Егор выкарабкался и вытащил всю семью. Гены – великая вещь! Егор много работал. Верил в себя и в успех даже тогда, когда ничего не получалось. Всё, за что брался, старался, как учил отец, делать лучше всех. В любой работе, даже когда был сторожем, не пропускал никаких мелочей, был собран и внимателен, неутомим и несгибаем, в любой ситуации рассчитывал только на себя. В двадцать пять Егор завел свое дело, а к тридцати годам заработал свой первый миллион долларов.
Бизнес рос. Егор перевез семью в Петербург, купил большой дом с огромным куском земли. Мог и шикарную квартиру в центре, но хотелось пожить с высокими потолками, большим количеством комнат, кошками, собаками, своей бильярдной и спортзалом, хотел почувствовать себя хозяином и крепким мужиком.
«Вот бы мой прадед Андрей оценил и порадовался бы за меня, – думал Егор. – И отец порадовался бы, и бабка. Жаль, что они не дожили. В доме места бы всем хватило».
Двух десятков коней у Егора, конечно, не было, но три машины под навесом стояли. И если бы кто-то пришел и начал со двора выгонять его тачки, он бы точно так же, как его прадед, вышел бы со стволом наперевес и защитил бы свою собственность. Потому что он её не украл, не в карты выиграл, а заработал мозгами, трудом и потом.
Вы читаете окончание. Начало здесь
Только по-настоящему став хозяином и собственником, только, когда оброс мясом, жиром и мехом, только тогда Егор понял, что же на самом деле творилось в России и произошло с его прадедом в те лихие годы…
Дружеские встречи, а в Питер и Москву, так или иначе, переехало немало университетских друзей Егора, веселые и не очень пьянки с сокурсниками по истфаку в барах и ресторанах северной столицы, не раз заканчивались спором, когда за столом речь заходила о революции в России и начале двадцатого века. Оппоненты Егора, как истинные историки, живущие вне времени, без эмоций, опираясь только на факты, утверждали, что коммунисты за двадцать лет, к тридцать седьмому году из отсталой аграрной страны сделали промышленного гиганта. Однокашники с умным видом приводили цифры, проценты, статистику, сыпали датами и именами, а Егор каждый раз, уже не как историк, а как бизнесмен, с эмоциями, временами даже переходя на мат, чтобы более доходчиво подчеркнуть свою мысль, объяснял, какой ценой это все далось народу, обычным людям: раскулачивание, грабежи, расстрелы, тюрьмы и лагеря.
– Да вы только представьте, да врубитесь вы, что это не учебник, а это происходит с вами, с вашей семьей, – Егор был очень убедителен, когда хотел. – Представьте, что это в ваш дом или в квартиру придут и заберут все, что захотят. А если вы хоть слово возразите, поставят к стенке и расстреляют, как врагов трудового народа.
Но этот и подобные аргументы были слабым доводом для людей, которые ничего никогда не имели.
Спор, как обычно, ничем не заканчивался, все оставались при своем мнении, пили мировую, а Егор в очередной раз про себя с сожалением отмечал:
– Такая вот у нас непростая история и тяжелая наследственность.
Все счета в ресторанах и барах за одногруппников и однокурсников оплачивал Егор. Ему это было нетрудно, более того, он всегда был рад встретиться с друзьями юности, но его удивляла бесхребетность и местами даже никчемность ребят, которые в универе вмести с ним мечтали свернуть горы, разбогатеть, объехать весь мир, писать книги о своих путешествиях, раскопках, новых идеях, которые перевернут классическую историю как науку. Егор тоже не стал великим историком, но он вылез, выкарабкался, а ребята так и смирились с безнадегой. Для большинства переезд из Сибири в одну из столиц стал главным достижением в жизни, поэтому у них всегда разнились мнения по поводу частной собственности, капитала и его места в истории.
Однажды Егор, за очередным подобным застольем со своими универовскими корешами рассказал историю про своего сантехника. Егор вложил весь пыл своего красноречия, но в очередной раз остался не понят. Слишком стало разниться его мировоззрение со взглядами на жизнь друзей нищей юности.
А история была на самом деле нерядовая.
Когда Егор купил дом, то по наследству от прежнего хозяина ему достались все специалисты, которые обслуживали дом раньше. Садовник, дворник, электрик, плотник и сантехник. Когда что-то надо было сделать, подремонтировать, подстричь, убрать или вывезти, он звонил, приезжал человек и все проблемы решались мгновенно, только плати наличные. Никаких тебе «ЖЭКов», задержек и проволочек, все четко и конкретно.
Все специалисты, кроме сантехника, были жителями того же поселка, где Егор купил дом. По сути, это были соседи Егора. Редкий коттедж обходился без ремонта с их участием. Для них это давно перестало быть подработками, а стало основным бизнесом. Дела они вели очень аккуратно и внимательно, ибо поселок маленький, жители его друг друга знали, и репутация в такой ситуации главное. Если ты один-два раза где-то что-то у кого-то сделал плохо или не так, как договаривались, то об этом очень быстро узнают все жители и тебя больше никуда не пригласят. Карьеру на этом можно считать завершенной. Опоздал, запил, не сделал – никаких нравоучений, просто лишился куска хлеба. Жестоко, но справедливо.
Накануне покупки, в один из дней, Егор встречался в доме с первым хозяином. Владимир, человек, который его построил и со своей семьей счастливо в нем жил восемь лет, познакомил Егора с сантехником.
– Он и котельную переоборудует, и за новым котлом будет смотреть, – сообщил Владимир.
Раньше дом отапливался соляркой, а недавно в поселок провели газ. Был сделан проект, куплено все необходимое для замены, осталось только установить и запустить.
– Тойво, – представился специалист.
Егор слегка вскинул брови.
– Он финн, – пояснил Владимир, заметив его удивление.
Сантехник Егора был финн.
Когда Владимир строил дом, Тойво делал в нем всю инженерию: отопление, водоснабжение, вентиляцию и прочее. Дом он знал, как свои пять пальцев, поэтому Владимир Егору посоветовал оставить его для обслуживания всех инженерных коммуникаций.
– Он, конечно, дороговат, но свое дело знает отлично. Более аккуратного и толкового работника я не видел.
Владимир входил в десятку крупных бизнесменов Петербурга, поэтому если он так говорил о наемном специалисте, значит, так оно и было.
Тойво не был похож на финна. Скорее, на обычного светловолосого русского мужика. Среднего роста, с крепкой коренастой фигурой, лет пятидесяти. Ему запросто пошло бы имя Иван или Сергей. Когда они познакомились поближе, Егор ему об этом сказал.
– Не сильно ошибся, – улыбнулся Тойво, – моего отца звали Иваном, а меня зовут Тойво Иванович.
– Необычное отчество для скандинава, – пошутил Егор.
У России с Финляндией на протяжении незначительной финской истории, незначительной в сравнении с российской, было много общих больших и маленьких историй. Об этом Егор мог прочитать небольшую лекцию, что он и сделал, когда они с Тойво разговорились, готовясь к монтажу нового оборудования в котельной.
Во-первых, Финляндия как государство была образована не без помощи России. Из-под влияния шведов финны вышли на русских штыках. А самостоятельным государством страна тысячи озер стала благодаря Ленину. Более того, за то, что финны позволяли и помогали на своей территории прятаться и скрываться от третьего отделения царской охранки социалистам и террористам, а впоследствии революционерам, Владимир Ильич финнам дал еще и землицы, урезав от бывшей Российской империи. Правда, Сталин ее потом забрал назад в ходе финской войны, на которой, кстати, воевал Егоров дед по отцу и был так изранен, что не смог пойти на фронт в Великую Отечественную.
Егор тоже воевал. Как и девяностые годы своей нищей юности, так и армию Егор не любил вспоминать. Но поддавшись магии истории, пересечению судеб людей и даже государств, он поделился с Тойво одним своим наблюдением.
Срочную Егор служил в Чечне. В 1996 году, находясь неподалеку от Аргунского ущелья, одной темной морозной ночью Егор как-то сделал для себя неожиданное открытие:
– Мой прадед Андрей Ябров получил Георгия на Балканах в Русско-Турецкую. Его зятья, то есть мои деды, безвинно расстрелянные красными, с германского фронта Первой мировой все четверо пришли в крестах. Дед Петр воевал в финскую, второй дед, тоже Петр, закончил Великую Отечественную 16 апреля 1945, младший брат отца дядя Миша воевал в Афгане, я вот теперь любуюсь красотами снежных седых кавказских гор… Что ж это планида такая или неотвратимость судьбы, воевать всем, в чьих жилах течет казачья кровь!?
Тойво задумался. Но, как истинный скандинав, промолчал. Потом все-таки сказал:
– Это не потому, что ты из казаков. Просто Россия всегда много воевала. Русских много, а финнов мало. Мы предпочитаем не воевать.
У Егора аж под сердцем кольнуло. Он вспомнил Кавказ, вспомнил пацанов, которые так и остались навечно молодыми в тех замерзших ледяных горах, вспомнил, как несколько лет после Чечни терзался, зачем нужна была эта война, кому нужно было, чтобы одни россияне убивали других россиян. А финн все доходчиво объяснил – просто русских много. Вот и в революцию одни русские убивали других. Время идет, а история не меняется.
Он опять вспомнил ту морозную ночь под Аргуном, яркие крупные, просто огромные звезды, которые в прозрачном морозном воздухе на чёрном небе висели так низко, что казалось, будто до них можно дотянуться рукой, вспомнил, как до этой же самой мысли, что в России человеческой жизни цена всегда была гнутая копейка, он додумался, но по-другому. Просто тогда он думал о казачестве, а сейчас финн навел его на мысль, что эта трагедия куда ужасней была и есть в истории русского народа.
Тогда, в Чечне, находясь вторые сутки в засаде и сжимая покрывшийся инеем холодный автомат до немоты в пальцах, чтобы не уснуть, он думал о том, что не нужно иметь университетский диплом историка, чтобы понимать, что казачество советской властью было истреблено, выхолощено и погублено под корень. Даже когда в его присутствии кто-нибудь нынешних казаков называл ряжеными, Егор не обижался. Этого уже никогда не возродить и не восстановить. Целый класс уникальных людей, беспощадных воинов и великих тружеников свели в сырую землю.
– К тому же, что такое казачество, – продолжал про себя Егор, ежась от холода и думая, чтобы ни в коем случае ни рожком, ни цевьем автомата не задеть и не чиркнуть по ледяным камням и не звякнуть железками на ремне колоша, – это, прежде всего, уклад жизни, дух и отношение ко всему. То есть мировоззрение. Этому не научить и не привить. Это должно быть в крови, как у моей бабки было, как у отца. Во мне это есть, – с гордостью думал Егор.
Но чувство гордости быстро проходило, потому что Егор, как историк, знал, как всё обстоит. Его этому учили пять лет. Он знал, что в его стране напрочь отбито чувство уважения и к частной собственности, и к личности. Собственности ни у кого не было, а чужая жизнь… Кто у нас не воевал или не сидел? Разве есть в России такая семья?!
Глядя на то, как методично и толково Тойво управляется с котлом, все по делу, ни одного лишнего движения, спокойно, солидно, Егор вспомнил свой диплом, где он на примере все тех же казаков по полочкам раскладывал все нынешние социальные и экономические проблемы современной России. Они начались не сто и даже не двести лет назад. В Европе все буржуазные революции происходили в шестнадцатых-семнадцатых веках, а в царской России только в конце девятнадцатого века отменили крепостное право. А вскоре, после революции, настала эра плановой экономики, которая совершенно не стимулировала людей к развитию. И запойный алкоголик, и квалифицированный рабочий на заводе получали одинаковую зарплату. А еще советский аскетичный образ жизни, который воспевался. Навязывалась нищета! Машину купить было невозможно. Хороших товаров в магазинах не было. К чему советским людям было стремиться? К какому благополучию? К какой собственности? Откуда могло взяться чувство хозяина? Кто их мог этому научить? Тех, кто могли, так или иначе, истребили: революция, ГУЛАГ, войны…
В 1991 году советская власть рухнула. Начались рыночные отношения, это Егор уже отчетливо помнил, появились первые бизнесмены, хозяева, собственники. В жизнь вступило первое поколение людей, которые начали стремиться к накоплению капиталов, к комфорту и успеху. Но и тут все было не как у добрых людей. Рынок начали осваивать варварски. В девяностые убивали среди бела дня, отнимали фирмы и заводы, рэкет, беспредел, разгул преступности… У нас недавно буржуазная революция произошла в конце двадцатого века, а в Европе – триста лет назад. Там уже сменились несколько поколений собственников, которые создают и передают от отца к сыну кто большой, кто малый бизнес, сохраняя и приумножая его. В Европе и в Америке есть устойчивое выражение – old-money, дословно: старые деньги. С английского «old-money» переводится, как владеющий унаследованным состоянием в течение нескольких поколений. Именно эти old-money family, богатые семьи в нескольких поколениях, пользуются особым уважением. Не потому, что они богаты. Есть люди и семьи с куда большими деньгами. История знает много сказочных состояний, впрочем, история знает и множество примеров, когда эти гигантские деньги проматывались и спускались, и именно поэтому, семьи, чье богатство и влияние длится уже по двести и триста лет, так уважаемы.
В дипломе Егор привел один значимый пример. В Италии во Флоренции со времен Петра Первого по наши дни сохранилось семьдесят процентов семей, которые на протяжении трех веков являются крупнейшими налогоплательщиками Италии. Триста лет эти семьи отчисляют деньги в казну. А в России политологи мечтают, чтобы страна хоть сто лет пожила без войн, дефолтов и потрясений. Экономисты говорят, что русское экономическое чудо возможно после первых ста лет стабильности.
Диплом Егора вызвал массу критики, хотя был оформлен и написан по всем университетским канонам, требованиям.
– Проделана большая работа, материал интересно изложен, но мы не можем вам поставить пятерку, – вынес вердикт председатель комиссии на защите. – Нужно любить свою страну и её историю. Критиковать много ума не надо.
– Это не критика, это анализ, – занозился Егор.
– И, тем не менее, четверка.
Егор не стал упорствовать. Комиссия не увидела в работе Егора попытку разобраться: что же с нами происходит? Куда мы идем? А, главное, с кем.
Егор не раз вспоминал диплом, когда завел свой бизнес. Он столкнулся с невиданной, невероятной вещью. Он готов был платить хорошие деньги, а нормальных работников – не найти. Опоздать, бросить недоделанное, что-то перепутать, не сдержать слово, не выполнить план, не явиться на работу – было само собой разумеющимся. Егор был в шоке! Такого разочарования в людях он не испытывал никогда.
– Бабка бы моя или батя поубивали бы таких работничков, – с горечью думал он.
Ответственных и знающих людей он со временем набрал и бизнес поднял. Но каких это стоило сил!
– Мне бы тогда таких, как этот финн, – сожалел Егор. – Сколько времени было потеряно!
***
Тойво закончил подготовительный этап и занялся установкой котла. Егор, как нормальный хозяин, вызвался помогать, чтобы все было под контролем. И тут Тойво Егора просто потряс.
Для установки котла в стенках котельной пришлось сделать несколько отверстий. При сверлении пыль от кафельной плитки, штукатурки и кирпича разлетается и оседает тонким слоем повсюду. Ее потом можно долго вымывать и вычищать. Зная это, Тойво одной рукой сверлил, а другой держал маленький портативный пылесос, который засасывал пыль и мелкие осколки. Финн специально (!) привез с собой маленький пылесос, чтобы в котельной не было пыли и грязи. Помимо этого, он привез целый ворох тряпок.
– Тойво, а тряпки-то зачем? – поинтересовался Егор, когда финн закончил работу и собирал свой инструмент.
– В системе могла остаться солярка, – объяснил он. – Если бы вдруг пролилась, я бы сразу вытер, а то она очень долго выветривается. Был бы запах, твоим домашним было бы некомфортно.
Егор был в шоке! Он не знал сантехников, которые заранее обдумывают свой производственный план и заботятся о клиенте так, чтобы после его ухода хозяевам ничего не пришлось убирать!
С другой стороны, Тойво был дорогой специалист. Его визит стоил 100 евро – только за то, что он приехал. То, что он сделал, тарифицировалось отдельно и тоже недешево.
– Пусть так, – анализировал Егор, когда вся работа была закончена. – Пусть дорого, зато с качеством и с гарантиями. Это лучше, чем алкаши за три копейки.
Помимо того, что Тойво был дорогой сантехник, на его услуги всегда была очередь. Чтобы его пригласить, иногда нужно было ждать два, а то и три дня. Но Егора это устраивало, ибо свой дом Егор мог доверить только такому человеку.
Тойво был настоящий европеец. Хозяин своего маленького бизнеса. Егору очень нравилось, что он ни разу не опоздал, всегда был опрятен. У него с собой всегда был нужный инструмент, любую работу он выполнял блестяще.
***
– Случай с Тойво – не очередная интеллигентская попытка превознести все европейское и покритиковать наше, – Егор заканчивал свой рассказ на встрече с однокашниками. – Еще Петром Первым нам было внушено уважение и восхищение перед всеми заморскими проходимцами, в то время как у нас и тогда, и сейчас были и есть прекрасные мастера и специалисты. Тойво – это рубеж, к которому нам надо стремиться. И рубеж, который однажды у нас уже был!
История про финского сантехника собравшихся за столом одногруппников не впечатлила. Суждения были скептические:
– Ну и что здесь такого? Человек приехал, хорошо сделал свою работу, ты ему заплатил, он уехал. Что в этом особенного?
– Или ты хотел сказать, что у тебя даже сантехник – не простой работяга, а финн?!
– Мы давно знаем, что у богатых свои причуды…
– Ребята, да о чем вы!? – попытался достучаться до приятелей Егор. – История – о профессионализме. Да забавно, что он финн. Но главное, что он – профессионал. Нам всем этого не хватает и к этому нужно стремиться. Тогда и жить, может, будем по-другому.
Рассказ написан в 2016 году
Tags: Проза Project: Moloko Author: Ашихмин Олег
Другие истории этого автора здесь и здесь и здесь и здесь и здесь и здесь и здесь и здесь и здесь и здесь и здесь и здесь и здесь и здесь и здесь и здесь и здесь и здесь и здесь и здесь и здесь и здесь