Руданову Николаю Дмитриевичу посвящается
*****************************
Несколько слов для начала.
Он уж больше двадцати лет как покинул этот свет. Был инженером, следившим за правильной эксплуатацией в войсках наших изделий. Как многие люди его поколения, он участвовал в Великой Отечественной Войне. А потом, как все фронтовики, оставшиеся в живых, с гордостью носил на пиджаке знак участника и орденскую планку.
Он изредка, говоря о родных местах, произносил «Красный профинтерн», хотя под этим названием (оно было принято после войны) в этом месте он уже и не жил. Кому и для чего потребовалось выслужиться перед Советской властью и обозвать старинную русскую деревню Гузицино Ярославской губернии именем организации, которая к этому времени уже и не существовала, неизвестно.
Однако его это устраивало, так как позволяло скрывать некую суть и особую принадлежность к этим местам. Намёк на это содержался в старинной мебели, которая с трудом вписывалась в «малогабаритку», посуда и сервиз Кузнецовской работы, серебряные приборы, старинные 1904 года швейцарские настенные часы с боем (они играли "Соловей, соловей-пташечка") и ещё кое-какие предметы, явно не тяготевшие к «профинтерну».
С его слов, произносимых с явной неохотой: там – то ли дворец, то ли замок на левом берегу Волги. Там он рос, учился в школе. Не раз переплывал со сверстниками Волгу. Здесь же рядом - паточный завод. По его словам, именно его мать Мария Семёновна руководила всем этим обширным хозяйством после революции. Отсюда он уехал в школу воздухоплаванья. Потом водил дирижабли Астрахань-Москва. Затем армия и назначение под Брест на аэродром в команду аэростатного прикрытия. Накануне войны к нему приехала мама посмотреть, как сын устроился на новом месте. Это был её «единственный» ребёнок, и она естественно интересовалась, где и как он служит. Тем более, что по стране в последнее время, носились слухи о скором начале войны.
Её муж (официальный) сгинул в горниле гражданской войны. (Для справки. Они вместе с хозяином-фабрикантом /заводы, замки и пароходы/ встали на сторону белых. Хозяин, правда, уцелел, но оказался на лесоповале. Вернулся весь больной и скоро перешёл в мир иной. Его первая жена, ради которой и был сооружён замок-дворец, его и хоронила…)
Вся радость и дальнейшие надежды Марии Семёновны были связаны с сыном. Оставив на несколько дней своё обширное хозяйство, она поехала под Брест посмотреть, как служится сыну.
Замок на Волге
Высится на Волге замок. Его построили в селе Гузицино, которое потом кто-то обозвал «Красным Профинтерном». Это было название международной организации профсоюзов, существовавшей с 1921 по 1937 год.
Причем это название удивительным образом прилипло, хотя никто не знает, почему Гузицино лучше всего может этому соответствовать. Но речь пойдет о других временах, когда под словом «красный» понимали просто цвет и красивость, когда о «профинтерне» никто и «слыхом не слыхивал», а социализм существовал где-то там далеко (в работах Томаса Мора («Утопия» - 1516 г.) и Томазо Компанелла («Город солнца» 1602 г.) и трудах теоретиков).
Представляется, что в Гузицино никто и не знал о таких утопиях.
А замок этот построил Никита Андреевич Понизовкин для своей молодой жены Розы Бурсиан.(Архитектор - Николай Лермонтов) Молодая прожила в нём всего ничего и отправилась после развода с двумя детьми (мальчик - Андрей, девочка - Таня)к себе в Москву в Лефортово, откуда была родом. (Она не стерпела измену Никиты Андреевича, который так же, как и дед, был большим любителем дам-с). Её семья происходила из обрусевших немцев. Сейчас мы оставим Розу в столице (коль она туда вернулась) и снова обратим своё внимание на её бывшего мужа – представителя славной фамилии Понизовкиных
Сам Никита Андреевич был назван Никитой в честь основателя «дела» Понизовкиных.
История этой фамилии достойна внимания. Дедушка хозяина замка – Никита Петрович
Понизовкин был легендарным человеком. Ещё будучи крепостным, он с разрешения хозяина (конечно – он приносил тому порядочный доход) уже в 1839 году открыл свой первый паточный завод в деревне Дурково. ( Это Некрасовские места: «Горелово, Неелово, Неурожайка тож». Говорят, в «Горе старого Наума» поэт воспользовался, как основой историей становления Понизовкина).
Никита Петрович не был тупым стяжателем. Он постоянно учился и всё осваивал самоуком. Грамотный, он много читал и постепенно становился всё более образованным человеком и глубоким специалистом. Одновременно с этим прирастало богатство. В 1846 году фабрикант уже выкупился из крепостной зависимости. А через три года построил целый химический завод, вырабатывавший: купоросное масло, купорос синий и зелёный, соляную кислоту, нашатырный спирт и другую продукцию.
В 1861 году он стал купцом первой гильдии, тем самым оказавшись в рядах известнейших русских купеческих фамилий (Рябушинские, Третьяковы, Мамонтовы, Морозовы и так далее). Последним его деянием случилось начало строительства химического завода в деревне Гузицино на берегу Волги. Он не зря выбрал это место. Река давала возможность завозить в больших количествах сырьё и отправлять водой продукцию оптом.
Видимо, судьба за что-то разгневалась на промышленника. В 1867 году он в коляске, запряжённой парой гнедых, выехал на лечение из Гузицино в Ярославль. Однако купец не прибыл в город. Он бесследно исчез где-то по дороге. Поиски ничего не дали. Ни вещей, ни одежды, ни коляски, ни лошадей, ни тела – всё просто «испарилось». Следствие ничего не дало. Для какого-нибудь объяснения происшествия остаётся только кое-что предположить.
Народ болтал, что земля поглотила Понизовкина без остатка за какие-то прегрешения (они, конечно, были и немалые – покойник отличался большой склонностью до дам)… Если отбросить явно эзотерическую версию поглощения, то остаётся только всегда славившаяся лихими людьми Ярославщина и время, которое бывает что разгадывает и не такие загадки…
Жена и дети исчезнувшего, оплакав пропажу главы семейства, вынуждены были включаться в работу. Уже на следующий год они организовали торгово-промышленное товарищество «Никита Понизовкин и сыновья». Завод был достроен и начал давать продукцию. Братьям хватило ума не делить отцовское наследство. Общее дело набирало обороты. Деятельность фирмы получила такое успешное развитие, что уже в 1887 году на Всемирной выставке в Париже компания получила серебряную медаль за качество своей продукции…
Возвращаясь к Никите Андреевичу (внуку пропавшего фабриканта) надо сказать, что тот нашёл себе новую жену, Марию Филипповну из Ярославской купеческой семьи. Грянула революция. Магнат бежал на Кавказ, где у него был конезавод. Здесь вместе с управляющим заводом (его вторую жену звали Марья Семёновна) они оказались в рядах Белой армии. За это все богатства и замок на Волге был национализирован местной властью, самого Никиту Андреевича (тот неудачно вернулся) отправили на лесоповал, а вторая его жена Мария Фоминична с детьми якобы бежала в Крым в Понизовку (ещё одно имение семьи). Дети сгинули в Гражданскую войну на стороне белых. После чего о Марии ни слуху ни духу…
А у погибшего конезаводчика от первой жены было двое детей. Один из них при Советской власти стал главным инженером авиационного завода в Москве и во время войны разбился на самолете о Жигулёвские горы. Другой его сын ещё до Революции женился на местной помещице. Когда пришли красные, те, бросив имение в Сохне (недалеко от замка), бежали в Москву, где мыкались по съемным квартирам до его смерти. Их дочь вышла замуж за пролетария…
Якобы у Марии и Дмитрия (конезаводчик, погибший на стороне белых) родился уже в 1918 году сын Николай. Мария Семёновна, которая была только товаркой «исчезнувшей» Марии Фоминичны, после гибели мужа странным делом стала управлять всем обширным хозяйством (замок, паточный завод). При этом как в доме, так и на заводе все охотно выполняли её распоряжения. Было такое впечатление, что Марья Фоминична стала Марьей Семёновной и даже для конспирации взяла фамилию сгинувшего конезаводчика.
Таким образом, Мария Семёновна (Фоминична) родила Николая Дмитриевича, который провёл в Гузицино все детские годы. А Мария Семёновна (Фоминична) как и прежде (при муже) заправляла всем хозяйством. (Это благодаря её заботам замок и предприятие дожили почти до наших дней).
Николай вырос и перед войной по рекомендации, потом погибшего на скалах Жигулей сводного брата, окончил воздухоплавательную школу и стал водить дирижабли по трассе Астрахань – Москва. Грянула война. Дирижабли стали не нужны. Красной Армии были нужны аэростаты.
21 июня 1941 года в ночь сын отвёз мать на мотоцикле с коляской на Брестский вокзал к поезду, уходящему в столицу. Это был последний поезд. Сам отправился обратно на аэродром. Путь был не близкий…
Война застала его в дороге. Высоко над головой волнами одна за другой шли армады немецких бомбардировщиков на восток. Время от времени над дорогой, которая была вся в воронках, их приходилось объезжать, проносились на бреющем немецкие «фокевульфы», расстреливая всё, что двигалось. От них он вместе с мотоциклом умудрялся прятаться в придорожных кустах.
Когда Николай, наконец, прикатил на аэродром, то увидел там только горящие самолёты и трупы, трупы…
Закатив мотоцикл в кусты, он помчался искать своих друзей: Славку и Серёжку из воздухоплавателей, которые получили назначение на аэродром вместе с ним. Все они были командирами отделений. Как они в шутку называли себя «младшие» (все они были младшими лейтенантами). Он обнаружил их в траншее около разрушенного штаба.
Ребята деловито устанавливали в аппендиксе окопа «максим». Они собирались открыть
огонь по немецким самокатчикам, которые не спеша разворачивались на краю разбомбленного аэродрома. Он спрыгнул в траншею.
- Парни, я здесь!
Друзья обернулись.
- О, Колька (в отсутствии посторонних его звали «Фабрикант» из-за матери, командовавшейфабрикой и поместьем), мы-то думали, что тебя накрыло по дороге.
- Бог не выдаст – свинья не съест.
- Всё ты шутишь. Здесь такая бомбёжка была… Всех поубивало…
Конечно, может кто-то и убежал. Сейчас – никого. Как хорошо, что мы опять все вместе и живы.
Они обнялись.
- Я по дороге насмотрелся. А газеты твердили, войны не будет! А эти гады… бомбили ирасстреливали всё что движется и не движется.
- Нас, ребята, только трое, - сказал Серёжка (его прозвище было «Красавчик». Действительнои лицом чист, ростом и силой мать-природа не обидела тем более, что молодец был из дворян. Об этом, кроме них, никто не знал). Давайте не подставляться. Ранений не нужно. Не числом, а умением. Бить наверняка так, чтобы не один из этого полувзвода гадов не ушёл.
Они приготовились.
- Славка (Меж собой они звали его «Лампасник». Он был сын царского генерала,добровольно перешедшего на службу революции. Парень с детских лет стрелял из всего, что стреляет) смотри не подведи.
- Вы сами не промахнитесь. Выберите свою цель и огонь без команды. Начинайте с тех, что влюльке у пулемётов, чтоб ответного огня не было.
Однако первыми открыли огонь немцы. Они их не видели. Но на всякий случай стреляли по брустверу. Ребята терпеливо ждали, не открывая ответного огня. Чтобы бить наверняка.
Так началась ратная работа и путь героев.
Сначала стреляли только Николай и Серёга. Два винтовочных выстрела – два немецких пулемётчика, ещё два – и опять двое. Славка нажал гашетку пулемёта. Три мотоцикла загорелись и взорвались.
- Аккуратней, «лампасник», - закричал Николай, - Не курочь машины, а то потом придётсяпешком топать!
Парни стреляли из винтовок методично. Скоро никто из немцев уже не шевелился.
Троица осторожно подобралась к уничтоженным «самокатчикам». Выбрали три неповреждённых мотоцикла. В коляски сложили автоматы, боеприпасы, коробки с пулемётными лентами, канистры с бензином. Раздели троих убитых фрицев, подходящих по габаритам, чья форма была меньше повреждена и без крови. Это всё и каски с очками сунули туда же. Собрались уже уезжать, как Серёга вспомнил о куреве.
Пришлось опять тормошить покойников. Заодно обнаружили прекрасные кинжалы и две бутылки шнапса. Решили взять: не пропадать же добру.
Все трое курили, а к выпивке относились равнодушно, но решили взять и шнапс на всякий случай – вдруг пригодится царапины протирать.
Уселись ребята в сёдла мотоциклов и отправились догонять отступающую Красную армию…
Кинжалы из золлингеновской стали оказались очень кстати. Именно ими они и старались воевать. Быстро и тихо…
Догонять армию пришлось долго…
Скрываясь, то в лесах, то деревнях, то ведя бой с мелкими подразделениями врага, то уничтожая одиночек, тройка «младших» офицеров то переодевшись в немцев, а то и в своей форме продвигалась по немецким тылам. Судьба их хранила. Без единой царапины они, наконец, за Голицыном осенью вкатились на немецких мотоциклах в ряды нашей армии…
Когда они сообщили особистам, что так «путешествуют» от самого Бреста, то им поначалу, никто не поверил. Но факты были за них. Офицерские книжки, табельное оружие, а главное около трёх сотен титульных листов с именами немецких военнослужащих, которых они уничтожили. ("Ни фига себе, сказал один особист другому, - столько немцев наколупать").
Долго их проверяли, но против фактов не попрёшь. Поверили. Николая определили в зенитное прикрытие штаба К.Г. Жукова, в деревню Лапино, а друзей отправили в другие подразделения.
Ни чинов, ни орденов, ни даже медалей они за свой героический выход из-под Бреста в расположение частей Западного фронта не получили. Вы спросите почему? А представлять к наградам было некому. Особистам что ли было это делать? Хорошо, что не расстреляли, а разобрались и поверили…
