Отзыв-размышление на роман Надежды Бугаёвой “Сказка о царевиче-птице и однорукой царевне” от Натальи Жаровой, лингвиста, журналиста, преподавателя, писателя (автора романов "Гипнотизёр и Алхимик", "Гипнотизёр. Реальность невозможного" и многих других)
https://fanfics.me/ftf612551
#СказкаоЦаревичеПтице
#рецензия
#СовременнаяПроза
#СовременныйРоман
#декаданс
#ПисателизаДобро
#СлавянскоеСлово
#БугаёваНН
#LiterMort
Перед каждым, кто собрался написать пространный отзыв на произведение, встает вопрос: с чего начать? С героев, с сюжета, с общего впечатления или сразу полезть в литературоведческие дебри, разбирая текст на составные слагаемые… Вариантов много, но я, пожалуй, воспользуюсь подсказкой автора, которая в самом-самом начале начертала солидный список тэгов и первым поставила «безответная любовь». Потом, в аннотации, прозвучало похожее: «Это роман-стилизация… Сказка о роковой любви в роковую эпоху».
Вот с нее-то, с любви – безответной и роковой – я и начну.
Главная героиня этого романа Ляля Гавриловна Эспран, изгнанная из издательстве журнала "Нива”в результате интриг, работает копирайтером (как сказали бы сейчас), посещает литературоведческие лекции и тайно любит поэта Развалова Илью Ефимыча. Развалов по сюжету (а не только в воображении влюбленной в него девушки) молодой гений. Он популярен, к тому же умен, красив и ведет себя согласно модному стилю декаданса: пьет, предается пороку и нараспев читает о смерти и любви. Короче, звезда и недосягаемый кумир. Ляля и не пытается его достигнуть. Ей довольно его изредка видеть, хранить сборники его стихов и отводить от него беды, вызывая огонь на себя.
Возможно, кто-то назовет влюбленную девушку ангелом-хранителем Развалова, но мне эта ее любовь больше напоминает болезнь. Эстетика декаданса, которая окружает героев книги, как раз и воспевает подобное болезненное служение.
Мир – груб и пропитан миазмами распада и тлена, зло – загадочно и неожиданно, а любовь – это одновременно и боль, и альтернатива несовершенству для уставшей человеческой души.
Ляля Гавриловна живет в сумерках, дышит сумерками, и любовь ее такая же сумеречная, неразличимая обычному глазу в подступающей тьме.
Ляля Гавриловна совсем еще молоденькая и неопытная, недавно закончила учебу, но автор постоянно величает ее по отчеству. Тем самым нам словно бы намекают, что перед нами человек со старой душой. Бывают дети-старички, которые повидали за свои малые годы множество ужасов. А тут мы имеем дело со старой девушкой, слишком умной для выбранного поля деятельности и общения, отчего ее удел – полное, экзистенциальное даже, одиночество.
В русской литературе часто звучала тема лишнего человека, но поскольку об этих страдальцах обычно рассказывали миру писатели-мужчины, все герои их, неприкаянные и непонятые, тоже были мужчинами и страдали по-мужски, по-мужски же понимая эту свою «излишность» и неспособность вписаться в общество, которое для них считалось слишком пошлым, глупым и грубым. «Карету мне, карету!» - взывали «лишние» мужчины и уезжали странствовать в поисках более комфортного существования и близкой души, способной их оценить. Или умирали красиво и во цвете лет.
Писатель-женщина пишет о женщине, и ее ощущения "невписуемости" в общество переживается тоже чисто по-женски, раскрывая необычные тайные грани этого странного состояния души.
Взгляд Ляли Гавриловны обращен не к презираемому обществу, а к внутреннему миру человека. В основном, конечно, к человеку любимому, но она, как всякий эмпат в юбке, способный сострадать, замечает и особенности внутреннего мира других людей. Общество, где довелось вращаться Ляле Гавриловне, по-своему пошлое, глупое и манерное, со своей претензией на гениальность, жадностью до успеха и денег. Ляле бы бежать прочь, поискать себя в другом месте, в нормальном и среди нормальных людей (не обремененных талантами, но понимающими, что такое семья, например, или верность).
Среди «нормальных» Ляля, возможно, снова бы научилась дышать свободно, да вот беда – она не хочет для себя иного жребия. Она подстраивается под Развалова, типичного представителя декадентствующей богемы, и живет его отражением – безмолвная и нетребовательная. Ляля Гавриловна готова пожертвовать собой, до последней капли крови, лишь бы гений Развалова продолжал царствовать в литературных салонах. Она буквально разводит тучи, скопившиеся у него над головой, руками. Вытаскивает его из притона, лжет полиции, интригует ради его безопасности и в итоге растворяется в его проблемах настолько, что буквально теряет нить собственной судьбы. Все ее личные успехи и начинания – внешние, реальные – идут прахом. Она не обретает ни богатства, ни карьеры, ни той самой любви, о которой мечтает, даже становится инвалидом, зато спасает жизнь и репутацию любимого.
А что же поэт? Он принимает ее поклонение как должное. Развалов, конечно же, не может не заметить эту самоотверженную и талантливую девушку (да, стихи Ляля, как обнаруживается совершенно случайно, пишет не хуже его), но поскольку она молчит, избегает объяснений и уготовала для себя скромную роль тени, он не берет себе труд разгадать ее загадку. На любовь непонятной девушки-поклонницы он отвечает любезностями и… страхом. Да, у меня сложилось впечатление, что он боится Лялю. Он боится соприкоснуться с ее искренним внутренним миром, потому что инстинктивно чувствует (поэт все-таки, с пониженным порогом чувствительности!), что проиграет в сравнении по всем пунктам.
Развалов лично мне не показался достойным жертвенной любви Ляли Гавриловны. Он плывет по течению и, когда речь заходила о его мыслях и понимании происходящего, он производил на меня впечатление совершенно обычного человека. Возможно, потому, что декаданс от меня бесконечно далек, но я не разделяла восторгов Ляли от его стихов. Не люблю читать о смерти даже в таких контрастных красно-черных декорациях. В стихах, которые звучат от имени Ляли я находила всегда куда больше силы, символизма и смысла (уж не знаю, стремился ли автор к такому восприятию).
Вообще, роман имеет интересную структуру. Основной массив глав подается от лица Ляли Гавриловны. Мы смотрим на все ее глазами и слышим ее сердцем. Для читателя она – понятна, и ей симпатизируешь. Часть глав излагается от лица Ильи Развалова. Читатель узнает и его. А познав этих двоих по отдельности, мы никак не можем соединить их в одно целое. Персонажи настолько чужие друг другу, что взаимное притяжение между ними невозможно. Они вышагивают параллельно, неспособные пересечься. Соприкасаясь руками (плечами, мгновениями), они тотчас и отскакивают друг от друга, словно шары в бильярде. И только в стихах иногда (которые автор помещает в конце некоторых глав) вибрирует струна, выводящая общую для них печальную песнь одиночества.
Как ни странно, но именно одиночеством эти двое и похожи. Ну, и еще литературным талантом.
Мне понравилась эта грустная история о любви и несовершенстве. Написанная чудесным, образным и высокохудожественным языком, она производит неизгладимое впечатление и безусловно запоминается. Сквозь прозаические строки постоянно, даже в мелочах, прорывается поэзия со своей характерной образностью и мелодикой звукописи.
Стилистика романа волшебна и уникальна.
Не удержусь, пожалуй, и приведу несколько цитат, по которым можно судить о богатстве использованных автором средств выражения. Вот, к примеру, такое описание:
«Другая дама носила мужской сюртук и брюки. Галстучек неловко падал на белую рубашку, слишком крупное лицо тянулось к бокалу. Её смех звучал, как будто чугунные шарики упали на меховой ковёр: бу-бу-бу-бух... Все поэты звали её Allegro. Настоящее её имя, Поликсена, подходило богатырке или царице циклопов. Она пришла послушать вместе с братом и подругой, но сама не читала и только одобрительно бу́хала после каждого выступления своим чугунно-меховым смехом.»
Текст романа богат на парадоксальные сентенции в духе Серебряного века. Цитата:
«Я совсем забыл о Никитине, к которому привык, как к брату или давно купленному граммофону» (Казалось бы, где брат и где граммофон?))
Или о музыке:
«Журчащие звуки арфы смолкли, прозвенели последние фортепианные капли».
Надо иметь имхо слух, чтобы столь изящно описать капель стаккато.
Или вот еще, мое любимое:
«В Париже она чувствовала себя маленьким зверьком на большом холме. Большие звери не замечали ее, ветер продувал холм. Идя по набережной, Ляля поднимала голову и нюхала воздух: всякий, мало-мальски знакомый с обонянием, констатировал бы, что пахло возможностями. Усмехаясь, Ляля думала себе: возможностей в основном две – слететь с холма кубарем или увидеть лесное чудо. Ведь, не правда ли, Париж известен чудесами?»
Если кто-то из потенциальных читателей решит, что все это – исторический роман об эпохе Серебряного века, и написан он с целью показать, как куролесила богема на рубеже прошлых веков, то спешу заверить, что это не совсем так. На мой взгляд, это роман о вечном. В Ляле Гавриловне какая-нибудь наша современница вполне может узнать себя. А в недотепе-поэте – своего знакомого художника или певца. Жизнь в этой книге изображена вполне узнаваемо. Сколько раз я и сама наблюдала нечто похожее на современных мне литературных кружках и посиделках. Все эти прокуренные кухни, разговоры до утра, звон пивных бутылок и водка в стаканах. Болтать до рассвета, чтобы потом спать до вечера... мало что меняется под Луной, так что все, о чем заходит речь в «Сказке о царевиче-птице и однорукой царевне», носит на себе печати не только аутентичности, но и бессрочности.
С легким сердцем и полным осознанием ответственности рекомендую этот роман всем любителям серьезного чтения.
Оценка 5
