Уже неделю меня донимал журналист, звонил каждый день, очень хотел взять у меня интервью, я отказывал. Думал так: "Всё что расскажу, он перевернёт с ног на голову, исказит факты, а потом, поди ищи правду". Такие случаи уже были, рассказывали однополчане, с которыми я держал тесный контакт. В субботу мне позвонил бывший парторг лампового завода, куда я пришёл работать сразу после войны.
- Григорий Петрович, а ты чего это прессе отказываешь? Солидная газета, а ты противишься.
- Не верю я журналистам, Семён Владимирович, хоть убейте.
- Если помнишь, то это я тебя в партию принимал, не откажи в просьбе, встреться с журналистом. Советским людям нужно знать правду о войне, чтобы они не забыли, сколько людей сложили головы, чтобы мы жили в мире.
- Хорошо. Я с ним встречусь. Только у меня одно условие.
- Говори.
- Перед публикацией я должен ознакомиться с материалом.
- Договорились. Когда тебе удобно будет?
- Завтра. В десять часов. Дочь внуков в пионерский лагерь повезёт, нам никто не помешает.
- Я передам твои пожелания. Здоровье как?
- Как у старика, а вообще с этого и надо было разговор начинать.
- Прости, Григорий Петрович, привычка осталась – сначала дело, потом разговоры. Ну, бывай.
- И Вам не хворать.
Ровно в десять часов прозвенел дверной звонок, на пороге стоял мужчина лет сорока, а я ждал журналиста гораздо моложе.
- Проходи, - я отошёл в сторону.
- Даже документы не спросите, а вдруг я не тот, кого Вы ждёте?
- Ты на мой возраст не смотри, сила в руках есть, зубы выбью все разом. Проходи.
На кухне закипел чайник, я налил две кружки, взяв, вазочку с печеньем, поставил перед гостем.
- Угощайся.
- От печенья откажусь, диабет. Чай без сахара?
- Да. Я пью чай без сахара.
- Может, начнём?
- Давай.
Журналист достал из сумки магнитофон, у дочери был почти такой же, повернул ко мне микрофон.
- Теперь без блокнотов обходитесь? - спросил я.
- Они уже в прошлом. Простите, я не представился. Станислав Иванович.
- Рад знакомству, - произнёс я дежурную фразу.
Нажав кнопку на магнитофоне, журналист задал первый вопрос:
– Скажите, Григорий Петрович, а как именно для Вас началась война?
- Я считал, и буду считать, что война для меня началась, как только я надел военную форму. В 1937 году я поступил в Московское военное училище пограничной и внутренней охраны НКВД СССР им. В. Р. Менжинского. Туда меня направила комсомольская организация техникума, который я только-только окончил. В то училище поступить было не просто, брали военных, а я кто? Можно сказать, человек с улицы. Благодаря хорошим характеристикам и поручительствам меня приняли.
- Сложно было учиться?
- Сложно. Там ведь была университетская программа обучения.
- Вас готовили по какой-то определённой программе? Профессии?
- Да. После выпуска я должен был командовать взводом связи.
- Сколько Вы должны были учиться?
- Пять лет, но в конце 1940 года, программу обучения сильно сократили. Убрали физическую подготовку, математику, да много чего. Вместо этого мы усиленно учили немецкий язык. Эти занятия для меня были каторгой!
- То есть, вы уже знали, что дело идёт к войне с Германией?
- Конечно знали, от нас этого никто не скрывал. Не забывай, что пограничники были в структуре НКВД. А это в то время не хухры-мухры!
- Выпуск из училища помните?
- А как же, такое не забывается. Торжественно всё было, родственников курсантов съехалось больше, чем их самих. Ко мне приехала мама.
- Куда Вы получили распределение?
- Почти все курсанты, нет, теперь уже лейтенанты, были направлены на запад. Может человек двадцать уехали на восток. С Японией были натянутые отношения.
- Куда конкретно Вы попали?
- Пограничный отряд на границе с Польшей.
- Какой это был год? Какая там была в то время остановка?
- Май 1941 года. А обстановка? Какая может быть обстановка, если вот-вот начнётся война! Поляки всячески нам вредили. Перейдут на нашу сторону и поля соляркой обрызгают. Зерновые посевы не трогали, а вот покосы - это да!
- А как же лозунг «Граница на замке»?
- На каждый метр пограничника не поставишь, вот этим они и пользовались.
- Вы служили по специальности?
- Нет, что ты! Про связь я тут же забыл. Назначили командиром взвода оперативной поддержки.
- Объясните.
- Если на вверенном нам участке границы, что-то происходило, то мой взвод должен был быть первым на месте, а там по обстановке.
- И вот двадцать второе июня. Что в этот день было в отряде?
- Ночь двадцать второго июня! – поправил я журналиста.
- Да-да, ночь, простите за неточность.
- Мой взвод подняли по тревоге. У нас полуторка была, а водитель пьян оказался. Его в этот же день расстреляли. Я тогда уже неплохо водил автомобиль, сел за руль и на границу. С километр не доехали, как услышали стрельбу, это наш дозор вёл бой с немцами, которые перешли границу. Я привёз взвод на заранее подготовленные позиции. Там траншеи были, блиндаж, склад с оружием. Его трое пограничников охраняли. Только устроились, как показались немецкие солдаты. Они тогда ещё страха перед нами не имели, шли плотной колонной, мы по ней и вдарили!
- А приказ открывать огонь у Вас был?
- Нет. Я действовал на своё усмотрение.
- А командование отряда как поступило?
- А ни как! Я послал в отряд с докладом посыльного на той же полуторке. Он не вернулся, помощь не пришла.
- Бой долго длился?
- Бой? Нас было восемнадцать человек, а немцев тысяча! Как думаешь? Они, как только мы их обстреляли, накрыли нас из миномётов. Вот и весь бой. Минут тридцать прошло после первого нашего выстрела.
- Что Вы предприняли?
- Отвёл взвод в лес, оттуда дорога хорошо просматривалась. Немцы успокоились, пошли дальше, а мы по ним из пулемётов.
- Не было мысли отступить в отряд или на заставу?
- Нет, такой мысли не было. Пограничники не отступают! Ждали подкрепления, вели бой. В лесу мы продержались до девяти утра. Потом немцы от нас отстали, не атаковали и не обстреливали.
- Что думали Вы? Ваши бойцы?
- Пограничники, а не бойцы! Что думали?! Да ничего! Границу надо держать, вот и вся думка.
Я начал дремать, сказывалась бессонная ночь, ко мне подошёл командир отделения младший сержант Самсонов.
- Товарищ лейтенант, погибших похоронили, раненым оказали помощь. Слышите?
- Слышу, Самсонов, слышу. За спиной нашей бахает.
- Выходит, окружили нас?
- Выходит, так. Что с разведкой?
- На дороге немцев нет. Почти. Грузовик у них один сломался, там пятеро солдат.
- Готовь группу, атакуем его. Но с боеприпасами у нас плохо. С юга что?
- Враг по оврагу идёт.
- Работает у немцев разведка, всё знают. Выходим.
Возле грузовика кипела работа. Трое немцев пытались справиться с колесом, ещё двое лежали в тени на обочине.
- Стрелять не надо. Ножом, прикладом. Тихо чтобы было, - отдал я приказ Самсонову.
- Так и сделаем.
Трое пограничников навалились на отдыхающих немцев, остальные бросились в сторону тех, кто менял колесо. Всё закончилось быстро, даже очень.
- Что в кузове? Проверьте, - приказал я.
- Ящики. И много.
Через минуту послышалось:
- Мины здесь, патроны, гранаты, - товарищ лейтенант.
- Гранаты, оружие и патроны забираем, остальное сжечь!
Когда мы уходили от дороги, слышали взрывы и треск. Хорошо получилось для первого раза!
- Григорий Петрович, среди пограничников были верующие?
- В то время вера в Бога была тайной, может, кто и верил. Скажу так: на войне атеистов нет. Когда на тебя движутся танки, пехота, идёт артиллерийский обстрел – в чёрта поверишь! Позже мне рассказали, как немцы вошли в село. Наш пограничный отряд, его штаб был совсем рядом с ним. Пограничники заняли оборону в домах, отстреливались, а их немцы выжигали огнемётами. Или такое: подъедет немецкая танкетка и из пулемёта по окнам и стенам! Тут всех святых вспомнишь, даже тех, которых не знал.
Пошли через лес. Хотелось есть, но сухой паёк на выезд не полагался. Вода, которую мы набрали во фляжки из родника, от голода не спасала.
- Пришли, товарищ лейтенант, тут метров сто до оврага осталось, - доложил Самсонов.
- Готовь людей к бою.
Овраг был достаточно широким, чтобы по нему проехали грузовики, но в некоторых местах они останавливались, немецкие солдаты с помощью лопат ровняли кочки, неровности. Они делали это быстро, без лишних разговоров и громких криков. Мы прошли за ними больше трёх километров. Колонна растянулась. Можно было бы сразу забросать врага гранатами, которые были теперь у нас в достатке, но хотелось нанести врагу как можно больший урон. Мы, дожидались его скопления. Возле ручья колонна остановилась, пить хочется всем. В одном месте скопились пять грузовиков и легковая машина. Солдаты выпрыгнули из грузовиков, пили, черпая воду из ручья руками, набирали впрок.
- Как в грузовики сядут - сразу «огонь»! – отдал я приказ.
Сколько гранат метнули пограничники, сколько убили немецких солдат, неизвестно. Ушли быстро, мы своё дело сделали. Вступать в открытый бой с превосходящими силами противника я опасался.
Журналист придвинул микрофон ближе ко мне.
- Григорий Петрович, а Вы на тот момент были женаты?
- Нет.
- Но, Вы же были уже достаточно взрослым.
- Это личное.
- Хорошо. А кто был в вашем взводе?
- Во взвод брали только хорошо зарекомендовавших себя пограничников. Большинству до демобилизации было полгода. Трое имели на своём счету задержанных нарушителей нашей границы.
- Их, я имею в виду нарушителей границы, было много?
- Я прибыл в отряд в мае, со статистикой был незнаком.
- Что было дальше?
- Дальше ничего хорошего. Добрались до заставы, которая охраняла этот участок границы, но там никого не было.
- Так и никого?
- Трупы. Мы их похоронили. Я решил идти в отряд.
- Сколько людей осталось во взводе?
- Не людей, а пограничников!
- Хорошо. Сколько?
- Десять, вместе со мной. Трое были ранены, один серьёзно, его несли на руках, помочь мы ему ничем не могли.
- Что было в отряде?
- Разруха. Кругом воронки. Опять же тела убитых пограничников. Нашли троих раненых, перевязали их, отнесли в село, оставив там присматривать за ними легкораненого пограничника, немцев там ещё не было. Сами ушли.
- Что стало с теми ранеными?
- Не знаю, - соврал я, хотя всё знал.
Ночевали на голой земле, хорошо, что рядом был родник, хоть жажда не мучила. Теми продуктами, что дали нам в селе, наелись досыта. Я нервничал, паника сменялась нерешительностью, но я старался не показывать своё состояние пограничникам. Утром ко мне подошёл Самсонов, он был ранен осколком мины в левую руку.
- Что будем делать, товарищ лейтенант?
Я посмотрел в его глаза, от бравады в них и следа не осталось. Я испугался, что он тоже самое увидит в моих.
- Я не знаю, сержант.
- У меня в отделении местный есть, разговаривал только что с ним. Предлагает идти в его деревню. Она на отшибе, так он сказал. Может, там противника ещё нет.
- Хорошо. Пусть ведёт в свою деревню, - согласился я.
Я налил журналисту уже пятую кружку чая, потчевать его чем-то съестным не хотелось. Разговор затягивался. Из пионерского лагеря вернулась дочь. Зная моё негативное отношение к этой братии, она удивилась гостью.
- Вам удалось соединиться с нашими войсками?- спросил Станислав Иванович
- Нет. Армия уже далеко отступила. В лесу мы встретили группу бойцов, которыми командовал капитан. Он принял решение остаться в тылу врага, партизанить. Я поддержал его. Так появился партизанский отряд. Воевали, как умели, учились на ходу премудростям лесной жизни. Условия были отвратительными, голод, а с приходом осени, и холод морально ломали людей.
- Мне кажется, что читатель не проявит интерес к вашим трудностям, ему это будет неинтересно.
- А почему вы решаете, что будет читателю интересно, а что нет?! Давайте заканчивать, я устал.
- Хорошо, закончим. Такой вопрос: если я приду к Вам на какую-нибудь годовщину партизанского движения, Вы мне расскажите о действиях отряда в тылу врага?
Я, уже десять раз пожалев, что поддался на уговоры бывшего парторга, сделал вид, что не расслышал вопроса. Выручила дочь, завела разговор о приготовлении ужина. Проводив гостя, я зарёкся давать интервью. Вечером подпрыгнуло давление, пришлось вызвать «скорую помощь». Пока лежал, дожидаясь действия укола, вспоминал свою военную молодость.
24