«Часу во втором ночи он вернулся в свой кабинет. Он выслал слугу, зажёгшего свечки, и, бросившись в кресло около камина, закрыл лицо обеими руками». Это первые строки повести «Вешние воды», и мы сразу видим одинокого, отчаявшегося человека.
Все перипетии сюжета нам прекрасно известны. Но очень интересно познакомиться с реакцией тех, кто читал повесть при её появлении. Французский издатель П.-Ж.Этцель (в историю литературы он вошёл прежде всего тем, что «открыл» для читателей книги Ж.Верна) писал автору: «Дорогой друг! Я прочёл половину Вашей повести. Это подлинный шедевр (я вам пишу, ожидая свидания вместе с Саниным. Я в саду. Джемма скоро придёт), это настолько превосходно, что я останавливаюсь. Мне страшно, чтобы перевёрнутая страница не испортила остального» (мне всегда были интересны вот такие сиюминутные впечатления людей, ещё не знающих, что будет дальше). А затем высказывает пожелание-приказ: «Необходима благополучная развязка, или Вы — последний из людей. Весь Ваш Ж.Этцель. Пусть он женится на ней, или чёрт Вас побери!» А дочитав повесть до конца, не скрывает своего разочарования: «Печально, что Вы не ограничились повестью о Джемме… Вторую женщину Вашей повести невозможно сделать более обольстительной, чем Джемма… Вторая никого не обольстит, и она не может объяснить падение Санина… Я бы сделал две повести из Вашей повести, потому что в ней две истории, а не одна».
И П.В.Анненков, восхищаясь повестью, всё же никак не может примириться с развязкой романа Санина, просит о переделках… Но Тургенев ничего не меняет. И, наверное, нам важно понять, почему это происходит, ведь история, рассказанная им, увы, достаточно типична для творчества писателя.
**********
Наверное, особую интонацию повести придаёт именно то, что нам с самого начала поведали об одиночестве героя. Мы, читая произведение, ясно осознаём, что счастливого завершения у любви героя не будет, а потому сразу же зазвучат печальные ноты и ожидание счастья будет окрашено грустью. Замечу в скобках, что мне не очень понятна логика авторов фильма «Поездка в Висбаден» (я к нему ещё вернусь), убравших это «обрамление» истории любви.
Как-то очень болезненно откликнется реакция Санина на неожиданную находку: «Не то сожаление, не то радость изобразили его черты. Подобное выражение являет лицо человека, когда ему приходится внезапно встретиться с другим человеком, которого он давно потерял из виду, которого нежно любил когда-то и который неожиданно возникает теперь перед его взором, всё тот же — и весь изменённый годами». А ведь перед тем, как обнаружить этот заветный крестик, герой «рылся в своих бумагах, в старых, большею частью женских, письмах», отбрасывал их (вместе с «засохшим цветком, перевязанным полинявшей ленточкой»), «вероятно, сбираясь сжечь весь этот ненужный хлам». Как будто и вся жизнь – это тоже «ненужный хлам»! И вдруг напоминание о прошлом…
И вот «развивающийся свиток» воспоминаний переносит нас вместе с Саниным в далёкие годы… И перед нами уже не появившийся на первых страницах, как говаривали когда-то, «типичный представитель» петербургского общества (в конце повести мы узнаем, что он «успел нажить значительное состояние», притом совсем недавно перед началом событий «нанявши и обмеблировавши отличную квартиру, даже абонировавшись на представления итальянской оперы, в которой участвовала сама г-жа Патти»), а молодой человек, только вступающий в жизнь: «Дело было летом 1840 года. Санину минул 22-й год». Обратим внимание: герой – сверстник автора. Не потому ли достаточно часто иллюстраторы делают его похожим на Ивана Сергеевича? Автор сообщит ещё о Дмитрии Санине, что «человек он был с небольшим состоянием, но независимый, почти бессемейный», решивший, воспользовавшись полученным наследством, пожить за границей «перед поступлением на службу, перед окончательным возложением на себя того казённого хомута, без которого обеспеченное существование стало для него немыслимым».
Мы знаем, что он заехал во «Франкфурт, на возвратном пути из Италии в Россию». О впечатлениях, вынесенных из Италии, нам не рассказывают. Интересы молодого человека, видимо, таковы же, как у всякого «добропорядочного путешественника», если судить по тому, где он побывал во Франкфурте: «Зашёл посмотреть Даннекерову Ариадну, которая ему понравилась мало, посетил дом Гёте, из сочинений которого он, впрочем, прочёл одного "Вертера" — и то во французском переводе».
И вот «в шестом часу вечера», коротая время до отправления дилижанса в Берлин, и забредёт он в кондитерскую «в одной из самых незначительных улиц Франкфурта», где произойдёт встреча, так резко повернувшая его жизнь.
Героиня повести по-настоящему необычна – и так же необычно её появление: «В кондитерскую, с рассыпанными по обнажённым плечам тёмными кудрями, с протянутыми вперед обнажёнными руками, порывисто вбежала девушка лет девятнадцати и, увидев Санина, тотчас бросилась к нему, схватила его за руку и повлекла за собою, приговаривая задыхавшимся голосом: "Скорей, скорей, сюда, спасите!" Не из нежелания повиноваться, а просто от избытка изумления Санин не тотчас последовал за девушкой — и как бы упёрся на месте: он в жизни не видывал подобной красавицы».
Необычно её имя. В то время в России модным оно не было (все наши Джеммы появились уже позже, благодаря, надо думать, и тургеневской героине, и другой Джемме – сеньоре Болла из «Овода» Э.Войнич), а потому Тургенев сочтёт нужным указать на его значение
«— Другой Джеммы на свете нет! — подхватил Санин.
— Да; оттого-то она и — Джемма! (Известно, что на итальянском языке Джемма значит: драгоценный камень.)»
В одной из дзеновских статей я прочла, что для автора её имя героини ассоциируется со словом «джем» и связывается с кондитерской матери девушки, но это уже домыслы: «джем», судя по всему, появился в русском языке куда позже (этого слова нет, к примеру, в энциклопедии Брокгауза и Ефрона), а потому будем доверять Ивану Сергеевичу, тем более что латинское слово «gemma», от которого и произошло имя, в русском языке существует, правда, в форме «гемма» и в несколько ином значении (ювелирный камень с вырезанными изображениями), как и образованное от него «геммология».
И вот здесь возникает уже иная аналогия: Санин нашёл драгоценный камень, а сохранить его не сумел. Предав свою любовь, пережив «все унижения, все гадкие муки раба, которому не позволяется ни ревновать, ни жаловаться и которого бросают наконец, как изношенную одежду», он обречён на «отравленную, опустошённую жизнь, мелкую возню, мелкие хлопоты, раскаяние горькое и бесплодное и столь же бесплодное и горькое забвение»…
И вся история превращается в рассказ о человеке, потерявшем самого себя и пытающемся вернуться к прошлому.
В статье использованы иллюстрации Д.Б.Боровского
Если понравилась статья, голосуйте и подписывайтесь на мой канал!Уведомления о новых публикациях, вы можете получать, если активизируете "колокольчик" на моём канале
"Путеводитель" по тургеневскому циклу здесь
Навигатор по всему каналу здесь
