В конце следующего отпуска поехали на Юлину родину в село Сошанск, что в Казатинском районе, Винницкой области, знакомиться с её многочисленными родственниками. К полудню прибыли на станцию Голендры, из-за весенней распутицы, дороги в деревню нет. Хорошо накануне, Юля дозвонилась в контору колхоза о времени нашего приезда. На станции нас встретили, прибывшие на бортовой машине, брат Федосей с Юлиным племянником Николаем (он на год старше своей тёти). В станционном буфете начали знакомиться, после чего размытая, в глубоких колеях полевая дорога казалась не такой страшной, тем более до Самгородка кое-где сохранился гравий, а на его окраине нас поджидал трактор. С этого места до родительского дома Юли, около пяти километров, благополучно доехали на буксире гусеничного трактора.
Нас встретили родственники моей жены. Отец Никита Михайлович, мать Оксана Николаевна. Братья Пётр, Клим, Николай (Федосей нас привёз). Сёстры Степа, Анна, Люся. Все с жёнами, мужьями и детьми. Четвёртая сестра Тоня с мужем Алексеем в то время осваивали целину в Казахстане.
Сколько судеб молодых ребят исковеркала в то время Хрущёвская авантюра с освоением целины? Тоня окончила техникум и работала в Киеве на престижной работе. Она с мужем жила в общежитии завода Большевик – по месту работы, и в скором времени им обещали квартиру. Но тут прозвучал комсомольский призыв и они оказались в морозной степи Казахстана. Вот почему я познакомился с Тоней и Алексеем только через несколько лет, когда совпали по времени наши отпуска.
А этот приезд мы отпраздновали со всеми, встретившими нас, в Юлином отцовском доме. Оставшиеся три дня прошли в застольях у её братьев и сестёр, ведь у каждого необходимо было побывать в гостях. Бывало, на день приходилось по два застолья, утром и вечером. В конце концов, с тяжёлой головой, уехал с Юлей на автобусе в Казатин, потом на электричке добрались до Фастова. На следующий день с Киевского вокзала убыли к месту службы.
Вовку Чернова переселили в общежитие. В дальнейшем его служба не сложилась, после заболевания, был направлен в госпиталь, уволен в запас и убыл на родину в Сталинград к матери. Больше я о нём не слышал и писем не получал. Мы с Юлей обустроились в нашей комнате, в одной квартире с семьёй Иванова. Соседские отношения с ними сложились нормальные. Так началась наша семейная жизнь.
По выходным дням прогуливались по окраинам посёлка, любовались ожившей после зимней спячки рекой, по которой проплывали льдины, освобождая её от зимних оков. Не раз, в солнечные дни, я купался в бодрящей, ледяной воде. С наступлением лета начала работать лодочная станция. Часто брал лодку и с Юлей, проводили время на реке. В Западной Двине течение быстрое, поэтому спустившись вниз по реке и возвращаясь на лодочную станцию, получал большую физическую нагрузку. В тёплые, солнечные дни, больше времени проводили на пляже, загорали и купались.
По будням продолжалась лётная работа. В полк прибыли новые лётчики, примерно одного со мной возраста: Пархоменко, Мещанкин, Галявин, Платонов и Гусаров – все семейные. Общность интересов сблизила наших женщин и при отсутствии работы, разнообразила монотонную, скучную жизнь в гарнизоне. Юля подружила с жёнами капитана Николайчука, тоже украинкой и старшего лейтенанта Галявина. Во время наших полётов или подготовки к ним, свободное время они проводили вместе. Кстати, после окончания академии, при вступлении в должность начальника штаба полка, я встретил двоих из них в Забайкалье: Платонова – зам командира полка, Гусарова – начальник политотдела полка.
Последний полёт
Однажды нам запланировали комбинированное упражнение – групповая слётанность со стрельбой по наземной цели. Полёт предстояло выполнить в паре со старшим лейтенантом Паршутиным, по маршруту с выходом на полигон для производства залповой стрельбы из пушек Н-37 и двух НР-23.
После взлёта с КП дивизии поступил приказ: «Через 20 минут все экипажи посадить на аэродром». Со стартового командного пункта (СКП) мы получили команду: «231-й, 233-й прекратить полёт по маршруту, следуйте на полигон». Для выполнения стрельбы времени у нас было достаточно, но руководитель полётов не учёл загрузки наших самолётов. Согласно упражнению, полёт выполнялся на полностью заправленном самолёте и на полигон мы должны были выйти только после выработки топлива из подвесных баков.
В первом заходе на цель не учёл веса самолёта, и это сказалось на выходе из пикирования, который нужно было начать раньше. Когда я с большим усилием взял ручку управления на себя, задрал нос самолёта и дал полный газ, машина задрожала от перегрузки, но земля неумолимо приближалась. Я смотрел уже не вперёд, а на землю, которая проносилась в нескольких метрах подо мной. Наконец, самолёт встряхнуло и, преодолев притяжение земли, он взмыл вверх.
Полигон расположен в лесу и с вышки руководитель стрельб не мог наблюдать всю глиссаду, но о том, что высота вывода из пикирования занижена, он предупредил: «231-й низкий вывод». Только при выполнении первого разворота, холодный пот выступил на лбу. Я понял, что несколько секунд назад, я мог распрощаться не только с авиацией, но и с жизнью. Бог миловал и я начал заход для стрельбы по своей мишени боевыми снарядами. Отстрелялся без дальнейших осложнений. Из 30 снарядов в цель легли 26, а при нормативе на «отлично», необходимо 25 попаданий. Но что толку, это был мой последний полёт.
После посадки, ещё не выйдя из кабины, по виду техника понял – случилось ЧП. Внизу на фюзеляже и плоскостях – зелёно-коричневые полосы глубиной полтора-два сантиметра, на подвесных баках вмятины, тормозные щитки в пробоинах. По селектору предложили пройти на СКП. Никто не верил, что мы с Паршутиным, при выполнении задания, не ходили на бреющем полёте. Командир полка после беседы сказал: «Поедете на полигон, покажете это дерево».
На следующий день начальник ОТП (огневой и тактической подготовки), который руководил стрельбами, полковой особняк (представитель КГБ) и я выехали на полигон. Вышли на мишень и я сразу указал на несколько деревьев на расстоянии примерно 150-200 м. от нас по курсу вывода из пикирования после стрельбы. Под одним из них были разбросаны куски веток. Когда его спилили и замерили, высота оказалась 25 метров плюс один метр, который я вчера «сбрил», а дерево, потеряв этот метр, отпустило самолёт с отметками происшествия на волю.
По дороге к машине увидели лесорубов, остановились: «Что видели вчера во время стрельб, примерно в 12 часов дня?», - спросил особняк. – «Прилетела пара истребителей, разошлись и начали стрельбу. Один самолёт в первом заходе, не стреляя, очень снизился. Потом отстрелялись и оба улетели», - рассказали лесорубы. После доклада командиру результата поездки, Паршутин успокоился, а я стал собираться в штаб авиации московского округа ПВО.
*
После разбора лётного происшествия в отделе лётной подготовки, меня определили при штабе в казарме водителей, дожидаться приёма командующим авиацией округа, который решил разобраться в этом ЧП. В воскресение посетил цирк, несмотря на афиши о выступлении знаменитого фокусника Кио, программу вёл его сын Игорь, его номера понравились.
В понедельник на приём к генералу, меня проводил офицер отдела боевой подготовки. Не могу сказать, что был большой разнос. В процессе беседы я рассказал о своём полёте, после чего, он задал несколько вопросов: по эшелонированию истребителей – его знаменитая «этажерка», применяемая лётчиками его дивизии в боях Великой Отечественной войны; по разработанной им формуле победы в воздушном бою – «высота, скорость, маневр, огонь». После общения с прославленным генералом я убыл в полк.
Спустя неделю в газете «Советская Авиация» (№ 146 за 24 июня 1959 года) напечатали статью героя Советского Союза генерал-майора авиации Н. Козлова «От лётных правил – ни на шаг», с подробным разбором моего случая и плохой организацией стрельб на полигоне. Cо многим в этой статье я не согласен, дословно привожу её содержание, касающееся моего случая: «Выполняя стрельбу по наземным целям, лётчик Клевайчук решил блеснуть своим мастерством: вместо одной очереди он произвёл две (здесь автор допустил ошибку, ведь столкновение с верхушкой дерева произошло ещё в первом контрольном заходе на цель без стрельбы, а это в корне повлияло на заключение комиссии по лётному происшествию). Потеря нескольких секунд привела к тому, что офицер запоздал с выводом машины из пикирования. В результате возникла серьёзная предпосылка к лётному происшествию.
Офицер Клевайчук, прибывший в часть вместе с другими молодыми авиаторами, прежде всего, показал хорошие лётные качества. Он одним из первых вылетел самостоятельно. Его успехи неоднократно отмечались командирами звена и эскадрильи. Неумеренная похвала вскружила ему голову, он стал считать, что теперь ему всё дозволено, утратил чувство ответственности за благополучный исход полёта. При расследовании этого грубого нарушения выяснилось, что в подразделении, где служит офицер Клевайчук, непосредственные начальники не уделяли должного внимания вопросам соблюдения дисциплины в полёте, ослабили требовательность к подчинённым. Существенные недостатки были отмечены в воспитательной работе с личным составом. Никто на первых порах не заметил у Клевайчука такого серьёзного недостатка. А произошло это потому, что командир звена и командир эскадрильи не занимались по-настоящему изучением индивидуальных особенностей подчинённых».
Примерно такого же содержания, по всем авиационным полкам была разослана шифровка. Естественно, я был отстранён от полётов, а благодаря характеристике, срочно написанной капитаном Тереховым – заместителем командира эскадрильи, через месяц меня списали с лётной работы. Ох, как эта характеристика повлияла на всю дальнейшую мою службу!
Так как Юля была беременна, мы решили, лучшие условия для неё и будущего ребёнка будут созданы на родине у наших родителей. Я отправил её на Украину и стал дожидаться решения своей участи – демобилизация или переход на наземную службу – сам я, пока ничего ещё не решил.
За штатом
Свободного времени с избытком. Раз в неделю дежурил по полку. Когда в части создалась необходимость пополнить запас топографических карт, ездил в штаб округа для их подборки и организации доставки в полк. Относительно отдыха. Как-то, наш адъютант (так называлась должность начальника штаба эскадрильи), организовал выезд на рыбалку. Он, два Санька – Беляев, Казаков и я выехали на озеро Охват, что в сорока километрах от гарнизона.
Перед закатом солнца прибыли к месту рыбалки. По-быстрому приготовили удочки и до темноты успели поймать на уху. Мне, кроме мелочи, попался, чуть меньше килограмма, подлещик. Развели костёр, сварили уху, начали ужинать.
Ночь выдалась тёплая, неподвижный воздух напоён запахом разнотравья и полевых цветов. На зеркальную гладь озера легла серебристая лунная дорожка. Неуёмные лягушки ещё не закончили свой концерт, да запоздалые кряквы, прилетая на ночёвку, подзывают друг друга к насиженным местам. Спокойная гладь озера изредка нарушается всплеском щуки, гоняющей малька, да приводняющейся, после стремительного полёта, утки. Долго не дают уснуть зудящие кровопийцы комары, да тревожные мысли о потерянной лётной работе и неопределённой дальнейшей судьбе моей семьи. Только перед рассветом удалось забыться в лёгкой дрёме.
Но вот зарозовел восток, и мы начали просыпаться. Почаёвничали, взяли удочки и с первыми лучами солнца, вышли на берег. У самой воды, несколько долблёнок – утлые челноки, которые, при помощи топора и долота, смастерили местные рыбаки. Это, пригодное для рыбалки устройство, они получали, скрепив планками, заменяющими сидения, два выдолбленных ствола. У Саньков и меня удочки, а Петрович взял спиннинг. Каждый выбрал себе долблёнку и, вооружившись шестами, мы выплыли на тихую, утреннюю гладь озера.
Вечерняя рыбалка с берега, для меня была более удачной, но хотелось попробовать с лодки. За несколько часов поймал десятка три окуньков и плотвичек. Это потом, в Вышнем Волочке на водохранилище, я освоил ловлю с лодки, овладел навыками закрепления её на месте, узнал, как прикормить рыбу и подобрать нужную глубину. Сегодня молодым рыбакам не повезло, а Петрович выплыл к обеду с тремя щуками по два килограмма каждая. В полдень перекусили и отправились домой.
Как-то во время дежурства по полку, после обеда, я прилёг отдохнуть, но команда дневального: «Смирно! Дежурный на выход!» - прервала мой отдых. В казарму прибыл начальник штаба дивизии (его штаб располагался в одном гарнизоне с нашим полком и, как оказалось, он зашёл в казарму для разговора со мной). После моего доклада, полковник Бровко зашёл в дежурку, предложив сесть, сказал: «Старший лейтенант, подготовленные офицеры нужны армии. После училища Вы освоили технику пилотирования современными истребителями, сейчас мы предлагаем использовать Ваши знания и опыт по управлению ими с командного пункта при выполнении боевых задач». Он предложил мне должность начальника штаба эскадрильи, или штурмана наведения на КП полка. Оставшись в эскадрилье начальником штаба, я имел возможность через пару лет, получить капитана, но работать над документами не было желания, и я дал согласие перейти служить на КП Ржевского полка. «Мне не понятно твоё решение, но как знаешь, будем готовить приказ». Через несколько дней командир дивизии подписал приказ о моём переводе.
