Не надо было присматриваться, чтоб заметить чуть припухшие губы медсестры Полюшки… И взволнованную бережность… и нежность в тёмно-серых усталых глазах мальчишки-ополченца дед Петро и Татьяна Михайловна, его верная и единственная подруга с далёких дней шахтёрской юности, увидели с полувзгляда.
Петро Степанович закурил. Татьяна Михайловна на секунду отвернулась – незаметно смахнуть слезинки, и захлопотала у стола:
-Полина, Андрюша! Садитесь. И хлебушек у меня свежий… борщ – с фасолькой, с бурячком. Пообедайте… а потом – я постелила вам, с часок отдохнёте перед дорогой. Война ж у вас впереди.
Андрей сжал Полинину руку:
-Спасибо, Татьяна Михайловна. Пора нам.
-Андрею на позиции надо… Меня в госпитале ждут, – объяснила Полина.
Хозяйка поставила на стол кастрюлю с борщом.
От запаха борща в Андрюшкином взгляде мелькнуло такое откровенное сожаление, что Татьяна Михайловна не сдержалась, – заплакала…
И у деда Петра голос дрогнул:
- Будет тебе, мать. Сказано: пора.
Татьяна Михайловна быстро положила в пакеты по буханке ещё тёплого хлеба – Полинке и Андрею. Снова вытерла косынкой глаза: по отдельности… А им бы – вместе, не расставаться. Видно же: любовь… Не часто бывает такая, – чтоб вот… как у них с Петром.
Город по несколько раз в сутки обстреливали ракетными системами залпового огня.
Поэтому было решено: эвакуировать госпиталь в тыловой посёлок, который ещё с первого военного лета был под контролем Республики.
И вместо редких встреч – лишь ожидания и надежды…
И проходило ещё одно лето… А война прижилась в здешней степи, оголтело сумасбродничала по берегам ласковой Луганки и Северского Донца, по шахтёрским городам и посёлкам.
...Андрей пришёл в себя от речной прохлады. Зачерпнул в ладонь воды, поднёс к губам. Волосы липкие от крови, рана разрывает болью затылок…
В листьях прибрежного клевера заметил Андрюха яблоко-дичку, потянулся за ним… Взгляд упал на серо-синий отвесный склон террикона. Андрей похолодел: понял, что лежит по ту сторону террикона. С их позиций виден пологий подъём на вершину, а на этой стороне – украинцы.
Попытался подняться: надо выбраться… к своим перейти, – пока не замечен.
А голова кружилась – не устоять на ногах.
Как подкошенный, снова упал Андрюха на доцветающий клевер. Расслышал негромкое:
- ДалЭко зибрався, хлопче? (Далеко собрался, парень?)
Андрей прикрыл глаза – не сразу поверил в прозвучавший голос… в чужие слова…
-Та ты, бачу, – гэрой… З такою раною вырушаты в дорогу. (Да ты, вижу, – герой… С такой раной отправляться в дорогу).
Парень – чуть постарше самого Андрея – сидел чуть поодаль.
- Дывно, да?.. – усмехнулся парубок. – Начэ б то й нэдалэко видкынуло тэбэ… А вжэ – на чужий сторони. (Странно, да?.. Будто бы и недалеко отбросило тебя… А уже – на чужой стороне).
Андрей вспыхнул, приподнялся на локте:
-Что-то ты путаешь. Для меня в этой степи чужой стороны нет. Я здешний.
- А то я нэ бачу… що ты тутЭшний. – Парубок бросил камешек в реку. – Поводытысь вы, тутЭшни, нэ вмиетэ. (А то я не вижу, что ты здешний. Вести себя вы, здешние, не умеете).
От боли в затылке темнело в глазах. И пить очень хотелось. Улыбка тронула почерневшие Андрюхины губы:
- Так ты учить меня… явился. Издалека, вижу.
-Здалэку. Й навчымо – кожного сэпаратюгу навчымо! – кохаты ридну украину. (Издалека. И научим – каждого сепаратюгу научим! – любить родную украину).
- Путаница в голове у тебя… парубок хороший. Я Донбасс родной люблю. Знаешь?.. Учили тебя? Родина одна, – как и двух матерей не бывает. Разве что – мачеха. Так из украины твоей – поганая мачеха: она вон тебя… сына родного, воевать отправила. Вопрос: вернёшься ли домой.
Парубок потемнел лицом. Глухо бросил:
- Повэрнуся. Мушу. (Вернусь. Должен).
-Сидел бы ты лучше дома. Дел не было?
-Я – за украину.
- Что – за украину?
- Я – за украину. Вы тут…
- Мы тут – на Донбассе. У себя дома.
- Вы тут… тэрорысты чортови.(Вы тут… террористы чёртовы).
Андрей рассмеялся:
- Террористы?.. И против кого ж мы, по-твоему, террористические акты устраиваем?.. Сами против себя? Сами по городам своим… по своим шахтам бьём из ваших «Ураганов»? Это вы, хлопче, приехали к нам на танках.
- Мову нэ вчылы… Кацапською розмовляетэ. (Мову не учили. По-кацапски разговариваете).
Андрея словно обожгло… Вспомнил, как пела Полинка на школьном новогоднем концерте:
-Нич нас дывуе зиркамы… (Ночь нас удивляет звёздами…)
Свои грамоты за победу в олимпиадах по украинскому вспомнил…
- Да мы твою мову лучше тебя знали.
- Нэ хтилы… гэроив шануваты, – в угрюмом упорстве перечислял парубок, в чём виноваты донбасские. (Не хотели… героев уважать).
- И героев твоих знаем. Вот только уважать их не за что. Ты б, хлопче, домой потихонечку трогал.
Хлопэць поднялся. Ухмыльнулся:
- А ось… прывэду тэбэ до своих… сдам тэбэ, сэпаратюгу клятого, Прымчуку, – то й выйдэ мэни видпустка. Думаеш – просто так майжэ добу сторожував тэбэ тут, чэкав, докы отямышся? Нэ тягты ж на соби тэбэ, такого гайдамаку. (А вот… приведу тебя к своим… сдам тебя, сепаратюгу клятого, Примчуку(фамилия) – вот и будет положен мне отпуск. Думаешь, – просто так почти сутки сторожил тебя здесь, ждал, пока в себя придёшь? Не тащить же на себе тебя, такого здоровенного!)
Андрюха незаметно ощупал рану на затылке:
- Это… ещё кто кого… и куда приведёт.
… Полина свела брови, попросила водителя «Скорой»:
- Останови, Игорёк.
Игорь нахмурился:
- Чего придумала?.. Каждая минута дорога. До обстрела проскочить надо. Не знаешь, что здесь вчера делалось? Сегодня – продолжение: вон, дома уцелели… Школа, кажется.
Полинка показала глазами на дорогу: впереди шёл… пацан лет семи.
Игорь притормозил. Полина выскочила из машины, обняла пацана за плечи:
- Куда направился?
Мальчишка горестно пожал плечами.
- Мать где?
Пацан кивнул на кресты за посёлком…
Можно было не спрашивать: разве б отпустила мать малого, когда вот-вот обстрел начнётся…
- А отец?
- Батя с дедом воюют. А в хату вчера снаряд попал… потом крыша загорелась. Вулкана осколком ранило.
За пазухой у мальчишки притих чёрно-рыжий крошечный щенок…
Полина оглянулась на машину, а Игорь уже шёл к ним. Подхватил малого на руки…
По дороге мальчишка задремал.
- В отдел образования? – спросил Игорь.
Полина помолчала. Вздохнула:
- Наверное. Только потом. Сначала ко мне: у меня молоко есть, я им кашу сварю. Поспит мальчишка, а утром видно будет.
Сначала Полинку поселили в маленькой комнатке на первом этаже госпиталя. Только вскоре и эта комната понадобилась под палату. Фельдшер Елисеева предложила девчонке:
-Давай ко мне. Мой Григорий дом построил – роту можно разместить. Думали, – вырастут сыновья, женятся… внуки родятся. Всем места хватит. Да не так вышло, как думалось. А тебе чего ютиться по больничным комнатушкам. И мне веселее будет.
Дом Екатерины Владимировны – напротив госпиталя. Муж и сыновья – в ополчении с лета четырнадцатого.
Екатерина Владимировна улыбнулась:
- Может, невесткой моей будешь. У старшего, Алексея, девчонка есть. А младший, Павлушка, не успел найти. Вот и познакомлю вас: обещал Павлуша, что заедет домой осенью.
Полина подняла глаза:
- У меня жених есть.
- Жеених, значит, – протянула Екатерина Владимировна. – Так и не удивительно: вон красавица какая… А комнат свободных у меня много. Перебирайся сегодня же. Правда, крыша местами протекает: ещё в четырнадцатом осколками повредило, когда «Градами» по шахте били. А мужики мои, если и добираются домой, – на пару часов, не больше.
Продолжение следует…