Дома Полина прижала к себе мальчишечку:
- Как зовут тебя?
- Артём Сергеевич, – серьёзно ответил малый.
-Пойдём купаться, Артём Сергеевич – скрыла улыбку Полина. – Потом ужинать будем, я кашу сварила. С вареньем клубничным - хочешь?
- Я сам, – поднял мальчишка большие серые глаза. – Маленький я, что ли, – купать меня.
-Нуу… сам. Держи полотенце, – согласилась Полина.
За ужином Полинка чуть не расплакалась: так похоже на Андрея ел Артём кашу…
А мальчишка снова вскинул взгляд:
- А можно, – я останусь? Я не маленький – в детдом. Я буду вам помогать.
Полина растерялась: с кем же малого дома оставишь…
Тёмка предложил:
- Я с вами в госпиталь пойду.
Полина всё же надеялась убедить мальчишку, что в детском доме ему будет лучше, – пока отец с дедом воюют… Но – ладно, пару раз можно будет взять его с собой в госпиталь.
На рассвете будить малого было жалко… А Тёмка сам поднялся.
И в первый же день стало ясно: мальчишка – просто незаменимый помощник санитаркам.
Он подавал раненым бойцам лекарство, приносил воду, помогал встать и одеться… бережно поддерживал голову, если надо было напоить раненого. Протирал в палатах подоконники и тумбочки, однажды даже старательно и на удивление дочиста вымыл полы – в тот день санитарка Настюшка совсем замоталась…
Раненые ополченцы уважительно называли Тёмку братухой.
А у Ивана Андреевича, сурового, неулыбчивого врача-травматолога, потеплели глаза. Он опустил ладонь на Тёмкину голову:
-Доктором будешь?
Тёмка серьёзно взглянул на врача, объяснил:
- Пока война, – буду помощником доктора. А потом буду горноспасателем – спасать шахтёров, когда в шахте авария.
Полинка тоже замоталась, забегалась…
И – не заметила, не обратила внимания… Хоть и медсестра.
Не обратила внимания, что подташнивает… и слабость вдруг накатывает – такая, что на ногах удержаться бы… И спать хочется.
Что ж тут удивительного: обычная усталость.
А однажды утром замерла: грудь налилась, потяжелела… и соски побаливали…
Тёмка внимательно смотрел на неё:
- Поль! Я тебе чай налил.
Обняла мальчишечку, в тёплую макушечку поцеловала…
… Парубок снова поднял камешек, с размаху бросил его в Луганку. Как-то невесело усмехнулся:
- Мабуть, могло и такэ буты, – колы б нэ я тэбэ… а ты мэнэ до свого командыра прывив. Алэ зараз… Ты ж он на ногах нэ стоиш.(Наверное, могло и такое быть, – когда б не я тебя… а ты меня к своему командиру привёл. Но сейчас… Ты ж вон на ногах не стоишь)
Андрей поднялся:
- Зовут тебя как, хлопче?
- Андрием клычуть.
- Меня тоже Андреем зовут. Ты запомни, Андрей: на ногах я стою. Потому что на своей земле стою. И по ту сторону террикона, и по эту… И тот берег Луганки, и этот – наша земля. Не мы к вам с войной пришли… Не мы ваши города бомбили.
-Ты той… иды за мною, – угрюмо бросил АндрИй. (Ты это… иди за мной).
Андрей рассмеялся:
- Кто ж так пленных водит? Это ты за мной должен идти – этаким… знаешь, хэроем… победителем, в общем… взявшим ополченца-сепара в плен.
АндрИй вдруг опустился на клевер. Безысходно признался:
- Додому мэни трэба… За тэ, що до нашых прывэду тэбэ, видпустку мэни дадуть. Трэба… додому. (Домой мне надо… За то, что к нашим приведу тебя, отпуск мне дадут. Надо… домой).
Стоять Андрюхе было тяжело… Голова от боли кружилась. Присел рядом с АндрИем:
- Так ты ж воевать шёл… Сепаров уничтожать. Чего ж домой понадобилось?
АндрИй с сомнением окинул взглядом Андрея, вздохнул:
- Нэ зрозумиеш. Бачу: зэлэный ты… Мабуть, лышэ цилувався з дивкою. (Не поймёшь. Вижу: зелёный ты. Наверное, только целовался с девчонкой).
Андрюха отчего-то вспыхнул:
- Только… или не только – к твоему дому это как относится?
-Зорянка… – голос у АндрИя горько прервался.
- Зорянка?.. Это кто?
- Зоряна, Зорянка… Дивчына моя… Нэ зрозумиеш ты… Едына у всьому свити. ДЫхаты бэз неи нэ можу. Цэ тоби, мабуть, – абы спидныця… абы взасос… та у трусах полапать.(Зоряна, Зорянка… Девушка моя… Не поймёшь ты… Единственная в целом свете. Дышать без неё не могу. Это тебе, должно быть, – лишь бы юбка… лишь бы взасос… да в трусах полапать).
- Про то, что мне лишь бы – я с тобой говорить не буду. А про Зорянку твою – чего ж не дышал-то с нею… а на Донбасс попёрся. Теперь Зорянке ничего не остаётся, как ждать тебя. Если дождётся. Ты ж не на заработки к нам на шахту приехал, а на войну.
-Дэ тоби, шмаркачэви, зрозумиты. Вагитна Зорянка. (Где тебе, сопляку, понять. Беременная Зорянка).
- Серьёзно, – кивнул Андрюха. – Бывает.
- Кажу ж: шмаркач, – АндрИй безотрадно сжал ладонью лоб. (Говорю же: сопляк).
-Ладно тебе, дед. Беременная, и беременная. Беда, что ли?
-Бида. Щэ й яка… (Беда… Ещё и какая).
- Это у вас беды такие, – если баба беременная?.. А у нас так – счастье.
- Зорянка сырота. В нэи – ни батька, ни матэри. У титкы выросла… А титка – злюща, начэ змиюка… Была Зорянку, колы про дытыну дизналася. Кажэ, що зганьбыла ии Зорянка. Прымушуе… позбавытысь дытыны. (Зорянка сирота. У неё – ни отца, ни матери. У тётки выросла. А тётка – злющая, как змеюка. Била Зорянку, когда о ребёнке узнала. Говорит, что опозорила её Зорянка. Заставляет… избавиться от ребёнка).
Андрей провёл рукой по глазам:
- Так к твоим пусть уйдёт Зорянка – от змеюки-то.
- Ото ж бо й воно… Маты нэ вирыть, що Зорянка вид мэнэ вагитна. Мэни додому трэба. (То-то и оно… Мать не верит, что Зорянка от меня беременная. Мне домой надо).
- Ну, а командир твой… как там его… – Примчук, не человек, что ли? Не понимает?
- Казав я йому. Побачыв бы ты його… Такый зрозумие, як жэ… Очыська самогонкою залле… та за «калаша» хапаеться… Якщо з Зорянкою… чы з дытыною щось… Я нэ жытыму.(Говорил я ему. Увидел бы ты его… Такой поймёт, как же… Глаза самогонкой зальёт… и за «калаш» хватается… Если с Зорянкой… или с ребёнком что-то… Я жить не буду).
- Чего раскис? Если б сильно хотел, – нашёл бы, как к Зорянке своей уехать. А тебе ж больше хочется сепаров убивать. Не скули тогда. И на то, что доставишь меня к Примчуку, – не надейся. Ничего у тебя не выйдет.
АндрИй поднял глаза:
- А у тэбе е дивчына?
Андрей прикусил какой-то стебелёк:
- Тебе какая разница. Вы с твоей Зорянкой собираетесь быть счастливыми на чьей-то крови?
Парубок будто растерялся…
- Ты… той… Навищо ты так. Думаеш, – хтив я… на твий Донбас. (Ты… это… Зачем ты так. Думаешь, – хотел я на твой Донбасс).
-Ну, там хтив-не хтив – дело десятое. Припёрся чего?
- Кажу ж тоби: нэзлюбыла моя маты Зорянку. Ий хтилося, щоб я з Катэрыною одружывся. И з матирью Катэрыныною воны вжэ домовылыся. (Говорю же тебе: невзлюбила моя мать Зорянку. Ей хотелось, чтоб я на Катерине женился. И с матерью Катерины они уже договорились).
- Вы там в пещерах живёте? – сочувственно полюбопытствовал Андрюха. – Что значит – договорились?
-И Зоряна нэ хтила, щоб я на Донбас ихав. Казала: там люды жывуть, Андрию… и там хтось когось кохае, – як мы з тобою… А як станэться такэ… що вбьеш чыесь кохання? Там жэ – вийна. Як мы з тобою жытымэмо тоди? (И Зоряна не хотела, чтоб я на Донбасс ехал. Говорила: там люди живут, Андрей… и там кто-то кого-то любит, – как мы с тобой… А если случится такое… что убьёшь чью-то любовь? Там же – война. Как же мы потом будем жить с тобой?)
-И как же ты собираешься жить? Ты ж Зоряну не послушал – приехал на Донбасс сепаров убивать… чью-то любовь убивать.
- Казалы, – гроши платытымуть. Таки, що й хату збудуеш. А нам з Зоряною ни у титкы ии нэ жыты, ни у моеи матэри. Ось и пишов. (Говорили, – деньги будут платить. Такие, что и дом построишь. А нам с Зоряной ни у тётки её не жить, ни у моей матери. Вот и пошёл).
- Значит, всё ж на заработки подался, – усмехнулся Андрей.
Продолжение следует…