Мы прошли мимо женщины, привязанной за шею к дереву и мертвой; местные жители объяснили, что она не могла идти в ногу с другими рабами в группе, и её хозяин решил, что она не должна стать чьей-либо собственностью, если выживет.
Этот отрывок и изображение взяты из дневников миссионера XIX века Дэвида Ливингстона. Хотя сегодня такое пренебрежение человеческой жизнью шокирует, из рассказов Ливингстона о его путешествиях по Африке становится ясно, что такие сцены были далеко не редкостью. Всего через неделю он столкнулся с похожей ситуацией:
Мы прошли мимо рабыни, которую застрелили или закололи, и она лежала на дороге: группа мужчин стояла примерно в ста ярдах с одной стороны, а другая группа женщин с другой стороны, наблюдая; они сказали, что это сделал араб, который прошел рано утром, разозлившись из-за того, что потерял деньги, которые заплатил за неё, так как она больше не могла идти.
Эти короткие отрывки показывают, насколько полностью людей рассматривали как не более чем товары, имущество и движимое имущество. Этим рабам не только отказывали в правах человека — сама идея таких прав вызывала бы смех. Их даже не считали людьми.
Сегодня это кажется почти непостижимым, но это было «нормой» на протяжении тысяч лет. Даже Аристотель, один из основоположников западной философии и известный своей этикой, считал, что рабы рождены, чтобы быть рабами. Он верил, что без своих «хозяев» рабы не способны управлять своей жизнью и что их естественная цель — быть «живыми инструментами», которые можно использовать и эксплуатировать, как сегодня используют лошадей, волов и собак.
Тот, кто знаком с делом Дреда Скотта за четыре года до Гражданской войны в США, встретит этот образ мышления. Скотт был рабом, чей хозяин путешествовал с армией США. Во время этих путешествий Скотта отвезли в Иллинойс (свободный штат), а затем в Висконсин (свободную территорию), где он женился.
Вернувшись в Миссури (рабовладельческий штат), Скотт снова оказался в статусе собственности, вместе со своей новой женой Гарриет, которая также стала одним из активов хозяина. После смерти хозяина Скотта, с помощью адвокатов-аболиционистов, Дред и Гарриет Скотт подали иски в Миссури на основании того, что их проживание в свободном штате и на свободной территории освободило их от рабства.
Однако Верховный суд отклонил дело на том основании, что афроамериканцы не могут считаться «гражданами» Соединенных Штатов, так как их не считали даже «людьми». По сути, суд утверждал то, что общества говорили на протяжении тысяч лет — что это иллюзия верить, что рабы имеют какой-либо опыт, достойный морального рассмотрения.
Даже после официальной отмены рабства «человеческие зоопарки» продолжали существовать по всей Европе и Северной Америке вплоть до 20-го века. Ота Бенга, африканский пигмей, жил в неволе в зоопарке Бронкса в 1906 году и в конечном итоге покончил с собой в возрасте 32 лет.
Различные «этнологические экспозиции» демонстрировали отдельных людей, семейные группы или даже целые деревни канаков или африканцев. Сотни посетителей собирались вокруг вольеров, чтобы наблюдать за «дикарями», исполняющими военные танцы или религиозные ритуалы для своих колониальных хозяев.
Фотография ниже показывает вольер на Всемирной выставке 1905 года в Льеже, часть воссозданной «сенегальской деревни». Посетителей поощряли бросать монеты в воду, за которыми сенегальские «экспонаты» должны были нырять.
Даже в 1958 году на Всемирной выставке в Брюсселе на выставке «Негритянская деревня» был представлен маленький африканский ребенок за забором, через который посетители наклонялись, чтобы бросить еду, точно так же, как они бросают еду обезьянам или кенгуру в современных зоопарках.
Для многих из нас почти непостижимо, что это было всего за два года до «свингующих шестидесятых», и мы задаемся вопросом, как такие вещи могли быть приемлемыми, не говоря уже о том, что они были популярными. Нам нравится думать, что если бы мы жили в то время, то были бы яростными противниками такой эксплуатации и угнетения. Мы убеждаем себя, что выступали бы против таких несправедливых и неэтичных практик, или, по крайней мере, отказались бы их поддерживать.
Мы говорим себе, что никогда бы не держали рабов или не одобряли тех, кто это делает. Но есть знаменитая цитата основателя Sea Shepherd капитана Пола Уотсона, которая разрушает это самообольщение:
Если вы хотите знать, каково было бы ваше отношение к рабству до Гражданской войны, не смотрите на ваше отношение к рабству сегодня. Посмотрите на ваше отношение к правам животных.
Как вы относитесь к тем, кто, по мнению общества, не имеет прав? Каково ваше отношение к тем, кого считают настолько низшими, что они находятся за пределами нашей сферы морального рассмотрения?
Когда ваши сверстники, ваше сообщество и сам закон страны говорят вам, что те, кого они эксплуатируют и угнетают, даже не являются людьми, что вы скажете? Когда те, кто выступает против, сталкиваются с насмешками, презрением, остракизмом и даже насилием, встанете ли вы на сторону правды?
Отношение современного общества к нечеловеческим животным во многом точно такое же, каким оно было к человеческим рабам. Они — «другие», они — «меньшие», и считать их достойными морального рассмотрения в равной степени — это абсурд.
На этом этапе я предвижу, что у многих читателей возникнет всплеск гнева по поводу того, что я говорю. Как я смею сравнивать афроамериканцев с собаками или лошадьми?! Как я смею сравнивать людей с животными?!
Но те, кто сможет на время отбросить свои предположения и предрассудки, увидят, что это было именно то же самое отношение, которое белое общество имело к африканцам, азиатам или коренным американцам. Другие расы были другими — они выглядели по-другому, не говорили на нашем языке, вели себя иначе, носили смешную одежду… они не были людьми!
«Как вы смеете сравнивать негров с белыми американцами!»
Когда-то утверждение, что рабам следует предоставлять равные права, встречалось с полным недоумением: «О чем вы говорите? Это безумие! Они не люди!»
В 1830-х годах в Соединенных Штатах аболициониста Уильяма Ллойда Гаррисона, белого журналиста, протащили по улицам Бостона и чуть не убили линчеватели, только за то, что он утверждал моральное равенство черных и белых американцев. Он выжил только потому, что был арестован и брошен в тюрьму «для собственной безопасности».
Сегодня адвокаты, подающие иски о признании правосубъектности нечеловеческих животных, сталкиваются с тем же видом нелогичных предрассудков, с которыми столкнулись Дред Скотт и его адвокаты в 1857 году. Других животных по-прежнему считают собственностью — «вещами» без прав.
Даже наших ближайших родственников, шимпанзе, с которыми мы делим 99,8% нашей ДНК, считают собственностью, запирают в тюрьмы, заставляют выступать, покупают, продают и проводят на них эксперименты. Почему? Потому что они выглядят иначе, чем мы. Они ведут себя по-другому. Они не говорят на нашем языке (хотя могут общаться со своими «хозяевами» с помощью американского языка жестов).
Подавляющее большинство современного общества до сих пор считает, что дискриминация кого-либо по причине того, что он принадлежит к другому виду, не только оправдана, но и настолько нормальна, что даже не требует вопроса.
Неважно, что эти существа могут быть умнее пятилетнего ребенка. Неважно, что они могут быть так же чувствительны к боли и страданиям, как и мы, если не больше. Неважно, что они хотят жить так же, как и мы, или что они боятся смерти так же, как и мы. Неважно, что у них есть жизни и семьи, желания и потребности, даже ритуалы, которые для них так же важны, как наши для нас.
Для большинства людей тот факт, что они не люди, дает нам все оправдания, чтобы заключать их в тюрьмы, порабощать, убивать и эксплуатировать практически любым способом, который мы выбираем. Им отказывают в правосубъектности. Они — товары.
Предположение, что другие животные заслуживают равного рассмотрения, встречается с насмешками, презрением, остракизмом и даже насилием. Те, кто выступает за права нечеловеческих существ, подвергаются тюремному заключению. Они теряют друзей, теряют карьеры. Некоторые из них теряют жизни.
Жестокая правда заключается в том, что рабство никогда не заканчивалось. В зоопарках и цирках, лабораториях, на улицах, на фермах и даже в наших собственных домах мы по-прежнему обращаемся с нашими рабами так же, как и всегда. Иногда мы относимся к ним с добротой. Иногда мы их бьем. Иногда мы даже убиваем их.
И наше оправдание такое же, как и всегда: «Они не люди!»
Так что, прежде чем задуматься о том, на чьей стороне вы бы оказались в вопросе рабства в XIX веке, подумайте, на чьей стороне вы находитесь сегодня в вопросе прав животных. Ответ может вас шокировать.
