Предыдущая глава:
Часть вторая
Пос. Хурба, в/ч в/ч 62231 9-го радиотехполка "Селен"
Глава пятая
В самоход за водкой — с Рождеством вас товарищи офицеры!
1. В самоход за водкой
В самоход за водкой я ходить обожал лишь потому, что можно было попутешествовать вне части, правда, меня всякий раз задерживали и возвращали обратно.
— Кто послал? — начинал свой допрос замполит Стрельский.
— Не помню, темно было, не разглядел, сунули деньги и сказали, дуй, пока не стемнело.
— Ну, ведь кто-то деньги тебе дал?
— Дали, а кто не знаю!
— А кому ты водку должен был отдать?
— Так я почём знаю, наверное, тот, кто дал деньги заберёт, — продолжал дурковать я.
— Ладно, иди в распоряжении Доли он знает, что с тобой делать.
Доля, конечно, знал, кто мне дал деньги и поэтому вопросов не задавал, а записывал в наряд, что для меня было делом привычным.
Денег с меня не требовали, просто дали тычка и отпустили с миром. А неделю спустя опять снова здорово.
— В самоход за водкой пойдёшь?
— Пойду!
— Смотри на этот раз не оплошай!
Как как не оплошать, если тропа постоянно контролировалась и постоянно кем-то простукивалась насчёт очередного гонца. Я-то сообразил, как меня подлавливали и всякий раз почти на одном и том же месте. А делалось это так, как только я пересекал колючку, тот час замполиту неизвестный мне засланный казачок отстукивал, мол, гонец пошёл. Старший лейтенант Стрельский или другой офицер, садился в машину и гнал по дороге до условного места после выходил на секретную тропу и ждал гонца. Привозил меня в часть и на допрос – кто послал. А что с молодого взять не по своей же воле пошёл, понятно кто-то из дедов послал. А куда мне даваться, отказаться – побьют, ещё раз отказаться так вообще зачморят и по мне так лучше отправится в путешествие. А обратно гарантированно в тёплой машине.
А один раз я всё же прошёл незамеченным. До посёлка Хурба топать примерно километра три по таёжной тропе рядом с зимником. Тропа довольно хорошо набита местными охотниками. Они постоянно ходили вдоль зимника, охотясь на боровую птицу. Обычно сбивали рябчиков. А тут я прошёл до самого посёлка, конечно можно было выйти на зимник и остановить попутку, но кто повезёт подозрительного солдата шурующего по дороге. Проедут мимо и позвонят в милицию, а дальше в КПЗ до выяснения.
В общем, нашёл я магазин, там же попросил мужика купить мне несколько бутылок водки.
Мужик оказался понимающий и купил без проблем. После я пёхом ушёл по тропе обратно. Самое смешное было то, когда меня окликнул сам майор Маслоедов. Я с перепуга кинулся в лес, но далеко уйти с не смог, снег был глубокий и с плотным настом так что, провалившись несколько раз, застрял.
— Боец не валяй дурака, ползи сюда! — крикнул он, мне высвечивая меня фонариком.
Что он делал вечером на секретной тропе, было непонятно, толи шёл пешком из посёлка и остановился пописать, толи пас кого-то,… Когда я выбрался на тропу, он спросил, не замёрз ли я. Да нет, говорю, а сам просекаю, что меня мог сдать тот самый мужик купивший мне водку. И ещё смекнул, что всё здесь повязано и мой самоход просто выстрел наудачу.
— Кому несёшь водку? — спросил он.
— Себе.
— Алкоголик что ли, пять бутылок собираешься выпить.
— Могу.
Майор не ругал меня, а предупредил, чтобы я на эту тропу не совался, мол, здесь и волки пасутся и шансов уйти мне не дадут. И если мне нужно будет купить водки, то можно обраться к его жене, она мне продаст то, что мне нужно, а дальше не моё дело.
В общем, таким образом, майор вербовал меня в стукачи. Он проводил меня до колючки и сказал, чтобы я отнёс водку по адресу и ни о чём не беспокоился. Делать нечего и я пошёл к казарме, но когда подходил к зданию, сделал хитрый ход, свернул за угол ДОСа и спрятал авоську с бутылками в сугроб. Потом заложил круг вокруг кочегарки и, подойдя к казарменному помещению с другой стороны, постучал в окно каптёрщика. Тот спросил через форточку чего мне нужно, я вкратце объяснил мне, что за мной следит Маслоедов и мне нужно в казарму. Тот позвал заинтересованных сержантов, и они меня в срочном порядке эвакуировали через окно кухни. Там меня раздели и отправили в сушилку отогреваться.
Когда в казарму пришёл майор он первым делом стал прохаживаться по всем помещениям и высматривать счастливые пьяные лица. Но предупреждённый народ был достаточно угрюм и озабочен своими делами. Пока Маслоедов гулял по одним помещениям, меня перемещали в другие из его поля видимости. За это время мои сапоги тщательно просушили, а после выдали с чужими сухими портянками. Шинель, шапка и перчатки так же было просушены… на кухне над раскалённой плитой и повешены на своё законное место. После короткой инструкции меня выпустили в поле видимости Маслоедова. Он прошёл мимо, хитро поблескивая глазами, попросил зайти в канцелярию на разговор о моём как он сказал будущем, типа хватит Ваньку валять, пора пристраиваться к делу. Сказано это было, как говорится на людях, а именно при дневальном так сказать, соблюдая конспирацию.
— Ну, кому водку отдал? — спросил меня Маслоедов в канцелярии при находящихся при нём офицерах.
Я сделал удивлённое лицо и спросил, о чём это он меня спрашивает.
— Водку кому нёс, кому отдал? — начинает меня допрашивать лейтенант Сырокопчёнов. — Говори падла, иначе отсюда тебя вынесут вперёд ногами!
— Какую водку? — отвечаю ещё более удивлённо я.
— А ту, что тебе купили в посёлке, — набрасывается на меня Маслоедов.
— В каком посёлке, вы товарищ майор меня с кем-то спутали!
И тут Маслоедов весь покраснел и надулся.
— Ты с кем решил шутки шутить, где водка я тебя спрашиваю! — повысил он на меня голос.
И тут меня охватил столбняк. В канцелярии офицеры, а за дверью деду ждут, чем всё кончится и куда мне деваться!
Так и случилась, как сказал Доля. Майор сначала грозил мне, что отправит на Дизель, потом что уличный сортир мне будет как дом родной. Я отрицаю всё как могу. Майор сдерживается, чтобы не накричать на меня, а я упёрся на своём и молчу.
Одессит Сырокопчёнов со своим украинско-еврейским акцентом, еле сдерживаясь, говорит майору.
— Ну что мы с ним бычка в томаты заправляем, отдайте эту сволочь мне в подвал, я из него черепаху Тортиллу сделаю за пять минут!
И тогда в игру включается замполит Стрельский и мягким вкрадчивым голосом говорит.
— Товарищ лейтенант запомните у нас в армии нет сволочей, а только как я понимаю мелкие жулики, которые только и мечтают, как попасть на Дизель. Сергей ты ведь мечтаешь о Дизеле?
Я мотаю головой, мол, и не мечтаю вовсе. И вообще не понимаю, что происходит.
— Спрашиваю в последний, раз кому нёс водку? — спрашивает почерневший Маслоедов.
Я в отказ, ничего не знаю и не понимаю, что от меня хотят.
— Я тебя на тропе встречал, когда ты бегал от меня в лес, забыл.
— Да в казарме я был! — чуть ли не закричал я.
Тогда майор выскочил из канцелярии и побежал щупать мою шинель насчёт мокроты, но шинель была сухая.
— Снимай сапоги! — шипит Сырокопчёнов.
Я снимаю сапоги. Майор ощупывает портянки, сухие. Потом смотрит на меня не мигающим взглядом питона и вдруг начинает смеяться.
— Ну, артист, ну артист, ну актёр! Ну ладно говори, кому нёс водку и проваливай.
— Товарищ майор вы меня с кем-то спутали, в казарме я находился, это могут все подтвердить, с Долей читали стихи.
Майор не выдержал моего откровенного вранья и побежал к Доле искать правду.
Насчёт стихов это конечно идея Байсалова.
— Скажешь, что с Сашкой стихи индейца обсуждали!
Доля сначала на него набросился, что такое несёшь, какие стихи! Потом засмеялся и говорит, ладно пусть чешет. Делай удивлённое лицо и дуркуй ничего не знаю, ничего не ведаю. И не ссы прокатит, не в первый раз! А майор у нас мнительный, ему сосулька на голову с крыши прилетела и с тех пор тут помню, там не помню. А потом и вовсе сомневаться начнёт, что тебя поймал! И как его ещё на пенсию не отправили!
Доля тоже подтвердил, что читал со мной Лонгфелло и посмотрел на майора таким честным взглядом, что тот приказал построить роту.
После построения он внимательно вглядываясь в лицо каждого стоящего, прошёл несколько раз, туда-сюда не спуская, однако с меня своего взгляда. Потом приглашает снова в канцелярию.
— Ну, смотри, — обращается они ко мне. — Если я вспомню, а я вспомню, будет тебе плохо до конца службы.
— Ну, товарищ майор, — чуть ли не плачу я.
— Пошёл вон отсюда!
Ночью меня будит мой сосед ВРИО старшины роты Доля и тихо спрашивает.
— А водка где.
— Какая.
— Какую принёс
— Ничего я не приносил.
— А Маслоедов говорит, что ты пять бутылок нёс.
— Ну, так это он тебя покупал.
— А деньги где.
— Какие.
— Какие давали.
— Кто давал.
— Ты что совсем мозги отморозил.
— А деньги… конфисковали… Доля отвернулся и выругался.
— Ну, блин что ни гонец то урод! Попили блин водочки!
Выдержав паузу, я толкаю его и тихо говорю, что всё в порядке водка в сугробе у ДОСа и объясняю, как найти. Доля успокаивается и куда-то уходит. Потом приходит гонец от Юрова и зовёт меня в каптёрку. Прихожу, а там деды с дембелями чай пьют с карамелью.
— Ну чего звали, наливайте да пойду я, — говорю я, думая, что Доля принёс водку.
Мне наливают в кружку чай и приглашают присесть. Я смотрю на Долю и Юрова и ничего не понимаю.
— А водка где.
И тут все смотрят на меня.
— Ни фига, какая наглость, — говорит Байсалов. — Водку не купил, деньги просрал и ещё водки требует!
И тут Доля говорит им, что я справился, но пить будут, потом пока всё уляжется. Байсалов на радостях суёт мне деньги, мол, завтра в новый самоход. Я отказываюсь и вру, мол, там волки с телёнка, майор двух завалил из пистолета, пока меня караулил и вообще хорош, наглеть, майор и так уже обещал отправить меня на Дизель.
2. С Рождеством вас товарищи офицеры!
Примерно недели две спустя меня как опытного ходока послали снова, но из этого ничего не получилось, меня заловили на тропе с бутылками возле самой колючки и доставили в канцелярию. А там как раз собрались офицеры кроме Маслоедова и обсуждали встречу Рождества. Сырокопчёнов радостный, что меня поймали с поличным, говорит мне, ну, самоходчик, давай прояви характер и откупоривает бутылку водки.
— «Судьба человека» смотрел? — спрашивает меня и наливает полный стакан. — А может ты как, алкоголик предпочитаешь пить из горлышка, давай покажи, а мы посмотрим.
Ну, взял я бутылку и давай пить из горлышка, слегка отрываясь.
— Что такое, — говорит Сырокопчёнов, пей, давай до дна, а то в самоход мы бегать мастера, а водку пить не любим. Это тебе не майора Маслоедова разводить на мякине!
Выпил я всё, что было в бутылке, а он распалился и открывает следующую. Я опять пью из горла, а Стрельский смотрит на меня изумлённо и спрашивает.
— И как вам не противно пить без закуски!
— Ну, так вкусная же, сами попробуйте! — говорю я.
И тут Стрельский вырывает у меня бутылку.
— Вы что себе позволяете, он же напьётся, — кричит он Сырокопчёнову и мне. — А ну марш в кровать!
Я выхожу из канцелярии под хохот старослужащих.
Шутка с водой в бутылках удалась, а Сырокопчёнов, оставшись на пару со Стрельским, он пробует пить из бутылки, но не понимает что происходит. Он принюхивается к бутылке, потом снова пробует пить и вдруг громко матерится.
— Вот блин так меня развести!
Дверь канцелярии открывается. На пороге Дедушка Мороз с авоськой пустых бутылок.
— С Рождеством вас товарищи офицеры!
Маслоедов долго смеялся над таким разводом особенно над Сырокопчёновым и радовался, что не он участвовал в распитии воды из бутылок. Если бы не этот дурак Сырокопчёнов, то они бы выпили этой новогодней водички за праздничным столом, а так, только я с офицерами её и попил. Причём из горла под возмущение одураченного замполита.
На разводе майор предупредил всех стариков, что если они ещё раз пошлют молодого в магазин за водкой, то он отправит в виноватого на Дизель. А кого назначить крайним то у него уже есть кое-кто на примете. После такого предупреждения я за водкой больше не ходил, во всяком случае, до моего отъезда в Нельму. Хотя по чесноку прогуляться иногда хотелось, только смущало, что рядом с частью, но ночам как заведённые выли волки. Днём мы их не видели, даже что странно и отпечатки следов на глаза не попадались. Деды шутили, что это Маслоедов с офицерами в тайге ночами воют, страху нагоняют.
Глава шестая
1. Отвёртка в "Берилле"
После болтания по войсковой части майор Маслоедов опередил меня радиомехаником в штат к сержанту Казбеку Магомедову – его все звали ласково Магой. Это был небольшого роста симпатичный крепыш с усами. Он показал мне моё рабочее место и сказал своим ребятам – ша, что означало моего ученика не трогать. После многочисленных очередных нарядов новое дело мне понравилось, и я включился в работу – «принеси-подай и что скажут, то паяй».
Особо в радиомеханики я не стремился, так как у меня не было абсолютного понимания, что
это такое быть радиомехаником, это сфера для меня была полным туманом. Тем более что я в радиостанциях ничего не шарил, только припаивал радиодетали к платам куда укажут. Что касается Магомедова, он меня ничему не учил, мол, присматривайся и мотай на ус. Да и кто бы меня стал чему-то учить, кому я там был нужен? Да и какой из меня был работник, если ночью я катаю бочки с водой для Ремешкова, а днём сплю над платами. Офигенный радиомеханик!
Но когда меня заставали спящим и спрашивали, спал ли я и что мне было им сказать, всё равно чтобы я не сказал льдина в руки и пошёл на замывку тех здания. Я, конечно, всё отрицал, но на лбу горело предательски красное пятно от лежания головы на парте, и это отрицать казалось было невозможно, но я как вьетнамский партизан всё отрицал и естественно получал по шее.
А однажды случилось такое, что меня выгнали из радиомехаников, хотя я был совершенно не при делах, просто я был назначен крайним. В общем, паял я как-то плату в радиоприёмнике Р-674 «Берилл» (я с ним вторично познакомился на СЗРа - радиозаводе где работал после армии) как вдруг Царёву в голову пришла блестящая мысль, что надо устроить замывку пола. Меня отрывают от пайки и бросают на это ответственное дело. Ну, для меня это дело знакомое - гоняй льдину, пока не скиснет.
И тут одному из телеграфистов явилась мысль включить ремонтируемый «Берилл» и он задвигает открытый блок и включает радиоприёмник. Тут же происходит замыкание и тех здание погружается во тьму – выбило пакетник. Его перезаряжают и снова замыкание.
Потом отключают сам «Берилл» и зовут Магу, он проверяет ремонтируемый блок и находит в нём отвёртку и устраивает мне допрос, откуда в блоке отвёртка?
Но тут начинается самое интересное – зачем мне отвёртка и что мне ею там крутить, если я паяю паяльником. Вывод напрашивается сам собой, её кто-то туда подложил, а вот кто?
У меня, конечно, были свои подозрения, что это сделал Царёв, которого я ударил в колено, когда он на меня заедался. Сержант Гена "Козлодуев" ещё ухмылялся, какой из меня каратист, если мне повару-толстяку сложно было сделать подтягивание, ну какой-никакой, а кое-что умею и знаю, куда бить больнее. И кто ещё мог устроить такую подлянку как не Царёв? Гена "Козлодуев" выдвигал свою версию, мол, я просто уснул и оставил отвёртку, а как я мог уснуть, если я обнимался с льдиной!
В общем, Магу лишили отпуска в четвёртый раз и всё из-за какой-то случайности – а последней случайностью оказался я, меня и назначили крайним стрелочником. Лейтенант
Сырокопчёнов поначалу занялся темой подкинутой отвёртки, но потом всё бросил и свалил. Так я и остался виноватым и объектом для многочисленных шуток. Мне стали мешать в работе то провод паяльника перекусят, то припой сопрут, то что-то ещё придумают.
Потом Мага каким-то образом всё узнал, кто был настоящий виновник, оказалось тот самый телеграфист, что задвинул неисправный блок в «Берилл» да было уже поздно мстить, как сказал Мага — меня приказом командира точки от ремонта радиотехники отстранили. Конечно, ему-то что он скоро уедет домой, а мне с этим стукачом жить. И я стал вынашивать кару мщения тому проклятому телеграфисту…
2. Пьяные драки
Старослужащие (деды) постоянно оставаясь одни без офицеров только и знали, что издеваться над молодыми - льдина в тряпку и пошёл замывать бетонный пол. И кроме того меня постоянно подпаивали через не хочу - набить кому-нибудь грызло. Делалось это просто, двое стариков подходили ко мне сзади хватали за руки и заводили их за спину, другие насильно заливали в рот водку, пока я не пьянел и не начинал борогозить иначе буйствовать.
Потом мне на глаза намеренно подводили ничего неподозревающую жертву и говорили, что она, типа, нехорошо обо мне отзывалась, и я начинал осыпать её градом ударов. Естественно мне тоже доставалось и оттого что мне было не больно в результате водочной анестезии, я продолжал биться, пока меня не уносили в кровать. На этом спектакль заканчивался.
Один раз меня науськали на нашего ничего неподозревающего водителя Васю, и как только он зашёл в Бытовую комнату я начал его избивать. Вася отбивался от такого нахала как я как мог пока не встал в боевую стойку. После чего врезал мне, так что я поплыл со звоном в ушах в искрящуюся мглу. Потом я встретил у гаража одного сослуживца продвинутого в боксе более чем я и попросил его боксировать с ним за кочегаркой. Чем мы потом и занимались и конечно без нокаутов и без битья в лицо, а только по корпусу намотав на кулаки тряпки, чтобы не разбить пальцы рук.
К тому времени я сильно похудел, избавившись от лишних килограммов, и мог прилично биться. Вот вспомнил, что быть разумным трусом значит сохранить свободу, лицо и порядочность. А в армии за неуставные отношения можно запросто угодить на Дизель (дисбат), а мне оно надо ну и пришлось косить... под слабака. А как биться с котлой стариков, у которых на уме только одно как задавить молодого бойца. И формула один на один у них не сканает, сначала битьё по очереди с каждым, ну, а последнему достанутся сливки победителя.
Этот факт проверенный и как доказательство мне выросшему среди дворовой шпаны не требуется. Конечно это всё грязь и подлость. Сейчас, когда мне пишут "мои" старики и утверждают, что они не издевались над молодыми и ничего не помнят не что иное, как разумная трусость. Не дай бог, кто из их родных узнает, чем они на самом деле занимались в армии. Вторая формула все против одного у них как некое геройство, а подраться один на один за углом у большинства жилка трясётся. И у них нет сомнения, что друзья в случае чего не помогут, это я уже усвоил и всякий раз трезво оценивал обстановку.
Как-то майор Маслоедов спросил Паршукова из нашего призыва.
— А ты Паршуков будешь гонять молодых.
— Меня гоняли, и я буду! – ответил почему-то радостно Паршуков.
Вот она подлая установка дедовщины заимствованная от старослужащих бить того кто слабее и лучше котлой.
После праздника Советской армии и Флота 23 февраля один парень призывом старше стал вдруг меня подначивать, мол, вот уйдут дембеля и он устроит мне райскую жизнь на земле. С какого перепуга он на меня навалился, я тогда не понял. Оказывается, ему какая-то гнида стала докладывать, что я "о нём не очень хорошо отзывался", хотя я ничего такого не говорил, и он стал на меня заедаться ну и я отвечал ему тем же. В общем, мы со временем стали непримиримыми врагами.
И так случилось, что дембеля уехали домой, и иерархическая лестница сдвинулась вверх. И в итоге мой личный враг оказался надо мной, отслужив 12 месяцев. Ну, а я стал полугодичником. И как только дембеля уехали годовалые стали вести себя раскрепощённо показывая что сейчас они хозяева казармы хотя всё ещё были в шестёрках под теми кто отслужил полтора года. Помню как они встав в ряд стали прогуливаться по коридору казармы и громко петь — "Маманя родная нальёт стакан вина, соси ты ху в каптёрке старшина". И вот однажды мы с моим врагом встретились в сушилке. Но перед этим один негодяй по сговору с моим врагом, предложил мне немного выпить после тяжких хоз работ и я сильно уставший выпил полстакана водки чего мне хватило, чтобы в голове зашумело.
В общем, стою я в сушилке и развешиваю на батарее влажные портянки, и в это время забегает мой враг и ни слова, ни говоря, начинает меня окучивать градом ударов. Я естественно в заторможенном состоянии ничего не могу ему сделать, и он уже идёт на добивание, но его оттаскивают, а меня уводят в умывальник смывать с лица кровь. Чуть позже мне донесли, что нашёлся тот, кто на меня стучал моему врагу. И что делать спускать всё это на тормоза?
Прошло какое-то время, и я всё-таки отомстил стукачу отмудохав его в тёмную в туалете. Делалось это так, как только враг намыливал лицо, на его набрасывалось одеяло, выключался свет, и оставалась только узкая дверная щель со светом из казармы для лёгкого освещения. И ещё чтобы кулаки были целы, в ход пускались сапоги, что было очень больно. Всё избиение занимало около минуты, и этого хватало, чтобы после этого вражина лежала, распластавшись на полу туалета. Оставался ещё телеграфист...
1. Моё недолгое каптёрство
Не знаю, зачем Маслоедов решил меня двинуть в каптёрщики, мне эта идея не очень понравилась, это было не моё ему предложение. Но в армии никому не интересно нравится тебе или нет, есть должность, которую нужно занять. Другое дело если есть наставник, а если нет, и тебя как скомороха суют туда, откуда выскочишь Петрушкой эдаким дурачком и будешь этим самым дурачком пока там и не кончишься.
И вот меня назначают на роль скомороха, прежний каптёрщик никакого участия в моём обучении не принимает, и я как забитая мышь мечусь среди этого бардака. Что делать с чего начать я не знаю, где взять документацию на приём каптёрки никто не подсказывает. Бросили в прорубь, и выплывай, как хочешь. Потом начался и вовсе балаган. Пришла команда кинуть старослужащих на работы грузить уголёк для котельной и требуется выдать им бушлаты на грязные работы. Ну, я им выдаю то, что по хуже, а они мне в грызло и требуют новое! И что мне делать я один их целая толпа – затопчут. Делать нечего отдаю, что требуют, и вдруг я замечаю Маслоедова – майор подглядывает из коридора, как я веду дела. А вечером претензия, а почему я отдал новые бушлаты? Ну, я ему тоже в ответ при офицерах, а вот не надо подглядывать, что бы потом вызывать в канцелярию и обливать помоями! Маслоедов от такого прямолинейного обращения покраснел как рак и выгнал меня из канцелярии.
И действительно, почему бы не показать на наглядном примере всю работу каптёрщика нет, устроили заплыв в ледяной воде типа посмотреть, как я поведу себя в экстремальных условиях. И опять я виноват? Завели в каптёрку и командуй, а тут старики заходят — подавай им новые бушлаты. И Маслоедов стоит и подглядывает. Ну, зайди и объясни сам, если всё знаешь или позови каптёрщика, так нет устроили цирк. К чему все эти идиотские эксперименты непонятно. Это всё равно, что сунули бы меня руководить котельной, сиди и думай, что там делать, чтобы отопительная система не бабахнула.
И теперь понятно, почему у нас была такая отсталая армия в отношении дисциплины, если сами командиры придурки. Оттарабанят свои курсантские годы учёбы и едут бить баклуши в какую-нибудь дыру. Солдатам это хорошо видно, если сами офицеры слепые. А замполиту так ваще всё по барабану прочитает на политзанятиях в Ленинской комнате свой
"Суворовский натиск" и свободен как муха в полёте. Оклад 300 кусков, тратить особо не на что, копи своё злато-серебро пока не пошлют в более комфортные условия. Рыба гниёт с головы!
Спустя неделю поехал я на машине со старшиной Сашей Долей за хлебом в полк, и он пока мы едем, просит меня посчитать, сколько нам причитается хлеба на известное число солдат в части. И тут меня как заклинило, не могу вспомнить некоторые действия таблицы умножения и говорю ему мне бы школьную тетрадь с таблицей освежить память. Он смеётся, а мне не до смеха – забыл. Вдруг под нами начал трещать Амурский лёд, да так сильно, что машина остановилась.
Мы вышли, подо льдом темнеющая глубина и вода из трещин фонтанчиками растекается. Водитель говорит, что сильно гнать не будет, а то можно налететь на торчащий бордюр трещины и можно убиться. И рассказал, что машина с вояками так же как-то неслась и врезалась колёсами в поднявшуюся льдину, все кто был в машине, едва не покалечились.
Ну ладно поехали дальше, но уже тише лавируя между поднявшимися торосами. А Доля меня опять мучает, как это я не помню таблицу умножения.
— Ну не помню я, мне, что убиться на месте? — отвечаю я, а сам про себя проговариваю всю таблицу. И да некоторые моменты как вылетели. Ну, думаю, куплю тетрадь и подучу деловто.
По приезду в полк я первым делом зашёл в столовую, там наша Баба Ёжа как увидела меня, аж расцвела, давно не виделись! Жаль не Гражданская война, а она не контра, пристрелил бы на месте! Потом выяснил, что моего товарища Серёгу Оленина сослали в какую-то часть по протекции Бабы Ёжы, позаботилась тварь. Короче это она избавилась от нас, сначала от меня, а потом и от Оленина через Гайворонского командира полка, чтобы самой править столовским королевством приняв под своё крыло каких-то забитых шнурков. Кто ей был Гайворонский племянник или ещё кто я так и не узнал, но он нас сплавил и вот кто был виновником моих бед на Селене.
Погуляв по части, я зашёл в клуб, там прапорщик по прозвищу Транзистор распевался в хоре, увидев меня, он погрозил кулаком, что бы выметался и не мешал. А кому я там мешал? Прапорщик, а ведёт себя как целый генерал! Потом проведал в спорт роте Порезанного. Тот показал мне татуировку на пузе. В шрам впивается штык-нож. Вот дурак! И с этим он собирается, ходит на гражданке на пляже? Встретил в курилке моего бывшего старшину Мевзоса, он с интересом спросил как там у меня дела на Селене, ну я чего скрывать, сказал, что всё плохо, как повар я там не нужен, а все штаты забиты и виновата эта тварь Баба Ёжа.
2. Как я на дурочку шаром катал
Мой старшина нашёл меня в курилке, отвёл от Мевзоса и говорит, что переговорил в санчасти с медбратом, что есть вакансия покатить шаром дней десять. Ну, я сначала не соглашался с чего это я там залягу. А старшина говорит, что это надо для одного большого дела, а в следующий раз он меня заберёт. Ну, покатить шаром я был не дурак и, покобенившись, согласился.
Меня определяют в отдельную палату, приносят кормёжку, ставят укольчики, таблетки и между делом выясняется, что приезжает какая-то комиссия для чего и надо покатить шаром, потому что никто из полковых ребят не хочет ложиться поболеть. В общем, нужна срочная показуха, как лечат больных. Как говорится, был бы человек, а подходящую болезнь найдут. И крайним опять оказался я! Ну и старшина!
Вечером как-то заходит здоровущий медбрат из тех, кто закончил медицинское училище, выучившись на фельдшера и говорит.
— Ты главное ничего не бойся, приедет комиссия, посмотрят... ну, как в фильме "О, счастливчик!" голову отрежут и пришьют к телу кабана.
Шаром катить мне сначала понравилось только ежедневные уколы мне здоровому как-то не очень, медбрат говорит, что если комиссия увидит синяки от уколов, значит, лечим правильно. Ладно бы в руки, а то в задницу раз какой-то дюже больный поставили, что нога отнялась. В общем, думаю, зря я подписался на всё это дело, а сам таблицу умножения учу и сдаю медбрату экзамен, ошибся - укол в задницу. И кроме этого в знак утешения от боли он поил меня за ужином горячим гематогеном. Поначалу я не очень хотел пить эту коричневую бычью кровь, но он мне рассказал, что это не совсем кровь, а её составляющая. И кроме того в её состав входит естественно сахар, мёд, сгущёнка, патока, ваниль для запашка и другая не очень вкусная дрянь.
Особо в медчасти заниматься нечем было, играл с медбратом в шахматы — проигравший замывает пол. Я постоянно проигрывал и замывал пол всего учреждения, ведь всё равно это были мои обязанности, а не моего соперника. В шашки наоборот медбрат замывал пол, но только в моей палате. Если бы он мыл пол в других местах, то ему бы нагорело — с какой стати он там ползает раком! Протирать пыль в кабинетах тоже было моей обязанностью, чтобы не скучал.
Зато я разведал что, где, плохо лежит. Правда ключи от шкафа где хранилась моя форма я не нашёл наверное медбрат носил их при себе. Однажды кто-то из врачей (их было двое молодая и бабка) забыл запереть шкаф с мешками вкусного порошка – гематогена. Ну, я вытащил один весом в 5 килограммов, и сместил все остальные мешки так, чтобы было не видно, что одного мешка нет. Вот это была райская жизнь!
Целыми вечерами я разводил в кипятке порошок и пил эту сладкую бычью кровь. То, что это была чья-то кровь, меня не очень заботило, главное я мог его пить с поджаренным на плитке хлебом — этот божественный напиток у меня был вместо какао.
Я уже хотел сорваться да форму гады забрали, а куда зимой в исподнем, да и больничка на ночь запирается. Сижу и реву. Через пять дней на моей заднице уже живого места не было, а они за своё, я хотел уже голодовку объявить этим фашистам. Потом приходит какой-то мужик из госпиталя послушал меня, помял мне пузо, и отменил все уколы. И говорит врачу, что пациент на грани срыва, мол, хватит ему колов, и отменили.
Примерно дней через десять приезжает старшина забирать меня, я к нему обнял как отца родного, а он отстраняется и смотрит странно, ты это чего? Я ему показываю, что они со мной сделали, он к медбрату и тычет ему кулак в лицо ты, что падла сделал! Тот, я не я, форму выдал и мы... какая нахрен комиссия, сматываемся.
Врач как узнал, что пациент в бегах и в панику - «гипс снимают, клиент уезжает» вот-вот приедет задержавшаяся где-то комиссия, а больной уже смылся и срочно запуливают на моё место бойца из хозвзвода. Бедняга, что они с ним сделают даже подумать страшно! А в полку неписаное правило залетел в санчасть - назначат вечным дневальным и ваще зачморят. Но того бойца чморить не стали – жертва вынужденного "аборта"! Ну, а меня бог миловал, и я уехал обратно на Селен с нормальной репутацией. Правда меня деды подначивали, зачем я привёз с собой сифон и кучу всякого венерического вещества. Через неделю они сами устали от этих шуточек и всё пошло в прежнем русле. А во второй раз я уже залетел в госпиталь конкретно почти на два месяца, чего сам не ожидал. Ну и связанные с этим новые приключения никуда не делись, даже встретил там нашего цыгана Иван Иваныча - с ним мы ехали в поезде в армию.
Когда выкладывался материал мне отписались (не буду приводить кто именно) и спросили, а где то-то и то-то. Ладно, раз просят, я это "то-то и то-то" тоже вставлю в соответствующие главы. Просто решил опустить, как незначительные события, хотя они оказали на мою службу в чём-то своё ключевое слово. Ну ладно по чесноку так по чесноку но с незначительными купюрами чтобы кого-то личностно не обидеть. А то напишут потом - "в моём суициде прошу винить автора бестселлера "Арм дневник срочника СССР". Кстати Юровский уже обиделся смертельно подсев на стакан.
Глава восьмая
Госпитальные приключения
Как это бывает в солдатской службе, однажды меня скрутило, да так что никакие порошки не помогали - затяжная диарея и рвота, дали врачу нашей войсковой точки полагать, что я подцепил дизентерию с вытекающими последствиями. Меня в два счёта посадили в машину и отправили в санчасть нашего полка, где я провёл на карантине десять дней.
Санитар уже знакомый мне по прошлому разу, когда я катал у них шаром, встретил меня как родного и мне назначили за мой прошлый побег самые больные уколы, какие только есть на свете. Несмотря на то, что мне стало после лечения намного лучше, меня отправлять на Селен категорически отказались, мотивируя тем, что при такой дизентерии как у меня нужен длительный процесс по изгнанию вирусов. И по правилам при таких болезнях нужно было пройти обследование в госпитале, который находился на окраине Комсомольска–на–Амуре. А вообще почесноку я хотел уже смотаться подальше от систематических уколов доставлявших мне понятный дискомфорт, а тут замаячила отправка в госпиталь, ну думаю, вот же меня угораздило влипнуть в такую историю.
Ну, думаю и мне там всю задницу уколами истычут, вот же угораздило попасть в такой переплёт. В госпитале меня определили в деревянный одноэтажный корпус «пулемётчиков» кто тоже, как и я болел пулемётной болезнью. Как мне сказал дедушка полковник начальник медицинской службы нашего отделения в отставке, но пребывающий всё ещё строю, дело, мол, это житейское, просто кто-то строчит из пулемёта, а кто-то пуляет гаубицей и всё в одно очко. Я ещё думал, что там все такие хворые, что в пору заразится уже и от них. Но как ни странно все там оказались ну очень уж здоровые и полные оптимизма.
На доске рядом с входом в главный корпус кроме всего прочего прочитал.
"11 июня 1934-го года официально считается днём образования военного госпиталя. В этот день был принят первый пациент — красноармеец, пострадавший в схватке с медведем в дальневосточной тайге".
— Не повезло, — думаю парню. — Как бы и мне вот так же не прославится вписавшись в историю госпиталя...
Оказывается, завести под любым предлогом солдата в госпиталь идея не новая надо же показать высокому начальству, что и госпиталь несёт нелёгкую службу по возвращению военнослужащих в строй. Но мне показалось, что добрая половина госпиталя обычные симулянты, косящие от службы в полку. Если бы все там были больные, то чего бы они стали тащить службу в воинской форме. Ведь там всё было как в полковой части, разводы дневальных по нарядам, какие-то строительные работы, уборка на свиноферме. Ещё на солдатах была теплица с помидорами и огурцами, идущими в столовую. Всё это мне тоже показалось странным.
В первый же день меня на осмотр никуда не водили напротив наш дедушка полковник, будучи заведующим нашим отделением, сказал мне, что я здоров, но он посмотрит мои анализы. Уколов мне не назначили, увидев на моей заднице целый рой синяков от прежних уколов и ограничились таблетками.
— Однако не жалеют санитары солдатиков в санчастях, дай им волю так они там всех заживо заколют и здоровых и не здоровых, — сказал медсестре дедушка полковник показывая на синяки на моих ягодицах.
— Ну, так кому-то надо там работать…
— Пусть сюда их пошлют, я их научу этих чертей узколобых как работать по настоящему! — закипал всякий раз дедушка полковник на любимой теме.
Вообще же в госпитале скучать не приходилось всякий раз, там было какое-нибудь происшествие. Как-то утром над футбольным полем застрекотал вертолёт. Все кто был свободен, высыпали на двор, посмотреть что случилось. Для посадки машины потребовалось срочно спилить несколько тополей, отчего меня всё это повергло в шок. Зачем спиливать деревья, если можно посадить вертолёт где-нибудь рядом с госпиталем. Но оказалось, для тяжёлой машины это было невозможно, грунт везде был настолько мягким от распутицы, что колёса буквально утопали в земле, а зависнуть для выгрузки он почему-то не мог.
Потом всё прояснилось, когда выгрузили носилки с окровавленной простынёй на лежащем человеке. Через пару часов мы узнали, что это был солдат и что на парня напал медведь во время патрулирования в окрестностях войсковой части - точки. Второй солдат, испугавшись, полез спасаться на дерево. А автоматы к позору офицерства были без боевых патронов, то есть, как и везде патрулирование было на дурака.
И дурак в тёмной шубе не заставил себя долго ждать, порвав парня, так что на нём живого места не было. И врачи собирали его из того что осталось. Потерпевший выжил, но что это был за человек с такими увечьями, можно было и не представлять калека, да и только. И таких случаев было не мало, солдат рвали не только медведи, но и тигры. Кроме внутренней материковой территории всё побережье Татарского пролива было усеяно войсковыми микро частями - точками и естественно таёжные хищники могли запросто подойти к людям на небезопасное расстояние, а там как кому повезёт. Лично мне впоследствии (бухта Нельма) приходилось несколько раз сталкиваться с медведями, отчего я до сих пор ощущаю мороз на коже когда вспоминаю о тех встречах. Об этом будет рассказано в последующих главах третьей части.
Если кто помнит, я как-то рассказывал про Иван Иваныча цыгана (глава 1 подглавка 6 - Футболисты) отправившегося служить в советскую армию больше их любопытства, чем по зову сердца. Его-то я как раз и встретил на краю футбольного поля сидящим на скамейке. Он рассказал, что в армии его всё достало, и он сейчас косит что у него с головой не всё в порядке. Списался с матерью, чтобы она написала начальнику госпиталя, мол, как же так её сына забрали в армию, а он с головкой не дружит, и у него случаются припадки. И как ей с тринадцатью детьми управляться, а этот хоть и дурак, а всё же какая-то помощь. И типа начальник госпиталя хочет взять у него пункцию на исследование. На что я Ивану сказал, чтобы он не косил, а отслужил своё как надо, а то ведь наскребёт себе, так что отправят на Дизель асфальт мыть с мылом. Иван Иваныч услышав это приуныл, и сказал, что у него есть ещё шанс уехать домой, а не получиться придётся сунуться в какую-нибудь норку, где он сможет отсидеться, может каптёрщиком, а может хлеборезом. Потом я приходил в главный корпус его проведать, спросил у сержанта караульной смены про Иван Иваныча.
Тот кивнул мне и крикнул куда-то по коридору зычным голосом.
— Эй, Шнырь, на выход!
Удивился я, что цыгана здесь Шнырём называют и сказал сержанту, что мне нужен цыган Иван Иваныч, а не какой-то Шнырь, тот нахмурился и сунул мне кулак под нос.
— Нет у нас никакого Иван Иваныча, один Шнырь и тот конокрад косячий.
Много я бы чего рассказал про Иван Иваныча да как-то противно о нём что-то ещё упоминать. Люди идут в армию по призыву служить, а этот Шнырь из любопытства, мол, как оно там, а там ему оказалось не сметаной намазано! Может поэтому цыган в армию вообще не призывают, хотя странно как-то не такие они и малочисленные эти цыгане. Как барышничать тут они первые, а как идти в армию, тут их нет.
Был у нас в госпитале и общий любимец баран Бяша, красавец каких поискать. Приходил он к нам после завтрака и заводил старую песню «подайте христа ради сигаретку на усладу». На его зов выходили парни и давали ему сигаретки пожевать. Кто его приучил к жеванию табака мне неизвестно, но чтобы баран так охотно занимался таким делом, я видел впервые. Но самым удивительным было то, что Бяша затягивался прикуренной сигаретой и выпускал дым через нос. После чего стоял несколько минут задумчивый, поймав свою дозу кайфа, после чего всё повторялось снова. Дедушка полковник пояснил, что козы и бараны поедая траву, находят иногда чинарики и влюбляются в их запах. Но это занятие может быть чреватым для их здоровья, и он категорически запрещал поощрять, таким образом, нашего Бяшу.
— Вы его лучше одуванчиками кормите, чем потчевать этой дрянью, — сердился он на нас.
Были у нас и откровенные симулянты. Один такой, уединившись в кустах сирени, натирал своё тело куском кирпича, да так что всё у него покрывалось сукровицей или лимфой, потом выходил и еле корячился от открытых кровоточащих царапин. Долго это продолжаться не могло и дедушка полковник, распорядился закрыть симулянта в отдельную палату так называемую «камеру смертников» где не было кирпичей, и скоро мнимый больной быстро пошёл на поправку.
— Кого надуть вздумал паршивец, я за всю свою жизнь и не таких хитрецов повидал! Вот же чёрт узколобый что придумал! — ругался, на симулянта дедушка полковник.
Другие симулянты в основном это были почему-то узбеки, так вообще иголки глотали, только предварительно откусывали острые концы, чтобы не наколоть внутренности, но и таких вычисляли быстро, тоже помещая в «камеру смертников». Их кормили как на убой гороховым отваром для быстрой проходимости, в сортир симулянтов не выводили, для чего в камеру ставили горшок. Потом дедушка полковник всё промывал, что высирал симулянт и впоследствии представлял начальнику госпиталя доказательство вины «приболевшего». Потом этого чёрта узколобого направляли на самые тяжёлые работы при госпитале так сказать для ума. Выписывать и отправлять обратно в часть здесь не практиковалось и «больной на всю голову» узбек пахал как раб на галерах конечно под присмотром самого злого чеченца.
Конец моему пребыванию в госпитале положили самоходы на танцы. Но самоходы на танцы были, лишь предлогом смыться из госпиталя, там такие дела пресекались на корню, и нарушители изгонялись прочь, чего мне и нужно было. Просто достали пригоршни таблеток, от которых моя диарея только увеличивалась, а после не совсем редких уколов отнимались ноги на час полтора что ни покурить и ни пописать. Ну, а про горькие лекарства и речи не может быть, всё достало, как Иван Иваныча цыганского Шныря из главном корпуса. И да отчасти в чём-то прав был цыган Ваня валить надо из госпиталя, но мне-то обратно на Селен, а он пусть валит куда захочет.
И однажды такой случай представился. Был у нас своего рода проводник на местную поселковую танцплощадку вне госпиталя, одновременно являясь сводником с местными барышнями. Он тоже был из выздоравливающих задержанный на принудительные работы в пользу госпиталя. И у него в обойме всегда были симпатичные девчата, тоже ищущие приключения в виде готовых женихов. Однажды тот проводник мне сообщил, что на танцы придёт патруль из моряков, а эти черти ой, как не любят пехоту. Если нас наш госпитальный патруль ещё мог как-то приструнить, не забирая на нары, а моряки напротив арестовав, могли ещё и избить в своей комендатуре, поэтому мы ненавидели друг друга.
Я конечно как только меня подозвали на выход, я сразу сказал, что сдаюсь и попросил, чтобы физиономию мне не портили ведь скоро на выписку. Офицер слово сдержал, и меня не били, отправив в тот же вечем с конвоем в госпиталь для передачи с рук на руки. На другой день я уже попрощался с новыми друзьями и был готов к поездке обратно на Селен как прибежал Бешеный дед, но уже из тепличного хозяйства пообещавший меня сгноить на работах на его участке. В госпитале работало несколько таких дедов-пенсионеров бывших военврачей в отставке. Госпиталю помощь, а им какая-то добавка к пенсии.
— Куда вы его он же ещё у меня не отработал за украденный огурец! — возмущался дедушка полковник по прозвищу Бешеный дед.
С этим проклятым огурцом доложу я вам вышла очень неприятная история. Позвали меня как-то раз на работу в тепличное хозяйство при госпитале. Ведь выздоравливающие не могли взять и уехать обратно в свою часть, а должны были отработать своё пребывание на вольных хлебах. Закабалили на работы и меня. По сути, мой желудок окончательно оправился на примерно пятнадцатый день пребывания в госпитале, но когда я заикнулся что пора ехать обратно в свою часть, мне сказали заткнуться и засохнуть и что когда придёт время тогда меня и отпустят.
А тот проклятый огурец потом мне долго снился и икался. А дело было так, зашёл я однажды в теплицу вижу, а на стебле весит махонький огурчик весь в пупырышках и аж весь светится как светлячок. Срываю я его и отправляю в рот с нежным похрустыванием, и вдруг меня кто-то как схватит за шиворот и как закричит благим матом, что я чуть не обделался со страху.
— А… попался гадёныш! Попался гнида! Я сколь здесь работаю, никогда не позволял себе вот так этот вор зайти и обокрасть своих же сослуживцев!
Оказалось что меня засёк тот самый Бешеный дед.
Тут на его крики сбегаются солдаты, а он всё в том же духе орёт как зарезанный.
— Сморите, я его держу, это вор, это вор!
Я на его цепкой руке зависаю к своему стыду кривляющимся червяком, а Бешеный дед, несмотря на видимую дряхлость, оказался на редкость крепким мужичком, он перехватил мой ворот поудобнее и уже тащил меня на корячках на выход. Я, находясь в шоке от происходящего ошарашенно озираюсь, но ничего сделать не могу, а он не унимается и тащит и тащит!
И вот мы оказываемся каким-то непонятным образом в кабинете начальника госпиталя, где Бешеный дед уже хватает меня за шею и тянет вниз, заставляя чуть ли не целовать пол кабинета. Тут начальник не выдержал этого душераздирающего зрелища, вызывает дежурного сержанта и просит, чтобы меня оторвали от рук разбушевавшегося деда.
Начальник на силу успокоил Бешеного деда и заверил, что расстреляет меня при первой же возможности, на чём дедок харкая на меня слюной ушёл, покрикивая на попадавшихся ему на встречу солдат.
— Ну что там у вас произошло? — миролюбиво спросил начальник госпиталя.
— Да его наш Мичурин застукал, когда он огурец ел, — сказал, улыбаясь, сержант.
— Огурец! Боже, а я думал, война началась! — засмеялся начальник госпиталя, посмотрев в окно. — А ведь по законам военного времени знаешь, что тебя ожидало бы. Расстреляли, а ты вот огурец слямзил. Как же ты посмел целый огурец умять! Я понимаю, был бы это арбуз, а то ведь целый огурец, вот горе-то! А ведь наш Мичурин мог тебя и прибить.
— Так откуда я знал, что он такой… — я намекал на ненормальность дедка. — Огурчик-то совсем ничего был, маленький.
— Ничего был, маленький! — передразнил меня начальник госпиталя. — Ну и как, вкусный хоть огурец или опять дрянь на стол подадут? — спросил начальник госпиталя.
— Понятно, что вкусный, а то бы сплюнул, — засмеялся сержант.
— А ты откуда знаешь? — спросил у него начальник госпиталя.
Сержант пожал плечами, что означало да откуда ему знать.
— Ну, всё ступайте ребятки мне работать надо.
И тут дежурный сержант спрашивает начальника госпиталя.
— А, правда, что привезённого мамонта оживили.
— Правда, он уже в зоопарке Комсомольского заповедника траву жрёт, три стога в день, куда в него столько влезает не понимаю. Лучше бы корову Георга Стеллера привезли и то пользы больше, а то наши коровы совсем давать молока не хотят, симулируют едрёнать, — ответил начальник госпиталя, что непонятно было, чешет он по ушам или говорит правду.
— Что за мамонт? — спросил я у сержанта, когда мы шли на выход из госпиталя.
— Да тут замёрзшего мамонта привезли на опыты, а он вдруг после спячки ногой дёрнул, и говорят, ожил. Завтра надо будет сгонять в зоопарк позырить.
Я конечно про это в полку рассказывать не стал, а друг брехня. В войсковой санчасти, прежде чем уехать на Селен полагалось отлежать карантин в десять дней. Ну, надо так надо, повалялся я там пяток дней, а после как рассказал санитару про ожившего мамонта, так он потом весь день жрал как конь.
Оценив по достоинству эту прикольную лапшу, он меня больше не колол и вообще приносил из своего похода в городской магазин сладкие сырки с изюмом, конечно за мои деньги. Ведь пока я отдыхал на вольных хлебах, на мой счёт в войсковой кассе накапала приличная за два месяца сумма, так отчего было не погулять. Семь шестьдесят большие деньги!
Продолжение:
