(Памяти Дмитрия Романовича Овчаренко (25 января 1919 — 28 января 1945) — участника Великой Отечественной войны, Героя Советского Союза (9 ноября 1941), который 13 июля 1941 года, в одиночку вступив в бой против 50 немецких солдат и офицеров, с помощью гранат и топора уничтожил 21 из них, включая двух офицеров.)
#стихиовойне #СветланаЗахарова #ПодвигОвчаренко #ДмитрийОвчаренко #ВОВ #русскаяпоэзия #БугаёваНН #LiterMort
Автор: Светлана Захарова (https://t.me/Svetlana51978), историк
Статья: Надежда Бугаёва, филолог
Светлана Захарова продолжает русскую традицию летописи — бережно фиксируя подвиги простого человека на войне. Единственный критерий при отделении зёрен от плевел, истинных подвигов от мнимых — нравственное чутьё. Убить военного врага, спасая карты и планы, — подвиг. Почему? Разве хорошие люди убивают?
На войне, увы, да.
На войне противопоставление “чужих” и “своих” достигает апогея. Но это не значит, что Дмитрий Овчаренко убивал “фрицев” из ненависти к Германии или ко всему немецкому. Это не так. Порой, в редкие минуты, противоборствующие стороны на войне ощущают симпатию друг к другу, даже близость, и тогда могут пожать друг другу руки (как, например, показано у Шолохова в “Тихом Доне”) или даже поделиться пищей (сцена с Винсентом Боссе у Толстого). Но это редкие случаи, исключения. И враг действительно жаждет крови своего врага. Толстой подчёркивал, что воюющие французы действительно убивали русских по собственной воле, не из-под палки Наполеона. Это — война.
И потому в стихотворении “офицер” ведёт себя “вальяжно”, “винтовку” “как трофей уж берёт”. Немецкий офицер — человек, в силу обстоятельств боровшийся против русских. И в тот момент он не чувствовал братства и родственности с русскими, не жалел Дмитрия Овчаренко. И потому для Дмитрия враг — “безголовый фриц”, и только.
Да, обстоятельства меняют всё. Убить два десятка в мирное время — значит прослыть маньяком. Убить два десятка “фрицев”, спасая бесценные военные документы, — героизм. И уметь жить — значит осознавать и интерпретировать эту изменчивость жизни. В мирное время отказаться от физической драки, выйти пацифистом — показатель великодушия, высоты устремлений, возможно, свободы от общественного мнения. На войне это была бы трусость. И суметь уничтожить превосходящие силы врагов — это значит превзойти самого себя, стать сверхчеловеком.
Дмитрий Овчаренко — такой сверхчеловек. Увы, если бы в противоборстве с “фрицами” Дмитрий, подобно Иисусу, прикладывал руку к уху врага и излечивал тому раны, победа не наступила бы. Вернее, наступила бы, но — не для нас. Потому что контекст времени меняет всё. Война — поистине “время битв и труда”.
Не оценила бы подвиг Дмитрия Романовича и супруга вальяжного немецкого офицера, почтенная фрау... Хельмут просто делал свою работу! — воскликнула бы она, — а этот ненормальный русский зарубил его, как курицу. Неужели нельзя было поберечь отца прекрасных немецких малюток? Позволил бы Хельмуту убить себя. Ведь это же война! На войне убивают, зачем было ступать наперекор? А теперь моего Хельмута нет. Этот русский с топором не герой, а мясник.
Видите, всё зависит от угла зрения. Фрау Хельмут не сочла бы подвиг Дмитрия Романовича героизмом потому, что она на противоборствующей стороне, только и всего. Тот, кто не ценит наш подвиг, скорее всего перешёл на противоборствующую сторону, а оттуда всё выглядит другим.
Например, есть испанская повесть Хоакина Дисенты о героической матери, которая много дней брела с младенцем, и оба страдали от жажды. И вот она набрела на запертый дом, перед которым стояла будка и миска воды. Мать бросилась к воде, но из будки вылезла собака и зарычала. Начался бой, в результате которого мать убила собаку, а воду отдала своему младенцу. Это повесть названа "Подвиг матери".
Теперь взгляните на неё глазами зоозащитника: женщина врывается и убивает собаку прямо на пороге владельцев животного. Звучит ужасно, не правда ли? И что из этого правда: что собака жила себе спокойно, а её убили? или что мать не дала погибнуть своему младенцу и героически напоила его, убив ставшую на её пути собаку? Ведь и то, и другое правда. Всё меняют наши приоритеты и жизненные ценности. Что приоритетнее: та собака или тот младенец? Увы, нельзя было выбрать жизни обоих. Нельзя было великодушно ответить: оба очень ценны, жизни обоих заслуживают не прерываться. У поставленной задачи было “дано”, и в том “дано” чётко было обозначено, что выживет лишь один. Можно благодушно теоретизировать, что мать должна была нежно погладить питомца, и собачье сердце всё поняло бы без слов... Нет. В том “дано” было иначе, это была суровая испанская собака XVIII века, с которой, как это ни печально, нельзя было договориться.
То же самое и в стихотворении о подвиге Дмитрия Овчаренко. Немцу и Дмитрию нельзя было договориться. В иных обстоятельствах, возможно, и удалось бы. А в данных — нет. Или немец убивает Дмитрия и забирает планы и карты, чтобы гитлеровские войска смогли успешнее атаковать Россию, или Дмитрий “рубит в капусту” противника и не отдаёт русскую документацию. И для фрау супруги предпочтительнее первый вариант, а для русских — второй. И всё зависит лишь от угла нашего зрения. Глядящий с противоположного берега выберет “другую правду”. Мы выбираем нашу, потому что мы на своём берегу, мы те, кто мы есть. Отказаться от своей правды — значит потерять себя, свою жизнь, свою Родину.
А истина — это удел Бога, божественного сверхразума, для которого с неизмеримой — нечеловеческой — высоты едины все люди, все жизни, все смерти.
Обратите внимание, как триумф Овчаренко в стихотворении лишён злорадства и кровожадности. А образ топора — инструмента плотника, которым был библейский Христос, — приобретает двойственность. Однозначность мира — иллюзия. Мирное и военное время лишают человека этой иллюзии. И требуется особая мудрость, чтобы жить без этой спасительной иллюзии, всё делающей проще, и при этом жить нравственно.
Под стук топора…
Под стук топора шла от дома дорога.
Отец – за работой. Он плотник. Я – с ним.
Хоть мал ещё очень, но крепла подмога.
Летели года – уже вместе стучим.
Пьянил аромат хвои нежно тягучей,
Рождалась страна, где мой нужен талант.
Что папа гранил - мастерству я обучен:
Топор – как рука, плод трудов – бриллиант.
Но вдруг всё исчезло в тот страшный июнь.
Рассветное зарево – путь в никуда...
Где силой сбирался немецкий «Тайфун»,
Дорогой к Москве он пленял города.
Неверие, страх наш… Но брали отвагой.
Себя победив – одолеешь врага!
По граням Судьбы, хоть до смерти полшага.
Под взмахом Косы я – скучает карга…
Срубая друзей – надо мною не властна.
Хоть ранен, лечился – так стал ездовым.
Со складов – на фронт, но и это опасно,
Возил я припасы под эхом взрывным.
И вот новый рейс, мне знакома дорога.
Загруженный еду — немецкий отряд!
Навстречу, неспешно… Судьбы эпилогом
Расстрел напророчен – уже не сбежать!
...И вот офицер их, вальяжно, подходит.
Винтовку мою, как трофей уж берёт…
Своих веселит… Но вдруг страх мой проходит.
Топор под брезентом. Хватаю! Вперёд!
Тот фриц — безголовый! В мгновение ока!
Ещё через миг — три гранаты летят!
Врагов ждут могилы, теперь раньше срока!
Они пусть боятся! Нас стены хранят!
Топор мой в крови их «гуляет» по немцам!
Второго — в капусту! Ну что же, пускай!
Не ждали мы дома с войной иноземцев!
Пришли — так получат свой пропуск! Не в Рай.
Легли два десятка! Собрал планы, карты...
И вместе с оружьем доставил всё в штаб.
Не просто нам было — ведь фриц шёл в азарте.
Но мы — не Европа. И здесь он ослаб,
Затих и пропал. А ждала нас — Победа.
Летела и мне за тот подвиг — «Звезда».
Но годы — за нею… до мира рассвета.
Нелёгкий то час… Время битв и труда…
Благодарю за прочтение!
Ещё интересные литературоведческие статьи на канале: