Миф первый: неповоротливая консервная банка
Образ средневекового рыцаря, закованного в полный латный доспех, — это икона, растиражированная тысячами фильмов, книг и картин. И почти всегда этот образ сопровождается одним и тем же набором клише. Мы видим неуклюжего, закованного в сталь истукана, которого с помощью лебедки водружают на коня. Мы видим, как он, с грохотом свалившись на землю, беспомощно барахтается на спине, как перевернувшаяся черепаха, не в силах подняться без посторонней помощи. Этот миф о неповоротливости и чудовищном весе латных доспехов настолько прочно въелся в наше сознание, что стал почти аксиомой. Но, как и большинство красивых аксиом, он не имеет почти ничего общего с реальностью.
Начнем с веса. Полный готический или миланский доспех XV века, вершина доспешного искусства, весил в среднем от 20 до 30 килограммов. Много? Безусловно. Но давайте сравним. Современный пехотинец в полной боевой выкладке — с бронежилетом, каской, оружием, боеприпасами, рацией и прочим снаряжением — тащит на себе те же 25-35 килограммов, а то и больше. Пожарный в полном обмундировании несет на себе около 30-40 кг. Так что вес рыцарского доспеха был вполне сопоставим с нагрузкой современного солдата или спасателя.
Но главное даже не в абсолютных цифрах, а в распределении веса. В отличие от рюкзака, который давит на плечи и спину, латный доспех был гениальной инженерной системой, которая распределяла свой вес по всему телу. Нагрузка приходилась не только на плечи, но и на талию, бедра, ноги. Каждый элемент был подогнан под фигуру владельца с точностью до миллиметра. Это был не мешок с железом, а вторая кожа, экзоскелет, созданный для максимальной подвижности. Историк и реконструктор Тобиас Кэпвелл, один из ведущих мировых экспертов по средневековым доспехам и сотрудник Собрания Уоллеса в Лондоне, наглядно доказывает это на собственном примере. Облачившись в точную копию доспеха XV века, он бегает, прыгает, кувыркается, лазает по лестницам и даже делает сальто, полностью разрушая миф о рыцаре-вагоне.
Откуда же взялся этот миф? Частично — из викторианской эпохи, когда писатели-романтики, такие как Вальтер Скотт, создавали свой, вымышленный образ Средневековья. А частично — из-за путаницы между боевыми и турнирными доспехами. Турнирные доспехи, особенно те, что предназначались для копейной сшибки (штехцойг), действительно были гораздо тяжелее и массивнее боевых. Они могли весить до 40-50 килограммов. Их задачей было не обеспечить подвижность, а выдержать прямой удар тяжелого копья. Они были, по сути, спортивным инвентарем узкого назначения, как современный хоккейный вратарский щиток. Но именно эти громоздкие, почти скульптурные доспехи чаще всего и выставлялись в музеях, формируя у публики неверное представление.
Что касается падения с лошади, то и здесь все не так просто. Конечно, упасть с высоты двух метров в 25 килограммах железа — удовольствие сомнительное. Но это не было смертным приговором. Любой человек в хорошей физической форме, а рыцари с детства тренировались и были настоящими атлетами, мог без особого труда подняться на ноги. Проблема была не в весе, а в оглушении от удара и в том, что на земле он становился уязвимой целью для пехотинцев с их специальным «противорыцарским» оружием. Но беспомощной черепахой он точно не был. Реальный рыцарь в боевом доспехе был быстрой, смертоносной и на удивление проворной машиной для убийства.
Миф второй: благородный защитник вдов и сирот
Второй великий миф — это миф о рыцарской чести. В нашем представлении рыцарь — это не просто воин. Это воплощение благородства, защитник слабых, покровитель вдов и сирот, верный слуга своей прекрасной дамы. Этот образ, рожденный куртуазной литературой XII-XIII веков и окончательно отшлифованный романтиками XIX века, прекрасен и абсолютно лжив. Реальный средневековый рыцарь был не персонажем из баллады, а продуктом своей жестокой эпохи. И главной его функцией была не защита сирот, а война.
Рыцарство было, по сути, военно-феодальным сословием, кастой профессиональных воинов. Их земля, их титулы, их привилегии — все это было платой за их главную обязанность: по первому зову сеньора явиться на войну «конно, людно и оружно». Они были элитой, но элитой военной. Их воспитывали не для того, чтобы писать стихи и вздыхать под балконом, а для того, чтобы эффективно убивать. С семи лет мальчик из рыцарской семьи становился пажом, потом оруженосцем. Его учили владеть мечом, копьем, ездить верхом, охотиться. Вся его жизнь была подготовкой к войне.
А средневековая война была делом грязным, жестоким и абсолютно лишенным всякого благородства. Главной ее целью был не разгром вражеской армии в честном бою, а нанесение максимального экономического ущерба противнику. Основной тактикой было так называемое шевоше — опустошительный рейд по вражеской территории. Рыцари и их отряды сжигали деревни, вытаптывали посевы, угоняли скот, убивали крестьян. Тех самых «слабых», которых они якобы должны были защищать. Для них это не было преступлением. Это была работа. Крестьяне, принадлежавшие вражескому сеньору, были таким же ресурсом, как и его коровы или его урожай. И уничтожение этого ресурса было самым эффективным способом заставить врага пойти на уступки.
Кодекс рыцарской чести, безусловно, существовал. Но он был, во-первых, неписаным и очень расплывчатым, а во-вторых, распространялся исключительно на представителей своего собственного класса. Рыцарь должен был быть честен и благороден по отношению к другому рыцарю. Дать пленному рыцарю возможность заплатить за себя выкуп, а не убивать его, — это было не столько проявлением милосердия, сколько выгодным бизнесом. Выкуп за знатного пленника мог составлять целое состояние. Но этот кодекс не имел никакого отношения к простолюдинам. Убить крестьянина или горожанина не считалось грехом.
Конечно, были и исключения. Были и благородные рыцари, пытавшиеся следовать высоким идеалам. Но они были именно исключениями, а не правилом. Большинство же рыцарей были прагматичными, жестокими и часто неграмотными феодалами, чьи главные интересы лежали в области приумножения своих земельных владений и военной добычи. Куртуазная литература, воспевавшая их благородство, была, по сути, пиар-кампанией, созданной самими же аристократами для легитимации своей власти. Они заказывали поэтам и трубадурам песни и романы, в которых представали не просто грубыми вояками, а утонченными героями, защитниками веры и справедливости. И этот образ оказался настолько привлекательным, что пережил само рыцарство на много веков.
Миф третий: меч — главное оружие
В любом фильме о Средневековье мы видим одну и ту же картину: рыцари, сверкая мечами, прорубаются сквозь ряды врагов. Меч стал таким же неотъемлемым символом рыцарства, как доспехи и конь. Он был не просто оружием. Он был знаком статуса, семейной реликвией, продолжением руки и души воина. Ему давали имена — Экскалибур, Дюрандаль, — его украшали золотом и драгоценными камнями. Все это правда. Но правда и в том, что в реальном бою меч был далеко не главным и часто не самым эффективным оружием рыцаря.
Главным оружием конного рыцаря, тем, что и делало его королем поля боя, было копье. Длинное, тяжелое рыцарское копье, или лэнс, зажатое под мышкой, превращало всадника и коня в единый, несокрушимый снаряд. Таранный удар сомкнутого строя рыцарской конницы был главной тактической новинкой Раннего Средневековья, и на протяжении нескольких веков ему не могла противостоять ни одна пехота в мире. Именно копьем рыцарь наносил свой первый, и часто последний, удар. Битва при Гастингсе, сражения крестоносцев с сарацинами — все они были выиграны или проиграны именно копейными сшибками.
Меч же был оружием вспомогательным, «оружием последнего шанса». Его доставали из ножен только после того, как копье было сломано или утеряно, и бой переходил в стадию индивидуальных поединков, свалки, которую называли меле. Но и здесь классический рубящий меч был эффективен далеко не всегда. По мере того как развивались доспехи, его эффективность падала. Прорубить кольчугу, а тем более латную пластину, мечом было практически невозможно.
Поэтому, начиная с XIII-XIV веков, на смену рубящим мечам приходят мечи колющие, с узким, граненым клинком, предназначенные для того, чтобы проникать в сочленения доспехов. А еще большей популярностью начинает пользоваться ударно-дробящее оружие, против которого стальная броня была почти бессильна. Боевой молот (war hammer), клевец (poleaxe), моргенштерн, а особенно — булава или шестопер. Удар тяжелой булавы, даже если он не пробивал доспех, ломал кости, вызывал внутренние кровотечения и тяжелые контузии. Именно булава, а не меч, часто была главным оружием рыцаря в ближнем бою против другого рыцаря. Неслучайно в Позднем Средневековье булава-шестопер стала символом не просто воина, а полководца.
Меч же оставался в первую очередь символом статуса. Право носить меч было привилегией свободного человека, дворянина. Он был частью парадного, придворного костюма. Им опоясывали при посвящении в рыцари. На него приносили клятву. Но в реальном бою, особенно в Позднем Средневековье, прагматичный рыцарь часто предпочитал своему благородному мечу грубую, но эффективную булаву или топор. Ведь главной его задачей было не красиво фехтовать, а как можно быстрее и эффективнее вывести из строя такого же закованного в сталь противника. А для вскрытия «консервной банки» лучше подходит не нож, а хороший консервный ключ.
Миф четвертый: одинокий волк поля боя
Образ странствующего рыцаря, knight errant, — еще один продукт куртуазной литературы. Одинокий герой, путешествующий по свету в поисках приключений, сражающийся с драконами, спасающий прекрасных дам из лап злодеев. Этот образ прекрасен, романтичен и не имеет ничего общего с военной реальностью. Средневековый рыцарь почти никогда не воевал в одиночку. Он был частью сложной тактической единицы, которую историки называют «копьем» (lancia или glaive).
