Наверное, не менее важны, чем главные герои, и второстепенные персонажи, и мне в первую очередь вспоминаются обитатели дома Розелли. И пожалуй, самая яркая фигура здесь - «Панталеоне Чиппатола, из Варезе, придворный певец (cantante di camera) его королевского высочества герцога Моденского» в прошлом, а сейчас… Автор скажет о нём: «Домашний друг, экс-певец и слуга исправлял также должность повара».

Его первое появление, случись оно в других обстоятельствах, могло бы вызвать смех: «В комнату, ковыляя на кривых ножках, вошёл маленький старичок в лиловом фраке с чёрными пуговицами, высоком белом галстуке, нанковых коротких панталонах и синих шерстяных чулках. Его крошечное личико совершенно исчезало под целой громадой седых, железного цвета волос. Со всех сторон круто вздымаясь кверху и падая обратно растрёпанными косицами, они придавали фигуре старичка сходство с хохлатой курицей — сходство тем более поразительное, что под их темно-серой массой только и можно было разобрать, что заострённый нос да круглые жёлтые глаза». Он, посланный за врачом для Эмиля, сообщит: «Синьора, я не ходил, я послал Луизу… Луиза скорей сбегает, а я не могу бегать».

Комическое впечатление усиливается также и именем. «Панталеоне», —диалектная форма имени одного из покровителей Венеции, Святого Пантелеимона. Но куда более всем известно, что Панталоне – одна из масок итальянской комедии дель арте. В России итальянские труппы гастролировали с 1733 года, так что читателям Тургенева, без сомнения, маска была известна.

Из многочисленных описаний мы узнаём, что итальянский Панталоне – «хворый и хилый: постоянно хромает, охает, кашляет, чихает, сморкается… Его походка — это походка старика, он ходит с немного кривой спиной. Он разговаривает резким, пронзительным, "стариковским" голосом».

Однако на этом сходство и заканчивается. Если итальянский Панталоне – «человек похотливый, безнравственный, он страстно добивается любви юных красавиц, но всегда терпит неудачу», то герой Тургенева – человек, превыше всего ставящий понятие о чести. Приглашённый Саниным в секунданты, он сначала беспокоится, не повредит ли предстоящая дуэль Джемме («Не бросит ли ваш поединок некоторую неблаговидную тень на репутацию одной персоны?»), но затем соглашается, руководствуясь принципом «Честь прежде всего!» При этом больше всего его радует отношение Санина: «Вы и в теперешнем моем уничижении умели признать во мне порядочного человека — un galant uomo! Поступая таким образом, вы сами выказали себя настоящим galant uomо».

Да, он будет смешон и во время поединка – когда ему поручают предложить противникам примириться, «хриплым голосам возопил на своем смешанном наречии: "А la-la-la... Che bestialita! Deux zeun′ommes comme ca que si battono — perche? Che diavolo? A ndate a casa! [Какое зверство! Два молодых человека дерутся – из-за чего? Какого чёрта? Идите домой!]"» А после будет торжествовать: «Победоносный генерал, возвращающийся с поля выигранной им битвы, не озирался бы с большим самодовольствием. Поведение Санина во время поединка наполняло его восторгом. Он величал его героем — и слышать не хотел его увещаний и даже просьб. Он сравнивал его с монументом из мрамора или бронзы — со статуей командора в "Дон-Жуане"!» Но, несомненно, правильно скажет Джемма: «Выражения его могут быть смешны, но чувство его не смешно». Мы видим по-настоящему честного и порядочного человека.

Он будет искренне сочувствовать любви Санина и Джеммы. Его презрение к г-ну Клюберу («уж очень не любил он Клюбера!») прорвётся в сцене перед дуэлью («Если этот феррофлукто спичебуббио [проклятый плут], если этот торгаш Клуберио не умел понять свою прямую обязанность или струсил, – тем хуже для него!.. Грошовая душа —и баста!..»). А вот Санин, «сын снегов и скал гранитных», ему очень симпатичен.

Он трогательно будет следить за влюблёнными на их свидании. Санин заметит «закутанную фигуру, которая поспешно пробиралась сторонкой, как бы стараясь остаться незамеченной», а Джемма объяснит: «Да, это Панталеоне Он, наверное, вышел из дому по моим пятам; он уже вчера целый день следил за каждым моим шагом... Он догадывается!» Хотя он и «не одобрял поспешности, с которой поступили Джемма и Санин, а, впрочем, осуждать их не решался и готов был оказать им покровительство — в случае нужды». И, наверное, именно из-за этой «поспешности» чуя неладное, он будет так вести себя в момент отъезда Санина: «Из двери кондитерской, весь растрёпанный, выскочил Панталеоне — и что-то кричал ему, и потрясал, и как будто грозил высоко поднятой рукою».

И очень болезненно будет переживать старик измену Санина, даже явится к нему в гостиницу: «И встаёт перед ним раздражённое лицо под взвившимся кверху седым хохлом; горят, как уголья, старческие глаза — и слышатся грозные восклицания и проклятия: Maledizione [Проклятье], слышатся даже страшные слова: Codardo! Infame traditore! [Трус! Гнусный изменник!]» И последнее, что увидит уезжающий Санин: «А Панталеоне протягивает руку и указывает на Санина — кому? — стоящему возле Тарталье, и Тарталья лает на Санина — и самый лай честного пса звучит невыносимым оскорблением...»

А с семейством Розелли старик останется до конца: «Панталеоне тоже собирался в Америку, но умер перед самым отъездом из Франкфурта».

Мы не знаем, насколько соответствуют истине его воспоминания о былых триумфах. Он расскажет, что «принадлежал к той великой эпохе, когда существовали настоящие, классические певцы… и настоящая школа пения; что ему, Панталеоне Чиппатола из Варезе, поднесли однажды в Модене лавровый венок и даже по этому случаю выпустили в театре несколько белых голубей; что, между прочим, один русский князь Тарбусский — "il principe Tarbusski", — с которым он был в самых дружеских отношениях, постоянно за ужином звал его в Россию, обещал ему горы золота, горы!.. но что он не хотел расстаться с Италией, с страною Данта — il paese del Dante!» Так ли это? Бог весть! Правда, когда в споре он будет «стоять горой за художество» и «толковать о том, что нужно прежде всего обладать d′un certo estro d′ispirazione — неким порывом вдохновенья!», фрау Леноре скажет, что сам «он, конечно, обладал этим "еstrо"».

Видимо, он действительно был партнёром «великого Гарсиа», пел с ним Яго в «Отелло» (опера Дж.Россини известна, конечно, гораздо меньше, чем произведение Д.Верди, но когда-то была очень популярна). Мне, правда, не очень понятно: Тургенев упорно называет Панталеоне баритоном («Баритоны, как известно, очень петушатся в своих ролях»), а партия Яго у Россини написана для тенора….

Тем не менее, лучшие времена Панталеоне, бесспорно, знал. Нам неизвестно, почему оборвалась его карьера. Сам он «сумрачно заметит»: «Я имел врагов», —комментаторы повести, ссылаясь на его недомолвки («Потом, конечно, произошли… несчастные обстоятельства, он сам был неосторожен…»), предполагают, что крушение артистической карьеры Панталеоне связано с подавлением восстания 1831 года в Модене. Правда, если так, удивляет, что столь постарел и утратил голос он всего за девять лет (к тому же Тургенев укажет, что он «уже давно прекратил свои театральные занятия»). Но всё же до конца дней своих Панталеоне остаётся верен святому искусству.

И получился у Тургенева герой, возможно, немного смешной, но очень живой и, по-моему, необыкновенно симпатичный.

Если понравилась статья, голосуйте и подписывайтесь на мой канал!Уведомления о новых публикациях, вы можете получать, если активизируете "колокольчик" на моём канале

"Путеводитель" по тургеневскому циклу здесь

Навигатор по всему каналу здесь