Когда речь заходит о теории глубокой операции и, тем более, её практическом применении, то большинство людей сталкивается с тем, что значимость работы Триандафиллова*, в которой данная теория применялась к существовавшим в конце 1920-х годов реалиям, чтобы получить рецепты выхода из позиционного тупика, а не "зарождалась*", сыграла дурную шутку с многими публицистами, популяризовавшими военно-историческую тематику, и их читателями.
- Триандафиллов В. К. "Характер операций современных армий." — М.: Госвоениздат, 1936 - ссылка на книгу на сайте Милитера
- говоря о времени зарождения самой теории, стоит посмотреть в работу самого Триандафиллова, где, как примеры глубокой операции, он рассматривает операции Первой Мировой
Теория стала восприниматься как некий "эксклюзив" советской военной науки. Соответственно, именно с советской военной наукой многие стали ассоциировать и практическое применение глубокой операции, но уже не Советским Союзом, а против него - нацистским Третьим Рейхом. К этому прилагались рассуждения о том, что в СССР теорию глубокой операции забыли, не развивали после трагической гибели Триандафиллова, а вот враг-то всё усвоил и применил. И, если на вопросы первенства и прочих приоритетов можно сейчас пожать плечами, а путаницу с тем, кто кого и чему учил в танковой школе КАМА (работавшей, в рамках сотрудничества Веймарской Республики с СССР, в Казани) устранить парой запросов в любой поисковой системе, то вот образ теории глубокой операции, как неизменной и застывшей во времени, никуда не делся и по сей день.
Между тем, глубокая операция, в рамках военного планирования, имела кардинальные отличия, в зависимости от периода времени и государств, что этим планированием занимались. Объединять всё многообразие вариантов, можно лишь по базовому её определению, глубокая операция - это ряд последовательных операций с продвижением на всю глубину обороны противника, затем, предполагавшая выход на оперативный простор, с созданием окружений или достижением иных стратегических целей (захватом промышленных районов, например).
Глубокая операция осуществляется как единое целое, начиная с, собственно, планирования, заканчивая работой войскового тыла. Обеспечивая последовательность и неразрывность проведения операций, не давая противнику восстановить свои оборонительные порядки, "...армия, предназначенная для действия в направлении главного удара, должна быть организована таким образом, чтобы она могла своими силами провести ряд последовательных операций от начала до конца. Она должна располагать такими средствами, которые позволили бы ей преодолеть любое сопротивление противника как в начале, так и в ходе предпринимаемых операций."*
- цитата из работы Триандафиллова В. К. "Характер операций современных армий."
Советская глубокая операция и очень много танков. Теория 1920-х годов.
Тот вариант "взлома" позиционного тупика, что был предложен Триандафилловым и оставался, для военного планирования Красной Армии, актуальным, по-видимому, до середины 1930-х годов, а в общих чертах и до конца десятилетия, предполагал не только саму глубокую операцию. Ведь, среди основных слагаемых этого тупика были не только сплошные фронты, образованные многомиллионными массовыми армиями и не оставлявшие никакой возможности для обходного манёвра, но и скорость переброски войск по железной дороге и автомобилями, которая позволяла свести на нет все усилия по прорыву фронта, тем, что позади него будет образован новый или, ещё до того, как прорыв удастся завершить, вновь прибывшие войска подкрепят оборону. И даже по достижении успеха глубокой операции, противник может успеть отвести войска с соседних участков фронта, до формирования окружения, сведя этот успех к минимуму, или нанести контрудар. С появлением на поле боя танков, сила контрудара по ещё недостаточно хорошо закрепившейся пехоте возросла качественно. Такие удары стали одной из причин поражения Германии в Первой Мировой именно в 1918-м году, обескровливая наступающие передовые части кайзеровской армии.
- поскольку о подвижности пехоты многие имеют весьма странные представления, стоит привести пример такой подвижности, достигнутой в ходе боевых действий
- в сборнике исторических примеров "Пехота в бою", составленном военно-историческим отделением пехотной школы армии США в 1934-м году, приводились марши 35-го фузилерного (стрелкового/пехотного) полка германской армии в августе-сентябре 1914-го года, накануне и в самом начале Битвы на Марне - на завершающем этапе маневренных операций первого года Первой Мировой войны
- за 27 суток, полк совершил 25 пеших переходов общей протяжённостью в 653 км, причём "остановки" были связаны не с привалами, а с участием полка в боевых действиях
- отдельные суточные переходы полка достигали 40-45 километров, последовательно, за двое суток, полк проходил до 70 км даже по загромождённой обозами прифронтовой дороге, средний суточный марш, считая с участием полка в боевых действиях, составил 24,2 км
- для сравнения, на взлом главной линии обороны армии в 20-35 километров глубиной, по расчётам Триандафиллова, требовалось 5-6 суток - за это время в район, где прорывается ударная армия, даже своим ходом могут быть переброшены пехотные части с фронта на 100-150 км в стороны и стратегические резервы из глубины до 150-200 км
Чтобы этого не допустить, необходимо было связать силы противника множеством вспомогательных наступательных операций на всём фронте (желательно, и на всём театре военных действий), а основную вести с расчётом на связывание и дезорганизацию от трети до половины сил противника на отдельно взятом фронте.
Триандафиллов приводит в пример удар на фронте в 400-500 км, при общих силах противника в 60-65 пехотных/стрелковых дивизий, из которых 40-45 развёрнуты на фронте - полоса основного наступления/глубокой операции на таком фронте должна составить 150-200 км, задевая, сразу, не менее 15-20 дивизий противника. Задача вспомогательных ударов/операций - вынудить противника ввести в бой стратегические резервы вне направления главного удара, что требует от них "убедительности", а значит и сопоставимой с ударными силы наступления.
Хотя в 1920-х и первой половине 1930-х годов наиболее вероятным противником Советского Союза виделась Польша, поддержанная извне, в расчётах Триандафиллова не было "скидок" на слабость противника, хотя, разумеется, разница между западно-европейскими театрами военных действий и восточно-европейскими учитывалась.
- до вторжения в Польшу в ходе Освободительного похода Красной Армии в сентябре 1939-го года, общая протяжённость советско-польской границы составляла около 800 км, делясь на два потенциальных фронта/театра по 400 км к северу и к югу от болот Полесья (примерно, по границам Белорусской и Украинской ССР)
Предполагаемый размах глубокой операции был, вынужденно, впечатляющим - в расчёте на вышеупомянутые 400-500 км фронта при 60-65 дивизий противника - требовалось сформировать не менее пяти ударных армий (по 30 км фронта наступления на армию), в каждой из которых по 3-4 стрелковых корпуса (не менее 12 дивизий), 16-20 отдельных артполков (помимо дивизионных) и 8-12 танковых батальонов (см ниже). Армии аналогичного состава, задействованные во вспомогательных операциях, могут получать полосы наступления в 60-80 км шириной (ещё до 3 или 4 армий на общие 400-500 км фронта). Причём, вне зависимости от того, кто на кого нападает - победа, в любом случае, достигается разгромом главных сил противника, скорее всего, неоднократным - глубокую операцию придётся повторять.
Поскольку танки предполагалось использовать как средство усиления сухопутных войск, потребность в них оказывалась пропорциональной размаху военных действий. По 10 танков на 1 км фронта наступления ударной армии, плюс двойной резерв для восполнения на потери и поломки (тройной, при действиях против сильно укреплённых позиций), а в ходе операции ещё и резерв для текущего ремонта и обслуживания (двойной), по износу техники.
- к вопросу о том, сколько нужно танков - на войну с Польшей, только на фронт в 400 км по границе БССР, потребовалось бы 1.500-2.000 танков для обеспечения ударных армий в начале операции, а всего ударным армиям в БССР могло потребоваться, если отталкиваться от расчётов Триандафиллова, от 4.500 до 8.000 танков, в зависимости от длительности и сложности операций, а ведь "вспомогательным" армиям танки также нужны, как и другим фронтам...
- в общем, с учётом протяжённости границ СССР и наличии на них множества потенциальных противников, не стоит удивляться суммарным расчётам на десятки тысяч танков, которые появлялись в ранних работах, например, Тухачевского, а несостоявшийся, в связи с окончанием ПМВ, заказ на 20 тысяч одних лишь французских танков Рено на 1919-й год тонко намекает на осознаваемые огромные потребности в танках и за рубежом
- замечу ещё, что танки потенциального противника у Триандафиллова, вообще, не учтены, как отдельный фактор, рассматривается же применение бронетанковой техники в обеспечение действий своих сил
Разумеется, в будущем, о котором Триандафиллов в 1927-м году мог лишь догадываться, появятся более надёжные танки, разовьётся тактика их применения, и подобная танковая математика утратит актуальность. О том, что сам Триандафиллов начал новую работу, уже с учётом актуального развития бронетанковой техники, сказано во вступлении к третьему изданию его работы в 1936-м году.
Стоит отметить, однако, что с возрастанием роли танков и расширением сферы их применения (помимо непосредственной поддержки пехоты, поддержка маневренных действий конницы и, поначалу лишь в в теории, самостоятельные действия танковых войск), потребности сократятся не так уж и значительно.
Военное планирование и глубокая операция. 1930-е годы.
Чтобы, в условиях существования массовых армий, занимающих фронтами весь доступный театр военных действий, получить возможность для какого-либо "изворотистого" маневрирования, с охватами и обходами, сначала придётся "грубо" проломить оборону противника, ну или, чтобы противник проломил оборону, временно открывая фланги своей ударной группировки. При этом, необходимость снабжать войска ведёт к тому, что требуется сохранять контроль над путями оного снабжения, не растягивать коммуникации, без нужды, не подвергать их риску перехвата оставленным в тылу противником и, значит, вновь бить "грубым" лобовым ударом, уничтожая противника, даже после выхода своих войск на оперативный простор. Свести к минимуму маневрирование на "низовом"/тактическом уровне, чтобы достичь успеха в стратегическом охвате/окружении противника.
И эти соображения требуют от войск вводимых в прорыв не только подвижности и способности к удержанию позиций, но и ударных возможностей, сопоставимых с "обычными" войсками. Если добавить в уравнение требование неразрывности операции, сведения к минимуму задержек, что могут быть использованы противником, вступать в бой подвижное соединение должно ещё до прорыва фронта, самостоятельно "пробивая" последние рубежи обороны противника.
Возможности эти давала новая техника, прежде всего, танки. Боевые машины 1930-х годов уже превосходили в скорости движения не только пешего человека, но и всадника, и были способны к самостоятельному маршу, не уступая иным родам войск. И, в перспективе, танки становились ещё надёжнее.
В советском военном планировании, с развитием кавалерии как стратегической конницы, действия её всё больше обеспечивались танками и артиллерией. Помимо прямого включения танков в состав кавалерийских дивизий, в рамках военных операций формировались конно-механизированные группы, включавшие кавалерийские дивизии и танковые бригады или корпуса, на учениях механизированные корпуса поддерживались и отдельными стрелковыми подразделениями. Киевские манёвры 1935-го года, при всех к их организации вопросах, уже показали все эти варианты взаимодействия, а первым пособием по их организации была "Временная инструкция по организации глубокого боя" 1933-го года.
Вводимая в прорыв стратегическая конница выступала бы в качестве пехоты и дивизионной артиллерии, поддерживаемая танками механизированных бригад и корпусов, по необходимости и артполками резерва командования.
Стратегическая конница достигла пика своей численности в 1937-м году (32 дивизии), однако, помимо достоинств, кавдивизии сохраняли недостаток, становившийся всё более и более заметным и значимым - по мере развития танковой и автомобильной техники - их подвижность ограничивалась конным транспортом. Если замерять не скорость бега человека и лошади, а скорость марша конных и пеших частей, тем более соединений, то разница составит не более 1,5-2 раз, в зависимости от условий движения. Опыт маневренной части Первой Мировой уже и в этом был достаточно нагляден, посаженная на автомобили пехота могла преодолеть за сутки 150-200 км, коннице на такой путь потребовалось бы не менее трёх суток, после чего потребовался бы и привал.
Процитированный выше Полевой Устав 1936-го года описывал, аналогично стратегической коннице, и действия механизированных соединений, но, ни материальной базы (артиллерийских самоходных установок и бронетранспортёров), ни соответствующих организационных форм, включающих достаточно сильные пехотные и артиллерийские части, эти соединения не имели.
Отсутствие практического опыта применения танков в подвижных родах войск привело к тому, что эволюция механизированных корпусов Красной Армии, поначалу, пошла ошибочным путём, отталкиваясь от проблем возникавших при использовании танков корпуса как танков придаваемых стрелковым войскам и коннице. То есть, лишь усугубляя заложенные в них, при формировании, недостатки - слабое тыловое обеспечение, слабость собственной пехоты и артиллерии. Дополнительно сказывались и технические проблемы, возникавшие при создании самоходных орудий, что должны были составить основу огневой мощи мехкорпусов, при этом, проблемы применимости механизированных корпусов сказались, в дальнейшем, и на проектировании орудий.
На момент формирования первых двух механизированных корпусов в 1932-м году (ещё два созданы в 1934-м), они имели многочисленные корпусные подразделения (в том числе, собственную базу технического обслуживания, зенитно-артиллерийский дивизион и даже авиаотряд), в 1935-м году, в ходе первой же реформы танковых войск, по опыту учений и манёвров, именно корпусные подразделения были сокращены, кроме разведывательного танкового батальона и батальона связи.
После введения единого штата корпусных и отдельных механизированных/танковых бригад, в том же 1935-м году, и при последующих изменениях состава, вплоть до 1939-го года, в их составе были моторизованный стрелково-пулемётный батальон (на схеме внизу обозначен как стрелковый, по составу соответствует усиленной роте) и артиллерийский дивизион (на самоходках, он мог придаваться отдельными батареями танковым батальонам).
- в составе мехкорпуса - две танковые бригады и одна моторизованная стрелково-пулемётная
- в составе стрелково-пулемётной бригады - 3 стрелково-пулемётных батальона и артдивизион
- всего в РККА было четыре таких бригады, по одной на каждый МК
Отличительной чертой механизированных корпусов были моторизованные стрелково-пулемётные бригады, при внешней солидности наименования, численно и качественно такая бригада (около 2,5 тыс чел, точный штат найти не удалось) не вполне соответствовала даже одному стрелковому полку стрелковой дивизии. В итоге, механизированный корпус середины 1930-х годов, обладал массой танков (463 единицы, с 1937-го по 560+98 учебных), которой хватило бы на полторы-две танковых дивизии образца 1940-го года, не имея в своём составе, ни полноценного полка артиллерии, ни стрелкового, при слабом ПВО, вообще не имея противотанкового оружия, кроме своих же танков.
В таком виде, все четыре механизированных корпуса РККА, затем переименованные в танковые (после перехода в 1937-38-м годах на взводы из 5 танков, вместо прежних из трёх танков), оставались пригодны лишь на роль "придатка" к стратегической коннице или стрелковым войскам. Вот только, в этой роли, их собственное корпусное звено управления было явно лишним.
Кризис и решение.
Таким образом, к концу 1930-х годов, по теме механизированных/танковых корпусов, наметился серьёзный разрыв между военной теорией и военным планированием, опирающимся на существующую структуру Красной Армии. Причём, произошло это ещё до того, как Красной Армии доведётся получить практический опыт применения своих танковых и моторизованных соединений в военных операциях в Европе и на Дальнем Востоке.
21-22-го июля 1939-го года на заседаниях Главного Военного Совета РККА было принято решение о создании комиссии по пересмотру организационно-штатной структуры стрелковых войск, работа которой охватывала, однако, всю структуру РККА. Хотя у сохранения танковых корпусов и были свои сторонники, но, даже в компромиссных вариантах, предполагалось полностью отказаться от моторизованных стрелков в их составе, то есть, ещё более оптимизируя танковые корпуса для совместных действий со стрелковыми и кавалерийскими соединениями, благо, что бригады в их составе уже давно были унифицированы с отдельными танковыми бригадами.
Практические решения, уже не только по итогам работы комиссии, но и опыту похода в Польше и полноценных боевых действий на Дальнем Востоке, а в этих событиях успели поучаствовать все четыре танковых корпуса, были приняты в ноябре 1939-го года. Управления танковых корпусов и четыре их уникальные стрелково-пулемётные бригады были расформированы. И, да, это всё, что требовалось расформировать, чтобы расформировать танковый корпус.
Хотя отказ от танковых корпусов часто осуждается, как отказ от применения самостоятельных танковых соединений в глубокой операции, именно реорганизация начатая в ноябре 1939-го года дала Красной Армии новый современный инструмент, пригодный для массированного применения танков в глубокой операции - моторизованные стрелковые дивизии.
Забегая вперёд, эти дивизии стали и первой кадровой составляющей механизированных корпусов образца 1940-го года. Сами дивизии включали в свой состав только один танковый полк, но становились той основой, вокруг которой можно было собрать мото-механизированную группу (моторизованные дивизии, плюс танковые бригады) для успешного развития прорыва фронта в глубокой операции, заменяя единственно возможные ранее конно-механизированные группы. Вслед за этой реформой, неизбежно было и сокращение численности кавалерийских соединений, поскольку и потребность в стратегической коннице, с появлением мотострелковых дивизий, резко снижалась.
- штат моторизованной стрелковой дивизии, согласно протоколу заседания ГВС РККА от 21-го ноября 1939-го года:
- два моторизованных стрелковых полка, артиллерийский полк и танковый полк
- личный состав (военного времени) - 11.600 человек
- танков - 257
- бронеавтомобилей - 73
- артиллерии - 36 дивизионных пушек и гаубиц, 8 полковых пушек, 30 противотанковых и 12 зенитных
- миномётов - 12 калибра 82-мм и 54 калибра 50-мм
- стрелковое оружие - 8.290 самозарядных винтовок, 108 станковых пулемётов, 348 ручных и 19 зенитных пулемётов
Несмотря на то, что моторизованные стрелковые дивизии относились к стрелковым, а не танковым войскам, именно они, не будучи ограничены конным транспортом, и могли обратить весь технический потенциал танков 1930-х годов в планы командования, а, при необходимости, и в военные операции.
Вопреки тому, что история развития танковых войск в СССР в 1930-е годы часто подаётся как ряд противоречивых решений, порождённых чуть ли не увлечениями членов правительства и высшего командования, в действительности, не было оторванных друг от друга периодов "увлечения конницей" или "тысячами танкеток" и наоборот, строительством мехкорпусов, последующим отказом от них же и, вновь, обращением к идее мехкорпуса. Несмотря на все проблемы и допускаемые ошибки, Красная Армия в основе своего военного планирования имела работоспособную военную теорию и именно в её рамках шло, последовательное, в целом, военное строительство.
Для армии государства, что начало десятилетие 1930-х годов с аграрной, в основном, экономикой, РККА совершила к его концу огромный рывок в развитии, что определялся отнюдь не только числом танком и пушек, но и способностью обратить эти танки и пушки в успешную военную операцию.
