недовольна им.
– Что случилось? – Александр Львович отложил вилку и внимательно посмотрел на жену.
– Наш сын слишком впечатлителен, – произнесла графиня с лёгкой укоризной в голосе. – Сегодня я застала его беседующим с какой-то оборванкой из булочной. Он, кажется, даже знаком с ней.
Брови Александра Львовича поднялись в удивлении.
– И что же в этом дурного? Мальчик проявил вежливость.
– Дело не в вежливости, – резко ответила Наталья Петровна. – Пусть дружит с ровней, а не с уличными девками. У него и так мало общения со сверстниками из хороших семей. Эти... контакты с простонародьем могут дурно повлиять на его воспитание.
Алексей сжал под скатертью кулаки. Ему хотелось возразить, сказать, что Дарья совсем не такая, какой её представляет мать. Что в её глазах он увидел больше ума и души, чем во всех напыщенных детях, которых ему навязывали в друзья. Но он молчал, зная, что любое слово только усугубит ситуацию.
– Право, Наташа, ты преувеличиваешь, – мягко заметил Александр Львович. – Алексей достаточно умен, чтобы понимать разницу положений. К тому же, излишняя строгость может вызвать обратную реакцию.
– Ты всегда слишком мягок с ним, – парировала графиня. – Вот увидишь, эта сентиментальность до добра не доведет.
Разговор перешел на другие темы, но Алексей уже не слушал. Получив разрешение выйти из-за стола, он поднялся в свою комнату. В огромных окнах, выходящих в сад, уже виднелся закат. Небо было окрашено в оттенки розового и золотого. Мальчик сел у окна. Перед его глазами стояло лицо Дарьи – худое, с большими серыми глазами, в которых читалось столько всего: страх, голод, усталость... и что-то ещё удивительное – жажда жизни, любопытство, стойкость.
Она смотрела на мир совсем иначе, чем все, кого знал Алексей. Не как на должное, не как на сцену для светских игр, а как на чудо, полное загадок и возможностей. Даже в самом обычном – в садовых клумбах, в фонтане, который видела впервые – она находила что-то удивительное и заслуживающее восхищения.
Алексей подошёл к книжному шкафу и достал томик стихов Пушкина. Открыв книгу наугад, он прочитал: «Я помню чудное мгновенье...» Эти слова вдруг обрели для него новый смысл.
Встреча с Дарьей была именно таким мгновением – неожиданным, ярким, заставившим его по-новому взглянуть на привычный мир. И это чувство впервые дало ему понять: жизнь не ограничивается садами и чопорными приёмами, уроками французского и скучными визитами. Где-то там, за оградой имения, за пределами того узкого круга, в котором он вращался, существовал другой мир – жестокий, но настоящий.
Алексей закрыл книгу и прижал её к груди. Он не знал, увидит ли ещё когда-нибудь эту девочку из булочной. Но он точно знал, что никогда её не забудет. И если судьба даст им ещё один шанс встретиться – он не упустит его, что бы ни говорила мать.
За окном совсем стемнело. Звёзды, словно крошечные бриллианты, рассыпались по бархатному небу. Одна из них, особенно яркая, словно подмигнула мальчику. Алексей улыбнулся, представляя, что, может быть, где-то там, в бедном квартале у Нарвской заставы, Дарья тоже смотрит на эту же звезду.
Лето медленно катилось к закату. Зелень деревьев стала гуще, плотнее, в воздухе разливалась сладковатая тяжесть перезревшего августа. Дарья по-прежнему работала на побегушках в булочной. Каждое утро она приходила затемно, задолго до рассвета, чтобы помочь затопить печи, замесить тесто, а потом – разносить заказы по домам.
Каждый день, открывая дверь булочной, она вздрагивала от предвкушения: может быть, сегодня? Может быть, именно сегодня господин Франц отправит её в загородный дом Мезенцевых? Но день за днём, неделя за неделей проходили в разочаровании. Хозяин отправлял её по другим адресам – к купцу Василевскому, к аптекарю Линдау, к отставному полковнику Кречетову. Но только не туда, куда ей так хотелось попасть.
Прошёл почти месяц с того дня, когда она видела Алексея. Месяц, который показался ей вечностью. Несмотря на побои Раиды, на постоянный голод и усталость, ей хотелось только одного – снова увидеть того мальчика, который говорил с ней как с равной, который не испугался её простенького платья и грубых рук.
Августовское утро началось как обычно. Дарья помогала господину Францу и его жене готовить первую выпечку. Руки девочки автоматически выполняли привычную работу: месили, раскатывали, формовали, – а мысли были далеко. Она представляла себе белый дом с колоннами, тенистый сад, беседку, увитую диким виноградом...
– Дарья! – резкий окрик хозяина вернул её к реальности. – Опять витаешь в облаках? Смотри, тесто уже перемесила, сейчас булки будут жёсткие как подошва!
Девочка виновато опустила голову, стараясь скрыть румянец, заливший щёки. Господин Франц покачал головой, но в его взгляде промелькнуло что-то вроде снисхождения.
– Ладно, – буркнул он, – сегодня особенно важный заказ. Фрау Франц испекла те самые булочки с корицей, которые так любят господа Мезенцевы.
Сердце Дарьи подпрыгнуло и заколотилось где-то в горле.
– Отнесёшь Мезенцевым, в их загородный дом, – продолжал булочник, бережно укладывая свежие, ещё теплые булочки в корзину. – Да смотри, не урони – там господа не прощают.
Дарья закивала так усердно, что растрепавшаяся прядь волос упала ей на лицо. Она поспешно заправила ее под платок и взяла корзину с таким благоговением, будто в ней лежало не тесто с корицей, а золотые слитки.
– Я очень аккуратно, господин Франц, – пообещала она, прижимая корзину к груди.
Булочник одобрительно хмыкнул и протянул ей монету:
– На обратном пути купи себе леденец. Ты хорошо работаешь.
Дарья растерянно приняла подарок. За все время работы это была первая похвала, первый знак доброты со стороны хозяина. Она хотела поблагодарить, но от волнения не нашла слов и просто низко поклонилась.
Выйдя из булочной, девочка не пошла, а почти побежала. Корзина была тяжёлой, ручки врезались в ладони, но Дарья не замечала этого. Все её мысли были о предстоящей встрече. Увидит ли она Алексея? Заговорит ли он с ней снова? Вспомнит ли её вообще?
Дорога к загородному дому Мезенцевых петляла между полей, потом ныряла в рощу и снова выходила на открытое пространство. Она старалась держать спину прямо, как видела у знатных дам, проезжавших в каретах мимо булочной. Может быть, если она будет выглядеть достойнее, Алексей не постыдится говорить с ней?
В серых глазах девочки светилась странная надежда – не вполне осознанная, но яркая и чистая. Она помнила каждую секунду их короткой встречи: как он смотрел на нее без презрения, как взял у неё корзину, как прошептал на прощание слова ободрения. Часто, засыпая на своем тюфяке, Дарья представляла себе, что Алексей – её брат, потерянный давным-давно и вдруг найденный. Или принц из сказки, который пришёл спасти её от злой чужой тетки...
Усадьба Мезенцевых показалась за поворотом дороги – белая, величественная, окруженная садом. Дарья замедлила шаг, её внезапно охватило чувство страха. А что, если графиня снова застанет их вместе? Что, если Алексея накажут за разговор с ней?
Но желание увидеть мальчика было сильнее робости. Дарья расправила плечи, одёрнула передник, который фрау Франц вручила ей специально для визитов к господам, и решительно направилась к воротам.
Во дворе белого дома с колоннами её встретил тот же лакей, что и в прошлый раз. Он посмотрел на девочку с явным неудовольствием, словно один её вид оскорблял безупречность этого места.
– Сюда не ходи. На кухню! – бросил он, даже не взглянув на содержимое корзины.
Дарья молча кивнула и пошла в обход главного дома, туда, где располагался черный ход. Проходя мимо веранды, она замедлила шаг, украдкой бросая взгляды на окна. Может быть, Алексей увидит её и выйдет?
Но дом казался пустым и безжизненным. В окнах не было видно ни души, веранда пустовала, в саду царила тишина. Ни смеха, ни музыки, ни звука шагов.
На кухне Дарью встретила полная повариха с красным от жара лицом. Она забрала корзину, заглянула под салфетку и удовлетворенно кивнула:
– Хорошо довезла, не помяла. Хозяйка будет довольна.
Повариха отсчитала монеты и протянула их девочке:
– Держи. И скажи Францу, что к воскресенью нужно будет больше. Господа гостей ждут.
Дарья приняла деньги, но не спешила уходить. Она переминалась с ноги на ногу, не решаясь задать вопрос, который вертелся на языке.
– Чего ещё? – нетерпеливо спросила повариха, вытирая руки о передник.
– Молодой барин... он дома? – наконец решилась Дарья.
Повариха подозрительно прищурилась:
– А тебе зачем?
– Просто... – девочка запнулась, не зная, что ответить. – Я подумала... может, он тоже любит булочки с корицей.
Женщина фыркнула, но взгляд ее смягчился:
– Любит, конечно. Да только не до булочек ему сейчас. Учителя с него семь потов сгоняют – латынь, греческий, математика... С утра до вечера занят.
Дарья почувствовала укол разочарования. Значит, Алексей здесь, но она его не увидит. Он занят своими уроками, своей жизнью – такой далекой от её существования, полного труда и лишений.
– Ступай, девочка, – уже мягче сказала повариха. – У меня обед стынет.
Сжав кулачки так, что ногти впились в ладони, Дарья вышла из кухни. Она медленно побрела через двор, бросив последний взгляд на дом. Вдруг ей показалось, что в одном из окон мелькнул силуэт. Сердце её забилось быстрее, но это был лишь обман зрения – игра света в стеклах.
Уходя прочь от усадьбы, Дарья чувствовала тяжесть в груди. Нелепая, детская надежда на встречу рассыпалась, как карточный домик. Что она вообще себе придумала? Конечно, у такого мальчика, как Алексей, нет времени на оборванку из булочной. У него занятия, у него другая жизнь.
Даже монета, которую дал ей господин Франц на леденец, теперь казалась бесполезной. Зачем сладости, когда на душе так горько?