«Копье» было минимальной организационной ячейкой феодальной армии. В его состав входил сам рыцарь, его оруженосцы (один или два), несколько конных воинов попроще (кутилье или сержанты) и несколько пехотинцев, чаще всего лучников или арбалетчиков. Состав «копья» мог варьироваться в зависимости от страны и эпохи, но его численность составляла в среднем от 5 до 10 человек. Рыцарь был не просто воином, он был командиром этого небольшого, но хорошо слаженного отряда.
На поле боя «копья» объединялись в более крупные подразделения — «знамена» (banners), которыми командовал рыцарь-баннерет, а те, в свою очередь, — в «баталии», которыми командовали уже герцоги, графы или сам король. Армия была не толпой одиночек, а иерархической структурой, где каждый знал свое место. Успех в бою зависел не от героизма отдельных рыцарей, а от их умения действовать сообща, держать строй, вовремя атаковать и вовремя отступать.
Оруженосцы и сержанты не просто таскали за рыцарем его копье и щит. Они сражались рядом с ним, прикрывали его с флангов и с тыла, подавали ему новое оружие, помогали взобраться на коня, если его ранили. Лучники, приданные «копью», обеспечивали огневую поддержку, осыпая врага стрелами перед атакой. Это был маленький, самодостаточный боевой организм.
Конечно, индивидуальные поединки между рыцарями тоже случались, но чаще всего это было частью турнира, а не реального боя. В бою же царил хаос, и одинокий рыцарь, оторвавшийся от своего отряда, становился легкой добычей для вражеской пехоты. Его могли стащить с коня крючьями, окружить и заколоть кинжалами, проникая в щели доспехов. Поэтому рыцари старались держаться вместе. Их сила была в их единстве, в несокрушимой стене щитов и копий, которую они представляли в атаке. Так что реальный рыцарь был не одиноким волком, а вожаком небольшой, но очень зубастой стаи.
Миф пятый: стальная неуязвимость
Полный латный доспех XV века был вершиной индивидуальной защиты. Он превращал человека в почти неуязвимую для холодного оружия крепость. Но «почти» — это ключевое слово. Миф о том, что закованный в латы рыцарь был абсолютно неуязвим для простого пехотинца, — это сильное преувеличение. На каждое действие есть противодействие, и по мере того, как развивались доспехи, развивалось и оружие, предназначенное для борьбы с ними.
Главным врагом рыцаря была не вражеская конница, а пехота. Именно пехотинцы, простые мужики, которых рыцари презирали, в итоге и положили конец безраздельному господству тяжелой кавалерии на полях Европы. И у них для этого было несколько очень эффективных инструментов. Во-первых, это длинные пики и алебарды. Швейцарские баталии, вооруженные длинными пиками, или шотландские шилтроны представляли собой щетинящегося ежа, о которого разбивалась любая кавалерийская атака. Алебарда же была универсальным «консервным ножом»: ее топором можно было рубить, копьем — колоть, а крюком (бек де корбин) — стаскивать рыцаря с коня.
Во-вторых, это дальнобойное оружие. Английский длинный лук (longbow) был страшным оружием. Опытный лучник мог выпускать до 10-12 стрел в минуту. Бронебойная стрела с узким наконечником-бодкином, выпущенная с близкого расстояния, могла пробить кольчугу и даже не самую толстую латную пластину. Битвы при Креси (1346) и Азенкуре (1415), где английские лучники буквально расстреляли цвет французского рыцарства, стали началом конца эпохи рыцарства. Еще более эффективным оружием был арбалет. Его болт обладал огромной пробивной силой и с легкостью прошивал любые доспехи. Неслучайно католическая церковь несколько раз пыталась запретить арбалет как «негуманное» и «нехристианское» оружие, потому что он позволял простому крестьянину безнаказанно убить благородного рыцаря.
Но даже если доспех не был пробит, у пехоты было множество способов нейтрализовать рыцаря. Его можно было стащить с коня, зацепив за шею или ногу алебардой. Оказавшись на земле, он, хоть и не был беспомощен, становился гораздо более уязвимым. Его окружали несколько пехотинцев, валили на землю и добивали с помощью специального кинжала-ронделя, или «кинжала милосердия», просовывая его узкое лезвие в смотровую щель шлема, в подмышки или в сочленения доспехов.
И, наконец, рыцарь мог умереть и без помощи врага. В жаркий день в полном доспехе можно было запросто получить тепловой удар. Во время переправы через реку, упав в воду, можно было утонуть под тяжестью собственного железа. А иногда рыцари просто задыхались в давке и суматохе боя. Так что, несмотря на всю свою защиту, рыцарь оставался смертным. Его доспех давал ему огромное преимущество, но не делал его бессмертным. И история Позднего Средневековья — это история о том, как простая, организованная пехота, вооруженная пиками и луками, научилась методично и эффективно вскрывать эти сияющие стальные консервные банки.