Служба на КП
В это время, в связи с ремонтом ВПП, Ржевский полк базировался на нашем аэродроме. Первым заместителем командира, являлся начальник штаба подполковник Чернышов, на учениях и плановых полётах, он осуществлял общее руководство работой КП. Вместе с начальником КП капитаном Алёшиным, они стали моими первыми наставниками в освоении новой профессии штурмана наведения истребителей-перехватчиков на воздушные цели. После изучения теории и сдачи зачёта по практическому наведению, получил допуск к самостоятельной работе при обслуживании полётов и боевому дежурству.
Перед полётами штурман должен присутствовать на предполётной подготовке лётного состава. Это необходимо для изучения характера полётов, метеоусловий и плановой таблицы, особенно запланированных упражнений на перехват воздушных целей. С летчиками он обсуждает порядок наведения на цель с командного пункта. Затем, получив копию плановой таблицы, отправляется на КП. Таким образом, через месяц службы в новом полку, я был знаком почти со всеми лётчиками, постоянный контакт с ними, позволял общими усилиями успешно выполнять полёты на перехват.
Как- то в выходной день, я принял участие в выезде на речку. В десять часов прибыли на место отдыха. Все разбрелись по живописному берегу Западной Двины. Я с коллегами по службе: начальником КП Алёшиным, штурманами Усовым Сергеем и Прокопенко Виктором (моим земляком с Украины), расположились в одной группе с лётчиками первой эскадрильи. Кто разделся и, выбрав укромное место, греется в ласковых, ещё не обжигающих тело, солнечных лучах; а кто сразу – бултыхнулся в прохладные воды реки. Берег покрыт зелёным ковром, который нежно щекочет пятки, когда идёшь к воде. Наконец, с замирающим, высоко подскочившим сердцем, ты погружаешься в воду, которая бодрит прохладой, согретое летним солнышком тело.
Играя в волейбол, загорая и купаясь, не заметили, как подошло время обеда. Расположились в тени, растущей у воды ивы. Так как коллектив мужской, семьи у всех остались в гарнизоне основного базирования, нам для полной сервировки стола не хватало закуски и спиртного. И выход нашёлся, Валера Быковский на отдых приехал на своём ИЖ-56, с которым не расставался даже в командировке, потом, уезжая в Звёздный городок, ему пришлось продать его. Так как не пьющих оказалось только двое – он и я, нас отправили в магазин. Через полчаса на мотоцикле из ближайшего посёлка мы доставили необходимые продукты. Обед прошёл в непринуждённой обстановке, что позволило ближе познакомиться с новыми товарищами однополчанами. Каждый полнее узнал особенности характера друг друга. В дальнейшем это позволяло эффективно взаимодействовать штурману наведения с лётчиком во время перехвата воздушной цели.
Сейчас, когда большинства моих сослуживцев уже нет в живых, а Валерий Фёдорович тоже недавно скончался, я вспомнил строчки из моего стихотворения «О вечности»:
Года проходят чередою,
Уходят вечности часы
И остаются лишь со мною
Друзья, с которыми служил.
Они во сне ко мне приходят,
Чтоб вспомнить ратные дела…
И снова в вечность все уходят,
Со мной простившись… навсегда.
В гарнизон вернулись только к вечеру. Подойдя к своей квартире, в дверной щели обнаружил телеграмму: «Встречай понедельник поезд…, вагон…, Юля». Не заходя в квартиру, побежал на станцию, узнать время прибытия поезда. Юлю встретил утром. Моя жена вышла из вагона. За время отсутствия её животик заметно округлился – до рождения Ирочки оставалось несколько месяцев – жизнь продолжается. Крепко обнял и расцеловал супругу и по главной улице Андреаполя, направились домой.
К октябрю на аэродроме Ржев закончились ремонтные работы. Мы начали готовиться к переезду. О том, что к новому месту службы поеду сам, не было речи, я не мог оставить Юлю одну, в её положении. У тыловиков раздобыл добротные деревянные ящики, куда сложили всё наше семейное «добро», начиная с посуды и кончая постельным бельём (потом эти ящики не раз использовались при частых переездах). В подогнанный железнодорожный состав началась погрузка наземной техники. С разрешения начальника штаба, в один из вагонов, погрузили мои ящики. Несколько пассажирских вагонов предназначались для размещения личного состава. Простившись с семьёй Иванова, соседями по квартире, мы с Юлей отправились к новому месту службы.
Предыдущая часть:
Продолжение:
