Начало:
Солдатский р0ман с художественным налётом покрытый гвоздями чёрной иронии.
Глава шестая
1. Баба Ёжа
После капустной подлянки прапорщика Насралладина к нам приставили гражданскую повариху, доверив нам готовить только завтраки и ужины, что было унизительно. А потом мы решили ну и фиг с ним, пусть бабуля отдувается, если что случится. Но ничего такого не случалось, потому что она сразу сказала прапорщику если что-то подобное и он и с ней отмочит, то вылетит из армии с волчьим билетом. Я так понимаю, ей передали как нам подгадил прапорщик, и она при нас его предупредила так сказать при свидетелях. Тот весь покраснел и понятно испугался такого оборота. Ведь скажи мы ему про волчий билет то он, скорее всего, натравил бы на нас стариков за проставленный им пузырь водки.
Тётке на вид было лет около пятидесяти, маленькая толстая как армейский УАЗ 452-й батончик и к тому же была вечно чем-то недовольная. Ходила трындела по кухне и постоянно на нас орала то это ей не так то тут ей не эдак, то батареи некрашеные. Было видно, что живёт она без мужа с взрослыми детьми, а те, наверное, от неё давно стреляются, а там она вроде домашней домоправительницы. Как она скажет, так оно и будет. Был бы у неё муж, повесился бы, а может потому и сбежал, что жить охота. Самое примечательное было в ней это её огромные груди, доставлявшие ей массу не удобств. Может, от этого и было у неё всё время паршивое настроение.
— Серёжа, кто так делает, почему плита холодная? Вы что меня хотите в могилу свести ироды!
— Послали прапорщика за электриком, а их обоих ещё нет, — отвечаю я.
— Ну, так сходи за электриком! — орёт она.
— Да я не знаю где его искать.
— Ну да я должна искать! — опять орёт она.
Оленин стоя за ёё спиной делает мне пальцами знак прогулки, дескать, "сваливай, пока не убила на месте" и я иду "искать" электрика. А где его искать, если он приходящий по вызову из города. Вот же прислали на наши головы такую дуру!
Внешность её была скорее от мужчины чем от женщины с огромным грузинским носом и тяжёлым вытянутым подбородком, из-за отсутствия её фотографии я бы сравнил её с ведьмой из кинофильма "Вий" - копия. И вообще она напоминала своими манерами безумную лошадь которая только и делает что лягается по любому поводу.
И привычка у неё была идиотская, подойдёт сзади вперится гляделками в затылок и чего-то там себе занимается гипнозом. Ещё бы топор в руки взяла! Но надо отдать ей должное она много лет работала в гражданских и армейских столовых и много чего знала про котлы, оборудование, как их правильно эксплуатировать и многое другое. Но нас не учила, оставляя свои знания при себе, выставляя нас при удобном случае круглыми дураками и нам приходилось внимательно следить за её действиями и конспектировать в тетрадь.
Всё-таки армейская кухня с её мощностями это не гражданская столовая, тут нужен свой особый учитель. И нам пришлось переучиваться на ходу, чтобы поспеть за этой вечно орущей бабой.
— Нашли где-то образованных в капусте, — постоянно ворчала она, сверля нас все свои рабочие часы.
Мы даже придумали ей между собой прозвище Баба Ёжа что точно отражало всю её дебильную сущность. Когда на кухню назначали в наряд стариков и дембелей, она тут же спускала на них всех своих собак, а те молчали, как побитые и делали то, что она им приказывала лишь бы спокойно продержаться до конца наряда.
— Вы у меня дождётесь не дембеля, а Дизеля! Прислали на мою голову идиотов, вы у меня дослужитесь... чуть что не так не домой поедете, а не прямиком в дисбат. Я уж позабочусь!
Ну, кто так чистит картошку срезаете с кожурой наполовину, а что завтра полк жрать будет? Всю кожуру с пола собрать и сложить в бак, быстрее олухи царя небесного. Ещё быстрее. Отъели морды!
Старики собрали всю брошенную на пол кожуру, и она заставила взвесить её на весах. Потом что-то высчитала и приказала всю кожуру освободить от картофельной массы.
— Даю час времени, не управитесь, будете учиться, чистить, пока не научитесь. День, два, неделю я никуда не тороплюсь, зарплата так и так идёт, — говорит она им.
Когда старики вычистили всю кожуру, она взвесила картофельную вырезку и предупредила что если они ещё хоть раз позволят себе подобную халтуру то она их отправит на Дизель. Ну, может и не отправит, нет у неё таких прав, но подгадить она могла запросто. И я так думаю, сюда её определили по большому знакомству из-за зарплаты — 170 рублей.
Мне Оленин потом пересказал, как она гоняла стариков, и я по-своему обыкновению всё записал, но уже вечером, когда ее не было на кухне.
И хорошо что она готовила только обеды, а не завтраки и ужины, а то бы мы давно сдохли от её пристального внимания. Приходила она на работу как большой начальник к 10 часам, а уматывала после 15-и. До и после мы только и делали что отдыхали от неё.
Гражданские повара с четвёртым разрядом в Свердловске на Среднем Урале имели 120 рублей. Может быть, у неё были восточные надбавки, мне неведомо. Но 170 рублей это было много за одни только обеды - всего пять часов работы. Это мне сказал наш прапорщик. И я думаю, он не стал бы мне врать. Чем она занималась на кухне было непонятно, ведь всю нарезку осуществляли мы, а она только следила за закладкой и постоянно гундела как как бетономешалка.
Старики бабу Ёжу за хамство к ним однажды её жестоко наказали, заперев в глубоком скальном капустном холодильнике, где она, когда её привезли в полковое хранилище, искала мочёные яблоки в квашеной капусте. В общем, когда подошло время, ехать обратно её даже "не хватились", решив, что если она сама не появилась возле машины, значит, ушла своим ходом.
А чтобы она не достучалась до караульного в нижнюю дверь, её закрыли на замок, и ещё в придачу вырубили свет. После чего была закрыта верхняя тамбурная дверь выше цокольного этажа на восемь метров и входная. Итого три двери - где уж ей достучатся до охраны! А поскольку шансов добраться до караульного у Бабы Ёжи не осталось, с тем мы все и уехали. Но самое интересное, что старики это проделали тайком от нас, чем меньше свидетелей, тем легче жить.
Дома её хватились далеко за полночь, сначала думали, что загостилась у знакомых, а когда она не появилась после двух часов ночи, позвонили в полк. Подняли Насралладина, Ваню Пасько, нас и начались масштабные поиски, и только к утру выяснилось, что она осталась сидеть в складском погребе. А водила шишиги узбек, сделав морду лопатой сказал, что покричал ей, но она сама виновата, что не ответила, и он решил, что она ушла на своих двоих.
А часовой так вообще отбрехался, что видел какую-то бабусю, что выходила через ворота, а на складах много работает вольнонаёмных всех он и не помнит. И стала с тех пор Баба Ёжа говорить тише и что-то пытаться нам пояснять, да уже было поздно всё, что нужно мы уже знали.
Когда её Ваня звал скататься на склады, у неё вдруг начинали болеть то левая нога то правая, а то вообще что-то начинало стрелять в ухе.
— Езжайка сам Ванечка, а я уж тут поработаю, — отвечала она ласково, понимая, что за всю её ругань её могут где-нибудь и прибить.
Она даже раз нарвалась на дедушку генерала, который пригрозил выслать её Сибирь. Он как раз приходил в столовую по старой дружбе на компотик. Она как увидела постороннего на кухне деда так сразу и начала орать, забыв про «мочёные яблоки». Дедушка сначала не понял, с какого прибабаха на него кричит эта дурная баба. Оленин сказал Бабе Ёжи что ему разрешил сам Гайворонский и вообще это генерал чтобы она знала. Но дедушка оскорблённый таким наездом вдруг выплеснул ей в лицо остатки рассольника и крикнул.
— Да подавись ты тля вонючая!
И давай её костерить всем своим богатым армейским матом. От чего Баба Ёжа едва не присела.
— Сгною в Сибири! — стучал костылём по столу дедушка разъяренный таким наездом действительно дурной бабы. Он ещё попытался ткнуть в неё костылём, но поскольку его ноги не слишком уже были крепки, всё же старался стоять у стола, опираясь на его край.
После этого случая Баба Ёжа «приболела» и не появлялась на работе, пока за ней не послали солдата. Мы с Олениным подумали, что она испугалась, что её выгонят и решила сама на работу в столовую не ходить, а когда выяснила, что на неё никто жаловаться и не собирался, так вообще заткнулась и работала молча.
2. Свинья с патронами
А прапорщику Насралладину за капустный бигус Серёга Оленин позже хорошую свинью подложил. Пока этот тип принимал душ, у нас в подсобке. Оленин ни слова не говоря мне, вынул из его кобуры пистолет и облегчил на обойму с патронами. Когда пришло время сдавать пистолет, обнаружилось, что в нём нет обоймы. Вот тут прапорщик и забегал как таракан на сковородке.
Прибегает весь взъерошенный на кухню и к Пасько так, мол, и так обокрали! Кто, а хрен его знает! Потом бежит ко мне, а я вообще не в курсе, сам в шоке шутка ли украли обойму с патронами. Насралладин заглядывая нам в глаза, лепечет жалобным голосом, парни, ну пошутили, и хватит, ну типа отдайте, с капустой конечно виноват, перегнул. Куда делась его надменность по отношению к нам. Я, конечно, догадался, что это Серёга отмочил такую шутку и тут же договорился с ним хранить жёсткое молчание, до времени отнекиваясь — не знаем, не видели и вообще у нас работы по горло.
Ваня смекнул что это наша работа и уговорил Серёгу вернуть обойму, а то у прапорщика могут быть действительно большие неприятности. Пистолет надо же сдавать и дело может принять уголовное дело. Оленин сам сказал, что эта «свинья» ему за капусту, после чего прапорщик перевёл дух и успокоился, сообразив, что от нас надо держаться подальше. Но видимо его всё же грызла собака мщения и он как-то заложил Оленина дембелям любившим собираться ночью на кухне на чай с карамелью.
Каптёрка где мы обычно спали была неотапливаемым помещением и спать там было несколько прохладненько. К ночи жар на кухне спадал и к двум часа ночи мы спали уже под двумя одеялами. А Оленин повадился спать в трёхсот литровом баке свернувшись калачиком. Он подогревал водяную рубашку в оболочке бака, стелил на дно коврик и ложился спать.
Однажды прапорщик Насралладин специально придя в столовую, ночью заглянул к нам и, удостоверившись, что Оленин опять спит в трёхсот литровом баке и сказал об этом старикам, а те взяли и потихоньку накинули затворы на петли. Когда Оленин почувствовав, что бак начинает нагреваться, он проснулся от сильного жара и начал кричать, да так громко, что даже я проснулся. В общем, когда открыли запоры, он вылетел из бака как пуля с обязательством каждую ночь жарить дембелям картошку, а то они всё расскажут нашему командиру роты.
3. Симулянты
В 10 часов пришла готовить обед Баба Ёжа, и как сказал Оленин – опять день не задался. Она засекла у плиты засланного в наряд старика занимающегося симуляцией ожога на руке. Увидев, что он делает, она схватила весёлку и огрела ею его по спине. Парень вне себя от ярости содеянного в его отношении схватил за бока Бабу Ёжу и, подняв, посадил её задом на раскалённую плиту. Если бы не второй старослужащий, присланный на кухню в наряд, нашей мучительнице пришлось плохо. Он буквально сорвал её с плиты на себя и распластался с ней на полу.
Всё это заняло буквально секунды, прежде чем мы опомнились. Зад у бабы Ёжи только слегка «согрелся» до красноты не причинив её особого вреда, но её халат получил масштабный ожог в виде коричневого пятна. Солдат, посадивший её на плиту, тут же попросил у неё прощения, испугавшись за свою выходку. А сама Баба Ёжа всё ещё пребывавшая в шоке от такой посадки мало на это реагировала, больше беспокоясь за свою задницу. Потом прапорщик нам сказал, что в санчасти она сказала, что сама по случайности присела на плиту, отступившись на табурете, когда поправляла вентиляционную трубу, вероятно помня, как её поучили солдаты на складе.
И кстати о симуляции ожога на руке. Так часто поступали старики, чтобы не торчать на кухне под присмотром бабы Ёжи. Ожога как такового не было ну почти. Всё делалось профессионально. Областью внутреннего предплечья нужно было только слегка касаться плиты без нажима с моментальным отдёргиванием чтобы не получить настоящий ожог. И после десяти таких хитро продуманных прикосновений кожа краснела и начинала смахивать на настоящий ожог, и солдат сматывался на бюллетень катить шаром.
Доходило до того что даже глотали иголки. Но и тут была своя хитрость – кончики аккуратно стачивались чтобы не получить внутренний укол с проникновением. Рентген фиксировал инородные дела, и симулянт валялся в госпитале, как правило, до месяца пока служба идёт. Глотали пуговицы на леске, а после проверки срыгивали обратно, зато опять госпиталь. В общем, были у нас мастера на такие дела, но мало в основном этим занимались ребята из Средней Азии, вот уж были шланги!
Я одного узбека застукал за поеданием помоев, чтобы получить дизентерию! У старослужащих это было своего рода развлечение. Ставили корыто и звали симулирующих свиней подхарчится. Всех кого заставали за подобными делами окунали головой в зловонное месиво – жри, падла! А потом ему йодную болтушку запить, чтобы действительно не поймали заразу. И, как правило, после подобной процедуры даже те, кто только собирался на такие подвиги, меняли своё решение. Всё это происходило по ночам, так что офицеры и не знали, что творится у них в части. Выжившие больше на такой шаг не решались, а те, кто знал, помалкивали вплоть до "расстрела" тухлыми помидорами.
Истории из моих армейских мемуаров "Армия без погон". Дальний Восток, Хабаровский край, Комсомольск-на-Амуре, в/ч 65231"Б" Селен 1978-79 гг. — Татарский пролив, Советская Гавань, пос. Заветы Ильича, Северное Приморье, пос. Нельма, в/ч 87251 ОРЛР "Нельма" 55 РТБр. 1979-80 гг.
Часть вторая
Пос. Хурба, в/ч в/ч 62231 9-го радиотехполка "Селен"
Глава первая
Два поэта — дневниковые записи — попытка пролезть за штат — работа в гараже — дежурство дневальным по роте — рота, подъём! — развод — столовая
1. Два поэта
Ближе к декабрю нас стали распределять по точкам, но большая часть была отправлена на Селен, располагавшийся возле посёлка Хурба. Там оказался и я.
Нам вновь прибывшим показали казарму и наши койки, как и в полку, они были двухярусные. Моя кровать соседствовала с дембелем Сашей Долей, накачанным парнем из Белоруссии и он тоже, как и я был пишущим поэтом. Почитав его стихи, я не стал ему говорить, что она очень слабые, чтобы он не обиделся. Но он понял по выражению моего лица, что стихи его неканают. И сказал, что писать начал незадолго до армии. Я ему предложил почитать Фёдора Тютчева и поэтов из окружения Пушкина как более продвинутых в этом деле. На что он очень удивился, сказав, а разве современные не подойдут.
— Ты почитай Тютчева и сравни с современниками и всё поймёшь. У нас же совок.
— А что это? — спросил Саша, чем меня несколько удивил. — Это значит советский.
Саша посмотрел на меня как-то не хорошо и спросил.
— А ты что советское не принимаешь? — Принимаю, но ты почитай Тютчева.
В общем, в казарме ничего кроме огромного собрания сочинений Ленина в пятидесяти пяти томах в синих обложках не нашлось. И он попросил у жены командира части Маслова достать ему стихи поэта Тютчева.
Примерно через неделю в Ленинской комнате появилось три десятка книг со стихами, которые тут же перекочевали в кабинет старшины роты, которым ВРИО был Доля.
Саша почитал, стихи упомянутого поэта и сравнил их со стихами современных поэтов и вероятно нашёл для себя в этом какую-то разницу.
— Можно подражать слогу и скоро научишься рифмовать по смыслу и содержанию, а то у тебя были не стихи, а набор слов в колонке под Лонгфелло — «Песнь о Гайавате». Типа как от Фета «я пришёл к тебе с рассветом рассказать, что утро встало». А Фет у тебя есть в подборке?
Книги со стихами выдавались на руки под запись, чтобы их не порвали и не потеряли. Но мало кто ими интересовался вообще кроме пишущих стихи. И кстати в этом я нашёл отмазку от всяких работ, если читаю, значит, я занят.
2. Дневниковые записи
Саша как-то заметил, что что-то пишу в общей тетради и попросил показать. Я показал. Но он оказался болтуном и рассказал старикам, что я веду дневник и что в нём много занятного. И пока я был на работах в тех здании, они выкрали мой дневник из тумбочки и отправились читать в каптёрку под чай с фруктовой карамелью. Дневник они читали вслух в каптёрке примерно неделю, потом мне Саша его вернул и сказал, чтобы писал дальше, просто всем это хоть какое-то развлечение.
Но я решил иначе и спрятал дневник так чтобы ни одна живая душа не нашла его. После просьбы показать новые записи я сказал, что у меня кто-то забрал дневник, и я не знаю, кто это сделал. Тот час учинили обыск по всей казарме но ничего не нашли, а я стал писать под видом что пишу письма домой. Свои записи я вкладывал в дневник, а Саше сказал, что писать у меня уже охота отпала, устаю и некогда этим заниматься.
На что он сказал.
— Ты пиши и никому не показывай, это я дурака свалял, ты уж извини.
3. Попытка пролезть за штат
И как это непечально но как повар я оказался там ни как не востребован. Там уже был свой но он уезжал на дембель весной, а мне до весны было ещё пилить и пилить. Я ему на кухне был не нужен, и он управлялся один. К тому же, как я выяснил, на моё место повара был заочно назначен поваром солдат из тех обслуги ВВС — с аэродрома.
— Позвольте, а причём тут этот летун, если это наша часть ПВО, а он служит в ВВС. Ну, если они питаются в нашей столовой, это же не значит, что он должен занимать моё место, — высказывал я свои претензии командиру Селена майору Маслоедову.
— Так получилось, что он будет поваром. Есть договорённость.
— Но у него нет образования, а у меня есть я, что зря учился, чтобы здесь быть на побегушках, — доказывал я.
— Поработаешь, а там посмотрим, куда тебя пристроить.
— Ну, давайте я обучусь на телеграфиста.
— Вакансии заняты.
— Ну, тогда в котельную.
— Там есть человек. — Ну, а радистом.
Маслоедову, наверное, надоело со мной перепираться, и он позвал офицера проверить меня на слух. Тот постучал по столу карандашом и предложил повторить. В общем, с пяти раз он "всё понял" и сказал.
— Ну что же я вас поздравляю, вам медведь наступил на ухо. Не расстраивайтесь, это бывает, но это можно развить но, к сожалению, у меня весь штат забит. Приходите пробоваться через полгода.
Но по глазам было видно, что он меня обманывает. Потом я попросил проверить меня на слух лейтенанта Дунаев, и всё у меня было нормально, да только и он мне сказал, что штаты все забиты и просится в тех здание бесполезно. И, так же как и майор сказал, что надо дождаться ухода дембелей, чтобы освободились вакантные места.
— Ни хрена себе полгода!
4. Работа в гараже
Вышел я от Дунаева злой как собака и отправился в курилку. Там меня подловил водитель Василий и позвал в автогараж помочь снять покрышку с колеса шишиги. Технология снятия покрышки конечно кошмарная, сама покрышка после длительной эксплуатации прикипает к диску намертво и надо её просадить ниже диска, чтобы снять запорное кольцо. Василий показал, что нужно делать и дал огромную кувалду, потому что другой не было. Когда я ударил первый раз по шине кувалда, вырвалась из моих рук и пролетела мимо стоявшего рядом Василия, отчего он весь побелел.
Мы покурили, успокоились и стали попеременно пробивать шину. Я уже приноровился держать ручку мёртвой хваткой, и кувалда у меня уже не отскакивала как мячик, а ложилась с придавливанием на резину. Долбили мы долго, пока запорное колесо не освободилось, и водитель его не снял. Дальше было легче. Посмотрел я, как разбирается колесо, но особо эта работа меня не вдохновила. И как оказалось позже, такая работа была разовой, и больше мне в гараже делать было нечего, а я уже нафантазировал себе, что буду там работать. Но не вышло.
— Вася научи меня ездить на машине? — попросил я водителя.
Тот подумал и говорит, что можно попробовать, но потом передумал, сказал, что один такой тоже хотел, поучится, так потом машину доставали из пруда, а его на губу на трое суток.
— Ты к Серёге Янковскому иди в помощники, а что работа у него не бей лежачего!
5. Дежурство дневальным по роте
Незадолго до вечера мне сказали, чтобы я готовился заступать в наряд дневальным. Это дело мне было уже знакомым, и я отправился спать на два часа.
Работа дневального – не скучная, днём стоишь на тумбочке и докладываешь командиру, что всё ништяк и происшествий не случилось. Правда, это меня начало так доставать, что я один раз пожаловался замполиту на это безобразие.
— Все при деле, а меня непонятно зачем с полка сюда послали! — возмущался я.
Старший лейтенант Стрельский был тот ещё дипломат. Он спокойно дал разъяснение, что я типа запасной игрок и что от меня зависит вся последующая работоспособность на Селене. Короче уговорил набраться терпения, а пока походить по нарядам. И я ходил, а куда мне деваться при таких горе командирах!
Мишка Нефёдов младший сержант назначенный дежурным по роте знал о моём горе и старался меня особо не упахивать, и я в его дежурство отдыхал. Вечером после отбоя из всех отверстий начинали вылезать крысы в поисках съестного. Солдаты ради развлечения ловили крыс и подвешивали им на шею колокольчики и они когда бегали звенели ими и наши охотники пуляли по ним из рогаток. Одна такая с колокольчиком на шее пробежали мимо меня со стороны столовой в спальное помещение. Пока я выдвигался из-за стола, она уже скрылась под койками. Ну, ловить я её там не стал, если она там ничего себе не найдёт то вернётся и будет пробегать мимо меня тут я его и наколю на штык-нож! Через полчаса крыса позванивая колокольчиком не солоно хлебавши бежала обратно к столовой, а я уже её жду.
Но животное оказалось прыткое и, завидев меня с ножом, сделала несколько обманных поворотов и промчалась мимо на крейсерской скорости.
Я кинул штык-нож в крысу, но промазал, и ручка разлетелась о стену на куски, пришлось клеить... на клей БФ, просто ничего другого не было. Дежурному сержанту я конечно про это дело не сказал, чтобы проканало без последствий. Этот нож был у нас как передающее Красное знамя и конкретно ни за кем не был закреплён. И насколько я помню, он вообще не имел никакого номера, какой-то не учтённый, хотя все штык-ножи, были привязаны к автоматам.
В общем, поломка видимо обнаружилась, и его заменили на другой нож, но кто сломал ручку, даже не выясняли. Ручки были сделаны из пластмассового дерьма и, падая часто ломались, а потому их не выдавали в охранение складов и тех зданий. Да и сторожили в охранении без патронов в рожке, чтобы не положили народ сгоряча. Да и кто сунется к караульному, у которого под автоматом торчит рожок хоть и пустой, а кто знает пустой он или нет?
Кстати к дневальным иногда старослужащие подкладывали свинью. Как заметят полуночники, что дневальный кемарит стоя на тумбочке то делают следующее. Открывают окно, далее доброволец вылезал наружу, чтобы добежать до входной двери и постучать. Как правило, на ночь дверь запирали на клюшку – ножку табурета вставляя в её внутреннюю дверную ручку и тогда дверь снаружи невозможно было открыть.
В общем, доброволец стучал в дверь, проснувшийся дневальный выглядывал в окно узнать, кто там стучит и, не увидев никого, выходил на улицу посмотреть, что за фигня. За это время подлянщики успевали положить на небольшой подиум фанерку под цвет пола и, растягивая шнур под цвет пола от натирки, скрывались в спальном отсеке.
Дневальный, убедившись, что на улице никого нет и сочтя, что ему показалось, закрывал дверь на клюшку и становился обратно на тумбочку. Очень скоро он начинал снова кемарить, и тогда из-под его ног вылетала фанерка и быстро шелестела в стальное помещение. Дневальный, лёжа на полу, не сразу приходил в себя, а когда поднимался, долго не мог понять, что же такое случилось. И так его разводили пару раз за всю ночь, то стучали в дверь, то гремели посудой на кухне. Самое неприятное было то, что дневальные падали сонные и в основном головой в пол. Были и сотрясения и сильные ушибы, но казарменных хулиганов это даже не останавливало.
Эти шутки проходили чаще с молодыми бойцами ещё не познавшими всю начальную внутреннюю службу на такой точке как Селен. И свалившись пару, раз народ быстро учился смотреть в оба, и во второй раз на мякине дневального провести было сложнее. Впрочем, на любой другой точке были свои розыгрыши молодых солдат. А с шутниками были уже свои розыгрыши. Я раз грохнувшись с тумбочки головой в пол, успел заметить «улетающую» фанерку и решил наказать стервецов. Раздобыл акварельные краски и в дневальную смену развёл коричневый краситель в стакане с тёплой водой. Дальше всё было делом техники, снял сапоги и прокрался до кровати одного из своих заклятых врагов. Чуть поднял одеяло и полил из стакана рядом с задом спящего.
Синяя слабая лампочка, в спальном помещении ни черта не видно, но озорнику, привыкшему к полумгле, было проще. Сделав своё справедливое дело, он спокойно уходил к себе на пост.
В шесть часов утра для меня было наслаждением громко кричать.
6. Рота, подъём!
Когда подходило время кричать "Рота,подъём!" дневальный так громко кричал что у спящих аж уши закладывало. В эти минуты дневальный по роте был самым главным по казарме. Дежурный сержант в это время курил на улице или начищал до зеркального блеска свои модные сапоги.
После громкой команды "Рота подъём!" все начинали суетиться как тараканы на сковородке кроме дедов и дембелей. Те сони смачно зевали, досматривая свои сны с сисятыми тёлками, и потягивались под тёплыми одеялами с начёсом, пока молодые одевались.
Мой враг одевался с коричневыми акварельными пятнами на белых кальсонах и от него старались брезгливо отойти. Вражина принюхивался к этим подозрительным пятнам, ничего не понимая, зато окружение посмеивалось, зажав ради продолжения веселья носы. Долго такие подлянки проходить не могли, и я придумывал что-то другое. Например, мазал коричневую полоску на галифе пониже спины, от чего народ просто разрывало от хохота. Когда меня спрашивали, кто это мог бы проделать, я как обычно мычал и делал удивлённое лицо.
— Да кабы знать, я бы сам по рукам дал!
Правда, когда кто-то из молодых бойцов кричал что идёт командир роты, старослужащие слетали с коек и буквально наперегонки с молодыми одевались так быстро, что даже я бы так не смог. Вот она, месяцами отработанная до автоматизма выучка одевания, ничего лишнего в движениях. Далее умываться, зарядка, заправка кроватей до рубчика на одеялах.
7. Развод
К построению приходил командир роты, майор Маслоедов посмотрев на строй солдат, делал свои замечания и уходил в канцелярию. А ВРИО старшины роты старший сержант Саша Доля раскрывал журнал личного состава и начинал сверку по алфавиту.
— Ананьев
— Я
— Головка от хуа
— Ху-юровский Гена ты где.
— Здесь. — Алексеев — Мы!
— Когда стоишь в строю заху не держатся! Дальше...
— Пашкин
— Я
— Слышь-ка каптёрщик, ты чего тут написал, где по алфавиту? Ну, ты татарин?
— Так он и есть татарин, и имя себе выбрал подходящее татарское Вася, Вася, Василёк, — сказал Царёв под смех солдат.
— Дрл...
— Не Дрл, а Дырыло! Пора бы запомнить! — поправляет старшего сержанта высокий как жердь парень.
— Поговори у меня, ща пойдёшь на дембель, — улыбается Доля.
— Онуфф-риее-нко, ну и фамилия у тебя, — сказал с иронией Доля и, оглянувшись на канцелярию и наскоро проставив, галочки, захлопнул журнал и тихо сказал. — Солдаты и сержанты, а так же генералы и адмиралы, в столовую шагом марш!
8. Столовая
После все буквально на цыпочках отправились в столовую. Голодом никого не морили, но бывало, что сухой картофель есть, было невозможно и ели хлеб с маслом запивая сладким чаем. Были и праздники, когда давали каши из крупы с мясом, ну, а рожки это самой собой. Щи-борщи повар готовил вкусные с настоящей картошкой, но без сметаны, наверно боялся, что народ растолстеет. Не знаю, как другие, но перловую кашу я находил вкуснятиной.
Просто повар Саша умел её готовить, и я всегда просил добавки, на что мои сослуживцы удивлялись как в меня только влазит эта конская каша! Но зато энергии во мне было на целый день на непосильных работах, где тощие дрыщи быстро кончались. А таких бугаёв как я надо было её поискать кроме конечно Гены Поросенкова да Игоря Лифанова, о котором замполит Стрельский говорил – вот идёт гора мышц!
Назначенные на уборку помещений после завтрака кучковались с вениками в спальном помещении, остальные спешно покидали казарму.
В военном билете во время службы на Селене у меня после записи, что я повар было записано - Механик. По какой специальности Механик я так и не понял. Я служивший вне штата "Механиком" как обычно был нарасхват. То шёл к Ваське в гараж, то Юрке Ремешкову в кочегарку, а то меня забирал чинить радиостанции старший сержант Мага. Бывало, заметив меня не у дел, деды подговаривали в самоход за водкой в посёлок Хурба. В общем, без меня никуда! Одно слово - внештатная единица!
Часть вторая
Пос. Хурба, в/ч в/ч 62231 9-го радиотехполка "Селен"
Глава первая
Туалетная вода «Сирень» — караульные истории — шаровая Лаючина — сирота — я одессит, я из Одессы, здрасьте!
1. Туалетная вода «Сирень»
С роду я никогда не поливал на себя одеколон, предпочитая благоухать в естественном запахе, а тут смотрю все кому не лень стали лить на себя одеколон. И всё из-за вечно воняющего пота – работали мы как черти, так что не успев помыться, падали после развода как поленья в кровати. Ну и началась повальная мода на отбивание запахов! Я тоже туда же и быстро приспособился к Шипру, а другого одеколона у нас и не было. Ну, была ещё туалетная вода в пузырьках, но то, что в ней тоже был спирт, я даже не знал.
И вот пристал ко мне Байсалов из стариков, купи да купи, а самому как будто в лом! Он мне говорит, что продавец жена командира точки с ним на ножах, и он не хочет с ней лишний раз встречаться. Ну, ладно, говорю, давай деньги, и он вываливает мне кучу бумажек.
— Это что такое? — спрашиваю. — Деньги, бери на все!
Я посчитал и говорю так это штук на сто бутыльков хватит!
— А на сто и надо, всё посчитано, на всю роту.
Потом просит принести ему мой Шипр, ну мне не жалко приношу. А он наливает его в стакан и пробует выпить. Но видно, что делает он это в первый раз и его начинает рвать до сопливых слюней. Ну, я ему несу воды запить, а его ещё сильнее выворачивает. В общем, еле откачался, но свою затею с покупкой в ДОСе туалетной воды не оставил. Мне ребята потом сказали, для чего ему нужна туалетная вода, оказывается в туалетной воде Сирень содержание спирта до 70%. Короче, проявив слабохарактерность, я согласился на эту авантюру.
В магазине ДОСа работала жена Маслоедов, и она без лишних вопросов продала мне целый ящик одеколона. Ей было вообще до лампочки кто и что у неё покупает — главное выручка, отчего у неё получается премия. И тут такая удача солдат купил целый ящик бутыльков — 100 штук!
Пока я нёс добычу в котельную, она позвонила своему майору домой, и тот с балкона проследил за мной. В общем, меня почти взяли с поличным ну почти, потому что Юрка Ремешков начальник котельной увидев в окно идущего к нему Маслоедов, закинул ящик в топку и закрыл дверку.
— Серёга садись, мы играем в шахматы, — сказал Ремешкова, и мы по-быстрому расставили фигуры.
— Твой ход, — громко сказал он, расставляя хаотично фигуры на доске, чтобы создать видимость игры.
— Надо подумать, — отвечаю я, не оглядываясь на входящего в котельную Маслоедов.
Майор подошёл и посмотрел, что мы делаем.
— Кто ходит? — спросил он.
Ремешков кивнул на меня.
— Сергей ты лошадью ходи, — подсказал майор и показал, что я могу забрать ферзя.
Я посмотрел на Ремешкова и забрал ферзя.
— Как же ты играешь, что ферзя под удар кладёшь, а ещё чемпион точки! — Не заметил, работы много, — ответил Ремешков.
Вдруг в топке раздался хлопок потом ещё и ещё.
— А что это у тебя Василий в топке так грохает? — спросил Маслоедов, вздрагивая от каждого разрыва бутылька.
— Так уголь нынче пошёл не качественный с обломками шифера вот и взрывается, — ответил Ремешков.
— Ты вот что, — сказал майор. — Скажи старшине, чтобы все старики побрились и погладились, на утреннем разводе будут назначения.
— А что и звания будут присваивать? — спросил Ремешков, мечтая о сержантских лычках. — Будут Юра, будут.
Когда Маслоедов ушёл, Ремешков побежал в казарму предупредить стариков. В тот день они брились и гладились, как велел Маслоедов.
Маслоедов под видом, что мне надо как-то определится с местом службы сказал Доле чтобы тот нашёл меня и отправил к нему за назначением. Прихожу я в канцелярию и докладываю что прибыл, а мне Стрельский и говорит.
— А зачем вы купили целую коробку Сирени.
— А у меня прыщики от перемены климата, — отвечаю я что и было на самом деле. Все мы там загнивали на первом году службы.
— А зачем вам столько одному, это же до конца службы да ещё останется.
— Так на всех. Натереться, побриться, побрызгаться...
— А ты что хочешь парикмахерскую в казарме открыть? — спросил Сырокопчёнов. — Смотрите, какой он заботливый. Говори, падла, кому спирт нёс, пока я тебе в ухо не дал! — начал вокруг меня ходить зверем лейтенант.
И я чувствую, если бы не Маслоедов он бы меня ударил и не один раз.
— Не надо так говорить товарищ лейтенант, вы не на улице в городе, — говорит Стрельский Сырокопчёнову.
— А кто деньги сдавал? — спрашивает майор Маслоедов. — Никто я сам решил угостить, — отвечаю я.
Стрельский посмотрел на меня как змей и, не мигая спрашивает.
— Меценат, значит?
Ну, а что я могу ещё сказать, стою и краснею. Он понимает, что сдавать мне кого-то только свою физиономию портить.
— Идите и больше туалетную воду не покупайте, лучше бы девушкам подарили на Новый год.
— Бабам туалетную воду? Ну, ты Стрела даёшь! Как говорят у нас в Одессе... — начал говорить ему лейтенант Сырокопчёнов.
— Я вам не Стрела товарищ лейтенант, и вы пока не в Одессе, — резко отрезал Стрельский, а мне показал глазами на дверь.
— Ну, давай напиши рапорт, чтобы я поскорее свалил из вашей грёбаной армии, — не стесняясь меня, говорит ему Сырокопчёнов. — Засунули, блин, в какую-то дыру и сиди тут! — А в советской армии везде служить почётно товарищ лейтенант, — спокойно не повышая голоса, отвечает правильный Стрельский. — А вы что так и будете здесь стоять как приколоченный? — Обращается он ко мне.
— Разрешите идти.
— Давай вали отсюда парикмахер! — смеётся Сырокопчёнов.
— Сергей вы Ремешкова ко мне позовите, но так чтобы о нашем разговоре никто ничего не знал, вам же будет лучше, — сказал Маслов.
Ремешков всё же получил в ухо от Сырокопчёнова, но и сам в долгу не остался благо их успели разнять. На что Стрелецкий сказал Сырокопчёнову, что бить советского солдата это унижение для офицера.
— Да иди ты нах умник! — крикнул ему пофигист Сырокопчёнов громко хлопнув дверью да так что штукатурка посыпалась.
— Во Одесса даёт! — сказал подслушивающий перед дверью Байсалов.
— И ты пошёл нах! — крикнул ему Сырокопчёнов уходя их казармы.
Ремешков спустя сорок лет мне сказал что не дрался с Сырокопчёновым мол, это всё придумали сослуживцы. Кто там сочиняет больше сейчас уж видимо окончательно не дознаться. И ещё выяснилось что Сырокопчёнов был офицером двухгодичником отсюда и его наплевательское отношение к службе.
Вечерний развод провёл старшина Саша Доля, а Маслоедов пришёл только утром. И вот на разводе всё и разрешилось, всех побритых и поглаженных в полевой форме он отправил зачем-то в полк. А вечером они приехали назад злые и грязные, оказывается, начальник штаба Олешко по договорённости с Маслоедов бросил их разгружать уголь из вагонов в грузовые машины. Без подменки в чистом как были.
— Ну, вот Ремешков сбылась твоя мечта, получил качественный брикетированный уголь, теперь я надеюсь, у тебя не будет взрываться шифер в топке, — сказал Маслоедов на вечернем разводе, на что старики стояли как оглушённые.
2. Караульные истории
У нас один дух решил положить капитана в сугроб с подачи стариков, это была проверка на байки, что солдаты караула постоянно кладут своих командиров лицом в снег. Лейтенант Сырокопчёнов знал, что патронов в рожке нет, подошёл к солдату и натёр ему снегом уши. А потом объявил ему благодарность за бдительность. Больше его никто не отважился класть в снег.
А я у меня задремавшего в наметённом до 1.5 метра сугробе подменили автомат на полено. И вот я проснулся от дуба минус под тридцать и стал расхаживать полусонный туда-сюда. Друг чувствую, что держу в руках что-то непонятное. Ёканый бабай, полено! И время моё заканчивается в карауле, я понимаю, что меня разыграли старики из тех здания. Я к ним в ножки – отдайте, сейчас смена придёт. А они мне знать ничего не знаем и ничего не ведаем. Я тут же начал запотевать и поднял на шапке уши.
— Может, в сугробе обронил? — спрашивают.
Я побежал обратно к входу и давай рыть снег, нет оружия! А за 500 метров уже показалась смена идут спокойно так, а я весь на взводе. Когда осталось метров сто из-за угла бетонного раструба в тех здание мне говорят, забери автомат и больше в карауле не засыпай. Забрал я автомат, сдал смену и бегом в казарму, что даже офицер удивился такой моей прыти!
— Стой дурак уши-то опусти, отморозишь! — кричал он мне.
Прибегаю я в казарму, а меня заворачивают вместо столовой в Ленинскую комнату на занятия. Я дежурному сержанту, что хочу горячего чаю — замёрз как собака! А он мне – в Ленинской комнате согреешься.
Сижу за партой, а мне ст-л Стрельский говорит.
— А что это у вас с ухом?
Я трогаю свои уши. О Боже, одно ухо величиной с ладонь, я выскочил из-за парты и в умывальник.
— Ухо не мочите! — кричит вдогонку Стрельский.
А я уже перед зеркалом, смотрю на правое ухо, и мне становится страшно. Ухо разнесло до невероятного размера. Что случилось, не могу понять! И тут я стал мочить его холодной водой и в туже секунду, меня поразило жжение на коже уха, и я закричал от дикой боли. Мне стало до того плохо что я чуть не потерял сознание но на пол присел.
Когда прибежали солдаты и офицеры меня подняли и увели в санчасть, где мне врач сказал что у меня обморожение второй степени что это не так страшно, что я себе могу думать.
Пришёл лейтенант Дунаев, менявший меня на карауле, и рассказал врачу, как всё было, и что он кричал, чтобы я опустил уши, но я удрал в казарму.
Врач намазал мазью ухо и, наложив толстый тампон, замотал голову бинтом. В общем, я погостил у врача на кушетке до вечера. Потом мы сыграли в шахматы, и я ушёл в казарму.
Выздоравливал я на «лёгких» работах, чистил в наряде картошку, драил пол в умывальнике, наводя ослепительный блеск. В тёплом сортире, начищал каждое очко буквально до перламутровой неги, потом натирал пятидесяти килограммовой Машкой пол, чтобы не скучал на бюллетене, как сказал старшина. Это было сделано для моего ума и в назидание остальным. В будущем я кроме дизентерии ничем не болел, правда, если не исключать тихую шланговую болезнь где-нибудь в кустиках в тенёчке от жаркого солнышка. Но до этого надо было ещё пережить зимние приключения.
3. Шаровая Лаючина
Был у нас один фрукт из тех, кто ни к чему не был приспособлен ни руками, ни головой и до армии ничему не учился кроме школы по фамилии Лаюк. Этот был ещё тот самородок, самый главный шланг из всех шлангов, хотя и старше меня на один призыв. И его естественно мало кто любил, наоборот пытались лишний раз лягнуть и залегали буквально до ручки. Раз послали меня с ним картошку чистить, так он умудрился три пальца за один раз порезать и естественно его отравили в санчасть катить шаром.
И прилипло к нему прозвище — Шаровая Лаючина от фамилии, а перед самым моим отъездом в Нельму ему дали Гитлера, ефрейторскую лычку на погоны. Я тогда ещё спросил Стрельский, а за что ему такая честь. Я тут надрываюсь, понимаешь, а этому сачку дриснючему Гитлера дают! За службу ответил старлей, отчего я был в некотором не удовольствии. И вероятно чтобы как-то досадить этому мерзавцу, кто-то написал хлоркой на штанах его задницы Лаючина Гитлер. Взяли и испортили форму дураки, а Лаюк получил вместо испорченных штанов новые галифе.
4. Сирота
А одного инструктора по фамилии Сиротин - я просто достал! Этот гадёныш повадился заставлять начинающих радистов делать приседания по 700 раз за невыученные задания. А что такое присесть 700 раз? После такого упражнения у людей на несколько часов отказывают ноги!
И меня как-то попробовал заставить приседать 300 раз, за что я не угостил его сигаретами, коих у меня при себе не было. Сказал, чтобы я, завидев его издалека должен подбежать и предложить закурить, а то поднести спичку! Я конечно отказался. И вот он меня зовёт в умывальник, чтобы заставить приседать. В общем, мы там с ним подрались и разукрасили друг друга до кровавых соплей и форму изодрали.
А потом его назначили в наряд дежурным по роте и меня к нему дневальным, чтобы значит, мы, таким образом, помирились. Ага, щас, он и там меня начал доставать с приседаниями, и мы снова подрались, на что пришли посмотреть, все кого мы разбудили. Разделившись на две стороны, солдаты старики и молодые болеют каждый за своего героя.
В общем, Сирота оказался для меня крепким орешком я так его и не одолел, но и не поддался. Зато ко мне он больше и близко не подходил, знал наперёд, что суну кулак в морду. И что интересно дома на гражданке я не дрался так часто как в армии.
Так вот в отместку этому дрыщу я придумал жуткое мщение, взял на кухне небольшой кусок рыбы и положил его в банку с водой. Когда рыба протухла я с периодичной частотой начал подливать водичку ему то на подушку, то в сапоги. Да так что он него постоянно несло тухлой рыбой, и вскоре у Сиротина появилась негласная кличка — Тухлый.
5. Я одессит, я из Одессы, здрасьте!
Но это ничто с тем, что ему устроил Сырокопчёнов. Он отвёл Сироту за казарму, и предложил ему присесть 700 раз иначе он сдаст его на Дизель за издевательства над солдатами. Сыропятов думал, что никто эту сцену не увидит, но он забыл, что любая точка вокруг казармы просматривается тем более с балкона командира точки. Многие видели, как Сирота приседает и как Сырокопчёнов подпинывает того под зад. Присел Сирота тогда почти тысячу раз, а в казарму сам он зайти уже не смог. Зато потом мало кто жаловался, что у них отчего-то болят ноги.
Сырокопчёнов был одессит, и из него всё одесское так и пёрло, и говорил он, каким приблатнённым языком с еврейским акцентом, что на него махнул даже командир точки майор Маслоедов. И держался Сырокопчёнов не как все офицеры, толи ему было тесно в офицерской форме, толи он действительно давно забил на службу, но тогда вопрос, а зачем он вообще пошёл военное училище.
Правда, был один нюанс, ему не нравилось служить в такой глуши среди болота. Но ведь офицеров через пять лет службы всё равно перераспределяли в другие места. Но
Сырокопчёнова заело, что он попал именно в болото, а не в Москву или в центральную часть Советского Союза. Но ведь и там тоже есть свои болота. Одно время на Селене служил командиром майор Гайворонский, но после был назначен командиром полка в городе Комсомольск-на-Амуре, а этому подавай всё и сразу!
Часть третья
Пос. Хурба, в/ч в/ч 62231 9-го радиотехполка "Селен"
Глава первая
Ты на кого, падла, бочку катишь — замывка полов льдиной — казарменные хулиганы
1. Ты на кого падла бочку катишь
Как-то сплю я себе после отбоя, и вот кто-то начинает меня трясти и уговаривать просыпаться. Продираю я глаза, а надо мной склонился кто-то тёмный и страшный, ну я с перепуга через соседа старшину и дальше по кроватям.
— Стой ты куда, это я Ремешков! — кричит “тёмный и страшный”.
Ну, тут меня начинают все толкать, сбрасывая с кроватей по которым я ползал. Потом на шум прибежал дежурный по роте и включил освещение. Я смотрю, а “тёмный и страшный” это начальник котельной Юрка Ремешков, с которым я бутыльки из-под туалетной воды "взрывал" в топке.
— Серёга ты чего, это же я Ремешков, пошли бочки катать, — говорит Юрка.
— А чего тебе дня не хватило? — спрашиваю я.
— Вода в тех здании испарилась, как бы батареи не накрылись.
— А я тебе самый крайний, — отбрыкиваюсь я.
— Так ты же пока не удел.
— А ты Сироту возьми с собой, он там начальник.
Ну, тут на меня с верхних кроватей загудели старики, мол, хорош возгудать, вставай и пиндюрь!
Ну, в общем, отправился с ним за бочки катать. Но этот Бармалей вместо того чтобы прикатить пустую бочку к пожарному водоёму сначала пришёл за помощником в казарму, а сейчас мы порожняком идём в тех здание где была своя отдельная котельная. Бочка на двести литров, но катить её пустой по снегу одно дело, а водой по рыхлому снегу другое – 500 метров. Вот это каторга! Ну, откатили мы бочку к водоёму, наполнили через воронку водой, завинтили пробку и собрались выкатывать на дорогу и тут мне Ремешков вдруг заявляет, что устал, и катить в тех здание придётся мне одному.
И действительно оставляет меня одного в овраге у водоёма и уходит в казарму. Кругом темно, где-то далеко поют волки a capella. А как поднять бочку одному — это вообще немыслимо. Я несколько раз пытаюсь закатить бочку с разгона на край к дороге, но у меня ничего не получается и она летит обратно. И тогда я иду за Ремешковым в казарму. Его там нет, а где его искать я не знаю. В казарму он не заходил вообще. А время идёт и вода в системе постоянно испаряется, а этот смотался куда-то. На носу авария, а его нигде нет!
Я бужу старшину и он мне сдаёт секретное место Ремешков – он спит на топочном баке в тех здании, там у него тёплая лежанка. Ладно, думаю, я устрою тебе бал маскарад с фейерверком! Прихожу в котельную тех здания и добираюсь до этого спящего в одежде хмыря и прикидываю, как мне под ним открутить пробку для заливки воды.
Дело в том, что при низком уровне вода в баке начинает так разогреваться, что начинает кипеть и стравливать через специальное отверстие раскалённый пар.
Осторожно чтобы не разбудить спящего я сую руку ему под зад и начинаю откручивать горячую металлическую пробку на горлышке бака. После этого перекрываю стравливающее пар отверстие, и, отойдя к двери, жду, когда под задом Ремешков проснётся вулкан Ключевская сопка.
Вскоре он начинает вздыхать и ворочаться, а ещё спустя некоторое время, когда его ватные штаны наполнились горячим паром, подскакивает и начинает орать!
Я выскакиваю за дверь и бегу к водоёму. Прождав там Ремешков минут сорок, плюю на бочку и иду спать в казарму.
Когда мой сон в разгаре меня начинает будить громко матерящийся начальник котельной. Я его так же громко посылаю куда подальше. Завязывается потасовка прямо на кровати. Мой сосед Доля спросонья суётся к нам и получает удар в лицо. Потом прибегает дежурный по роте и включает освещение и начинается битва на смерть! После разбитых носов в кровь нас растаскивают и начинают разборки.
— Этот гад пустил под меня горячий пар и сбежал в казарму! — кричал Ремешков.
— Ничего я не пускал, я бочку не мог выкатить на дорогу, а ты наоборот меня бросил и ушёл, — оправдывался я.
В общем, нас отправили вытаскивать бочку с водой и спасать котельную. Как был Ремешков в сырых штанах, так и катил бочку. Мороз на ветерке был под тридцатку свежести, так что по приходу в котельную штаны у Ремня превратились ледяную корку! Пришлось срочно помогать их снимать, чтобы лезть ему на бак размораживать задницу. Попив горячего чая, мы залили воду в бак, и мы отправились катить бочку во второй раз. После сходили ещё раз, на всякий пожарный всё равно через час в казарме подъём, и поспать уже не придётся.
Старшина Доля потом рассказывал офицерам со смехом, что произошло ночью и как я, проснувшись, увидел Ремешков в чёрной мохнатой шубе и ничего не поняв рванул по кроватям.
— Ремешков за ним, а он от него. Ну, я-то понял, в чём дело надо Юрке помочь бочки с водой катать, а этот перепугался и удирает!
А раз качу я бочку с водой, а на встречу Василий на шишиге и пиликает, мол, отворачивай. Я как катил, так и качу и подкатил прямо к нему под колёса. А я Васей, оказывается, ехал лейтенант Сырокопчёнов. Видя, что я упёрся бочкой в машину он выходит из кабины и говорит.
— Ты на кого падла бочку катишь! Не видишь, армия едет!
— Ага, вместо того чтобы помочь вы только и делаете что катаетесь туда-сюда, — с обидой говорю я.
Сырокопчёнов, конечно, был хулиган и мог запросто послать любого, но тут он сказал Васе, что бы тот вытаскивал доски. Вася поначалу начал отнекиваться, мол, сам докатит.
— Я кому сказал, бегом!
Втроём мы закатили бочку в кузов и поехали к тех зданию где Сырокопчёнов сказал мне.
— Если надо отвезти бочку попроси Васю.
— Да щас он согласится.
— Вася согласится, я тебе отвечаю в натуре!
Когда лейтенант ушёл Вася сказал про него что он ненастоящий офицер, а фуфло ходящее. Ну, может и фуфло, а Вася после этого разговора никогда мне не отказывал подвезти бочки с водой. Общее же дело делаем.
А потом сидя в котельной у Ремешков я посетовал, что надо натырить на аэродроме бочек штук десять и подвозить к тех зданию на машине. На что мне Юрка ответил, что уже говорил об этом Маслоедову, а тот ответил, что солдатам тогда вообще будет нечего делать, а тут хоть какое-то развлечение. И это говорит майор советской армии! И действительно по его словам, чем нам там ещё заниматься, как только бочки катать. Это же не майору катать с его офицерами — пожизненными тунеядцами, во всяком случае, у нас на Селене.
2. Замывка полов льдиной
Это конечно было развлечением, прежде всего для стариков, чем для молодых солдат. Но такая уж тогда была идиотская традиция.
— Замываем полы льдиной, объясняю, что это такое, — говорит старослужащий рядовой Царёв. — Берёте лом и бежите к водоёму, где набирают в бочку воду, там откалываете льдину и несёте её сюда и тоже бегом, а то растает.
— Так зима же, как она растает? — спрашивает молодой боец. — А это вы сейчас узнаете, как и почему.
Царёв выбирает двух молодых солдат, даёт им лом и отправляет на время к водоёму. Они бегут и откалывают себе по льдине. Прибегают обратно в тех здание. Царёв просит других молодых, прикинуть на глаз какая из двух льдин самая маленькая, ему показывают на льдину меньшего размера.
— Сами видите, пока боец её нёс, она успела растаять. Значит, боец решил, что он самый умный и поэтому он сейчас принесёт другую льдину.
Боец отправляется за другой льдиной и приносит на еле гнущихся ногах льдину невероятных размеров.
— А вот сейчас замывщики делают следующее, они обматывают льдины тряпками и замывают полы, пока их льдины не растают. Приступайте.
— А как же я буду мыть пол у меня льдина большая, — озадаченно говорит молодой с огромной льдиной.
— А солдатская смекалка на что? — спрашивает его Царёв.
— И что делать.
— Пока моешь пол, грызи её, — смеётся Царёв.
Я тоже прошёл эту процедуру, но один раз и то ради своего интереса. Второй раз я этого делать не стал и тогда Царёв стал угрожать, что сломает мне нос.
— Ну, тогда утром встанешь инвалидом, — ответил я ему в тон.
Что тут началось, подстрекаемые Царёвым ко мне подошли старики посмотреть на самого борзого. Начались угрозы избиения втёмную. В общем, всё то, что я уже слышал, находясь ещё в полку. Так обычно запугивают младший призыв.
— Ну конечно котлой вы все смелые, а вот один на один так очко словите, — сказал я, понимая, что мне терять уже нечего.
— Ну, давай со всеми по очереди, — говорит радиомеханик сержант Юровский Гена (Козлодуев) из Семипалатинска.
— Давай, только сначала ты с моими бойцами по очереди, а потом как устанешь я с тобой.
Юровский покраснел чего-то себе понял, поулыбался и сел к радиоприёмнику.
Тут вмешался старший сержант Магамедов, к которому меня прикрепили.
— Все разошлись, а кто его тронет, будет дело иметь со мной.
Магомедова все звали ласково Мага. Он был главный радиомеханик. Маслоедов специально отправил меня к нему, чтобы я не болтался до назначения на свободное место повара, если такое окажется в какой-нибудь части нашего полка. Работа была самая простая пайка проводов и плат. Правда, я в радиотехнике ничего не шарил, но мне этого и не нужно было, главное, чтобы правильно всё спаять.
А Царёв постоянно крутился, рядом норовя всякий раз дать мне хорошего тычка.
— Ты что по уставу жить хочешь, я могу тебе в этом помочь, — доставал меня Царёв. — Все нормативы каждый день будут все твои. Ты этого хочешь? И так упал и отжался сорок раз, потом моешь пол льдиной и опять отжимания.
— Да пошёл ты, — отвечаю я ему.
Терпел я недолго и вот мне подвернулся случай, когда после очередного тычка в бок я развернулся и сильно ударил его носком сапога под мениск колена, отчего он, охнув, уселся на пол. Тут сбежались посмотреть, что произошло остальные. Юров собрался вступить со мной в драку, но этого не случилось, потому что Мага сказал, что я знаю опасные удары в карате.
Ну, тут он, конечно, навёл тень на плетень никакой я не каратист и никогда серьёзно этим не занимался разве что посещал подпольную секцию но больше для собственного интереса. Знал, что если ударить под колено, то противник отключается наглухо. А Мага решил напугать Царёва и остальных и это сработало. Он мне потом сказал, что он тоже так пугал своих стариков, что типа он боксёр и его не трогали. Но Маге пришлось время от времени стучать на публику по груше и подкачиваться на гантелях. Зато теперь он крепыш что надо.
— Как-то ты резво его срубил, — сказал мне Мага.
— Я подумал, поначалу, что замою льдиной пол, так хоть физиономию сохраню, а откажусь, приеду домой с покалеченным лицом, а потом как-то всё спонтанно получилось. Такая злость на меня нашла, ну думаю, прибью гада!
— Ну и правильно сделал, что показал себя, сейчас мало кто захочет испытать тебя на прочность, я уже им сказал что ты занимался карате, отстанут. Сирота вон уже обходит тебя стороной, так что не ссать.
3. Казарменные хулиганы
Кроме отморозка Царёва были у нас и другие хулиганы. Был случай, когда один из стариков находясь вовремя обеда в столовой, посчитал что его тарелка немытая и слишком жирная. Позвав мойщика посуды, он приготовился швырнуть тарелку в него и как только тот выглянул в окно мойки, брошенный тарелочный диск вонзился в его переносицу. От полученного ранения солдат завалился обратно, а в столовой наступила гробовая тишина. Все уставились на метателя, а тот, как ни в чём не бывало, и выпил компот и с усмешкой вышел из столовой. Раненому понятно оказали первую помощь, а на вечернем разводе майор Маслоедов объявил тому старику трое суток кичи.
— В полку тебе ещё добавят, если не посадят в дисбат! – сказал ему майор и предупредил, ещё раз что если подобное повторится, то отправки на Дизель будут и это не просто слова.
Но все его угрозы так и оставались больше словами, чем воплощением.
Следующий случай — перелом рёбер, когда радист Кузнецов отказался приседать по приказу инструктора младшего сержанта Сиротина по кличке Тухлый, между молодыми бойцами. Мл. сержант сбил с ног радиста и стал окучивать сапогами, причём все остальные сидели на своих рабочих местах и никто даже не одёрнул этого бандита. А я как раз в это время был дневальным по роте и бил так сказать любимые баклуши, расхаживая по казарме.
Вдруг забегает радист Славка Кузнецов и, держась за грудь, бежит к своей кровати, где осторожно ложится на неё. Я ему типа ты чего нельзя днём ложиться, а он мне говорит, что Тухлый ему кажется, сломал рёбра. Я зову из каптёрки своего дежурного по роте, тот расстёгивает гимнастёрку бойца и, задрав рубашку, осматривает побитое до кровоподтёков ногами туловище. Потом говорит мне, чтобы я позвал старшину роты.
В общем, пока я его искал, прибежали офицеры и врач. Потом побитого солдата посадили в машину и повезли в госпиталь. До вечера в роте росло напряжение, что что-то будет. Сиротину уже пророчили поездку на Дизель, а это придурок только в ответ улыбался и говорил, что у него в штабе есть когти. Уж не знаю, какие у него были там когти, но я ждал, что этого урода отправят на Дизель – солдатскую тюрьму.
Вечером на разводе майор срывает лычки с Тухлого и объявляет ему трое суток ареста с отбыванием на дисбатовской киче. За такой проступок его могли бы запросто посадить, но не прошло. Какой был у этого бывшего младшего сержанта в полку покровитель, я конечно не знал. Но то, что ему ещё добавили всего семь суток, вместо Дизеля это было точно. После этого в роте наступило понятное затишье.
И вот новое ЧП пропал тот самый боец, которому влетала миска в переносицу. Поднявшись ночью, он взял сапог и с размаху опустил его каблуком на спящее лицо его обидчика. Морда спящего, тот час превратилась в месиво сломанных костей и зубов. А боец, видимо подготовившись к побегу, заранее открыв окно, с величайшей осторожностью вылез в ночь. Конечно обида у него была более велика тем более что того подонка даже не посадили на Дизель, а следовало бы. У человека нос изуродован, а тот подонок, отсидев свои копеечные сутки, вышел на волю и рассекает гоголем, да так словно ничего не случилось.
Только после развода выяснилось, что боец утёк, и где его искать было непонятно. Первым делом дёрнули самоходчиков, может, кто чего знает. На вопрос Стрельского, куда бы отправился первым делом Кузнецов, я ничего внятного сказать не мог кроме Хурбы за водкой я никуда не ходил, да и некуда. А дорога всего одна в — город Комсомольск-на-Амуре, где у Славки ни друзей, ни знакомых.
Но парень видимо до того обиделся на майора Маслоедова что решил, гори оно всё огнём и для него только один выход бежать из этой грёбаной армии куда угодно лишь бы куда подальше. За покалеченное лица давать какие-то жалкие сутки это я от майора никак не ожидал, как и многие мои сослуживцы.
По роте объявили тревогу и бросили на чёс окрестностей. А где искать Кузнецова кругом тайга, непроходимые болота, гнус, комарьё, дикое зверьё. На ягодках далеко не протащишься, вода гнилая, болотная ну разве что если держаться речки, а куда она приведёт, один Бог ведает. Если пешком по дороге до Комсомольска-на-Амуре, но это жуть как далеко, но при молодых ногах вполне даже возможно. Если он ушёл в полночь, то за примерно шесть-семь часов уйти он мог достаточно далеко. И так считали многие, но отцы командиры толи были недалёкие, толи думали, что Славка сидит в болоте и хрустит сухарями, наблюдая как его ищут. В общем, измазавшись в болотной грязи, солдаты вернулись ни с чем. А старшина Доля сунул мне свои сапоги, мол, помой и почисть. Ага, щас нашёл лакея, хоть мы с ним были взаимовежливыми, но чистить его сапоги не стал и он, увидев утром, что сапоги его не мыты и не чищены рассвирепел.
— Я тебя как друга попросил, а ты!
— А друзей о таком не просят и я тебе не лакей! Мог бы и сам помыть и почистить.
Доля посмотрел на меня как на врага народа, но ничего не сказал и ушёл мыть сапоги.
Потом ко мне подошёл белорус Белаш, мы за его созвучие с пирожком с мясом звали Беляшом, и кинул на мою кровать в присутствии Доли свои трусы.
— Чтобы завтра утром я надел их сухими и чистыми
— Будет сделано! — ответил я и, взяв трусы, ушёл в умывальник, где рядом был расположен туалет. Я слышал, как Доля сказал мне в след, что я чмо.
В туалете я первым делом намочил трусы и под презрительными взглядами сослуживцев понёс их туалет, где сбросил в очко и смыл.
— Ну, ты даёшь! — сказал мне Паршуков Славик.
— Я даже старшине не стал мыть его грязные сапоги, а стирать чьи-то трусы тем более не стану!
Утром Беляш подходит ко мне будит до подъёма и спрашивает про трусы.
— Они в очке червей кормят.
— Ты что сделал гад, у меня же нет трусов, — кричит он на всю казарму.
— Ну, я-то, откуда знал, что ты ходишь без трусов, ты мне насчёт этого ничего не сказал.
— А я думал, что ты их постирал, — сказал, проснувшись, Доля.
— Всё Беляш вали отсюда, я спать хочу! — говорю я этому наглецу.
И тут Беляш как врежет кулаком мне ну и началось. Я соскакиваю с кровати на белоруса, он на меня, тут же кровь, кулаки, ругань. Никто уже не спит, а мы лупцуемся!
И тут высокий голос на всю катушку.
— Рота подъём!
— Дневальный ещё раз крикнешь, получишь по морде! — кто-то кричит ему. — Так Маслоедов же идёт! — отвечает дневальный.
Мы с Беляшом расходимся и болельщики тоже.
— Товарищ майор за время моего дежурства… — кричит, выбегая из каптёрки, дежурный по роте.
— Ладно, не ори, — говорит майор и, глядя в пол добавляет. — Кто тут у вас опять подрался.
— Да никто вроде…
— А это что Божья роса? — Маслоедов показывает на пол.
Дежурный наклоняется, и проводит взглядом капли крови до умывальника.
— Может…
— Давай обоих ко мне, — сказал Маслоедов.
— А кого? — дежурный делает вид, что не понимает. — Ну, вот А и Кого в канцелярию, там разберёмся.
Дежурный находит меня и Беляша и объясняет суть дела
— Врите, что угодно, но про трусы молчите – неуставные отношения.
— Пусть Серый скажет, что Беляш на него приземлился со второго яруса, — предлагает Байсалов.
— А я что вам самолёт приземляться на чужую кровать! — Ну сам придумай историю...
Мы заходим в канцелярию, а там уже весь цвет нашего офицерства. Майор Маслоедов, старший лейтенант Стрельский и лейтенанты Дунаев и Сырокопчёнов. Прапорщики как всегда уже ушли по делам службы.
Ну, мы объяснили, что случилось, мол, Белаш поскользнулся и свалился на меня и мы столкнулись головами, а Сырокопчёнов, покачав головой спросил.
— А ты чего Белаш не в своей кровати спишь, мальчиками интересуешься?
Присутствующие, зная острый язык одессита Сырокопчёнова тут же засмеялись.
— Да я к своей кровати подходил, а на полу харчок был, ну, я босой ногой и поскользнулся. Плюются там всякие козлы...
— А может ты сам какой-то не такой? — не унимается Сырокопчёнов под хохот остальных. — Какой? — с выпученными глазами краснеет Белаш.
Потом Беляша начали доставать, подшучивая над ним по этому поводу. Мораль всей этой истории — не делай того что предлагают, а сделаешь, сядут на шею и зачморят.
Часть вторая
Пос. Хурба, в/ч в/ч 62231 9-го радиотехполка "Селен"
Глава первая
Новогодняя история
Хотите, верьте, хотите, нет, но дело было так. Сергей Янковский (Ян) у нас на Селене был водителем без машины и слонялся одно время, как и я по нарядам, а если нет места мне повару и ему водителю, что же остаётся? Только импровизировать, придумывая себе какое-то занятие, если отцам командирам наплевать что случился перебор в профессиях и штат весь забит.
На территории точки была малюсенькая ферма – свинарник, и смотреть за ними должен был повар или назначенные люди. И вот у Яна возник план, а что если поднять ферму на более высокий уровень и с этим предложением он обратился к командиру Селена майору Маслоедову. Майору эта идея понравилась, тем более что Ян сам себя пристроил к такому нужному делу, а на ферме должен был быть один хозяин, чем куча топчущегося, где не попадя народа.
И вот Ян с лозунгом "на ферме должен был быть один хозяин" бросился в свинскую пучину. Где-то достал книжку, как выращивать свиней и начал её изучать и одновременно отстраивать свою Свинскую резиденцию с привлечением молодых солдат. А чтобы не смущать сослуживцев въедливым запахом он с разрешения Маслоедова построил на чердаке барские хоромы каптёрку, где мог отдыхать после праведных трудов.
И вскоре это принесло свои плоды, появилось своё мясо. А поскольку у нас на точке служили мусульмане, то мясо свинины им было по соображению Яна и повара противопоказано. Значит чем меньше ртов, тем больше мяса для православных - за минусом трёх десятков товарищей из Средней Азии. И тот час доля свинячьего золота на каждого славянина на Селене возросла в разы, а Боливар, как известно лишнего груза не сдюжит. И, конечно, никто мусульман не уговаривал, есть мясо хрюшек, наоборот – если ты благочестивый мусульманин то держи дополнительный пост или иными словами пасись на стороне, пока твои неверные братья за тебя будут, есть шашлыки. И воздай им прощение.
— О Аллах Всевышний, благослови их в том, чем Ты наделил их, и прости их за удивительную прожорливость и помилуй.
Вот в этом и был хитроумный план Великого комбинатора Янковского, чем меньше конкурирующих ртов, тем больше достанется хавки тем, кому вера как раз это и позволяет делать. Правда этого придерживались не все мусульмане, нашлись и те, кто предпочёл вкусно поесть, чем сладко голодать, утирая от зависти слюни. Чем приводили Яна только в ярость. И в этом как раз крепко преуспел Байсалов, забывая на время про своего Всевышнего.
И конечно, майору Маслоедову было совсем необязательно знать, куда деваются два - три поросёнка из общей хрюкающей стаи. Но и командир был не промах, он лично курировал рожениц, но постоянно не успевал к родам. И только спустя пару дней после появления на свет малышей он пересчитывал поросят.
— Один, два, три, четыре… ого, сколько… семь, восемь, девять… ух ты! Молодец Янковский если так пойдёт, то будем расширяться! Вот это будет свинство!
И Серёга расширился, но в собственных интересах. Поскольку за свинарником мало кто из офицеров приглядывал, как и за отсутствием трёх-четырёх молодых солдат знакомых с плотницким делом то секретная ферма было построена так быстро, что за две недели превратилась в небольшой домик с коралем. А поскольку вокруг точки Селен было болото с сосновым редколесьем, то маскировать Секретную ферму пришлось основательно. Место, где расположилась секретная ферма, постоянно стала прирастать сосновыми деревцами, превращаясь в загущенные лесопосадки, так что вид с высоты полёта вороны был сглаженным. А поскольку рядом расположился аэродром Хурба, так над маскировкой фермы работала целая бригада из своих доверенных, то есть сугубо приближенных к свинячьему делу. И, кстати сказать, что не все старики были допущены туда из-за конспирации, а молодых я уже не говорю.
Секретная ферма была расположена в километре от Селена, чтобы с той стороны не доносилось никаких подозрительных шумов и ни запаха. С местными волками был налажен постоянный контакт, их отлавливали петлями и там же кончали. Сдавать шкуры кому, местным, так ведь заложат при первой пьянке. И вот полетели белые мухи, а для обогрева Секретной фермы требовался уголь и он был – ещё летом выделялась некоторая часть из общей кучи и его носили потихоньку ведрами с расчётом, чтобы хватило до следующего лета. Помещение обогревалось ночью и накопленного тепла печи хватало до следующей ночи...
А поскольку свиньи это не конвейер то и плодились они не каждый день. Чтобы тропа была не ярко выраженной, то на главном направлении постоянно топталась команда игроков в снежные городки с перестрелкой в снежки. Так что вырывающиеся из общего контекста тропинки незаметными поясками вились под сосёнками и практически не оставляя следа плавно переходили в главную тропу.
Снежный след постоянно задувался ветром, и что-то заметить чисто направленное в одну сторону было делом не лёгким. Но что удивительно ночное бдение волков никак не пересекалось своими следами с кормильцев поросят. Толи их зашугали ещё летом, толи они что-то себе там сообразили, но к Секретной ферме не подходили. Ну и подошли бы и чтобы они сделали? Весь периметр был забит сосновыми жердями наглухо, так что и никакой подкоп сделать бы было невозможно. К тому же расставленные капканы с сигнальными вертикально палочками с определенным знаком показывал - внизу капкан, береги ноги!
Так проходили дни, недели, поросята росли и… ну что поделать насаживались на шампуры в порядке живой очерёдности. Мне удалось всего лишь раз попробовать порцию с шампура, когда я зашёл к Яну в гости по делу. В его резиденции как раз готовили шашлыки. Там как раз не помню кто стоял на стрёме. Ну и чтобы я с обиды не трепал языком, где не попадя, позвали меня угоститься жаренным эскалопом и так сказать повязали общей верёвочкой. Ну и как водится, запугали страшной расправой на случай лишней болтовни - головой в болото. И я понятно очень "напугался".
Янковский оказался вообще ещё тот артист. Когда случилось всем смотреть телевизионную передачу Новогодний огонёк, телевизора в Ленинской комнате не оказалось. Украли! Обыскали всё, что только можно, заглянули в тех здание, думали, что ночная смена утащила, чтобы смотреть ночью. Но телевизор как вводу канул.
— А может его солдаты продали за флакон, — предположил лейтенант Сырокопчёнов.
— Ладно, пошли ко мне на хату новый год встречать, завтра разберёмся, — сказал майор Маслоедов.
Когда офицеры с семьями собрались у командира точки, то естественно приняли на грудь, а потом отправился на балкон покурить. Вдруг чудится им, что откуда-то из тайги доносятся до них какие-то странные звуки, толи метель шаманит, толи волки играют на гитарах... Сырокопчёнов приглушил звук телевизора — интересно же что они такое слышат.
— Вроде телевизор, — наконец говорит капитан Стрельский.
Маслоедов тоже прислушался и сравнил звук из своего телевизора со звуком, что доносится из леса.
И чтобы разобраться с этими звуками мужики оделись и отправились искать те самые звуки. Вышли их ДОСа, стоят и не могут определиться, куда идти! В общем, поплутав вокруг строений, они вышли на более-менее правильную тропу. Идут, а звуки всё ближе и главное ни черта не поймут откуда. Остановились, угадывая куда идти. А к звукам прибавилась и чуть заметённая тропинка, убегающая в глубину соснового редколесья. Присмотрелись, а тропинка, пробитая в снегу, так и вьётся, так и вьётся.
В общем, подходят к Секретному свинарнику ну и понятно оттуда звуки становятся всё громче и громче. Заходят и понимают, что где-то над ними поёт Дин Рид принимающий участие в передаче Новогоднего огонька.
Сегодня я пою о любви к тебе, Шу би ду, шу би ла. Твоё обаяние приводит меня в восторг, Шу би ду, шу би ла. Элиза-лиза-лиза-лизабет,
Если ты согласишься подарить мне всего Лишь один поцелуй, Я поцелую тебя со всей моей страстью, Эли-за-бет
Эли-за-бет,
Эли-за-бет – любовь моя!
Сырокопчёнов как самый молодой и проворный поднимается по лестнице, затем осторожно поднимает крышку люка и смотрит в щель. Дальше картина в красках. В углу стоит наряженная ёлка, вся в мигающих цветных лампочках.
Рядом вращаются вертикальные цветные зеркала, отбрасывая по всему благоустроенному под квартиру чердаку летящие цветные зеркальные полоски, а на диване пьяный в хлам сидит Серёга Янковский в обнимку с любимым поросёнком Васькой. Тут же цветной телевизор с орущей музыкой и стол с запечённым Васькиным братом и налитой по фужерам водка.
Сырокопчёнов откинул крышку люка и поднялся к Янковскому, следом последовали и остальные офицеры. Картина предстала перед ними фантастическая, отчего майор и всё его офицерство были в шоке!
Оказалось, Серёга ещё накануне продумал, как ему отпраздновать свой личный Новый год, протянув к казарме под видом электрического кабеля телевизионный, где тайно подсоединил к принимающей антенне на крыше.
— Всякое я тут видел, но такое в первый раз. Серёжа будь добр, телевизор верни на место, — сказал Янковскому Маслоедов, а тот посмотрел на него мутными глазами и спросил. — Ты кто мужик, ты чё не видишь, мы тут Васькой отдыхаем?
И снова увидев в телевизоре Дин Рида, сказал ему.
— Дин, ну хоть ты скажи им!..
— Ладно, оставьте этого Дин Рида, пусть проспится, а телевизор несите в казарму, а то ребята ему завтра голову открутят, — сказал Маслоедов, посмотрев на часы.
— Ну, что там, — спрашивает его Сырокопчёнов. — Опять куранты прое*али?..
Продолжение:
