Найти тему

— Да, малыш, да, это я. Твой Рома, — говорил он в темноте. — Это Рома.

Глава 47. Аня

Этот низкий голос полоснул по сознанию ржавым скальпелем, загоняя микробы образов из прошлого и вскрывая старые раны. Все сопротивление с моей стороны сошло на нет, так же быстро, как мужчина, то есть Рома, стянул с меня давеча тунику.

Полумрак не прячет от меня этот ужасающий и выпивающий мою душу взгляд.

Мыслей не осталось, а душивший меня обжигающий стыд из-за острого возбуждения, что вызвали во мне грубые прикосновения незнакомца, унесся прочь.

Ну, еще бы не стыдиться.

А все запах.

Головокружительный, манящий, древесный, настолько знакомый, что сердце замирало и тут же отбивало свою проклятую чечетку.

Наверное, было глупо приехать в Питер и рассчитывать, что судьба не столкнет нас лбами. Но я верила в это. Ведь Питер огромный, едва ли меньше Москвы, где я жила с рождения. Танцевала для себя, работала для других, любила его, спала с ним, ненавидела его!

Откуда в богемном ночном клубе возьмется хирург из престижной больницы?

Я не могла поверить, что это не сон.

— Рома? — только и пискнула я и совсем расплавилась, стала безвольной марионеткой в сильных умелых руках кукловода.

— Да, малыш, да, это я. Твой Рома, — говорил он в темноте. — Это Рома.

Я поверила.

Все говорило о том, что именно его взгляд я чувствовала, пока позорилась на сцене.

Но стоило проверить, стоило убедиться окончательно.

Поэтому я начала оглаживать его взлохмаченные светлые волосы, плечи, все такие же широкие, напряженную спину...

Это Рома.

— Аня.

— Рома, — шепнула я, и наше дыхание смешалось, а в следующий миг безумие достигло апогея...

Такой сладкий мужчина. Такой вот Рома по фамилии Сладенький.

Его терпкий запах, крупное тело, поцелуи, сильные руки. Я доказывала самой себе, что это не белая горячка.

Три года я словно находилась в летаргической коме, и вот я ожила. Снова зацвели цветы на моем личном засохшем лугу чувств.

***

Почти в тот же миг, как все закончилось, меня выбросило, как рыбу на берег, осознание своего позора и погибели.

Я раскрыла глаза, понимая, что сейчас произошло.

О, боже, боже, боже!

Я переспала с Ромой!

Я. Переспала. С Ромой.

С тем, кто не только предал меня, но и игнорировал призывы о помощи.

Кто уже давно находился в отношениях с чужой женщиной.

Кто даже не удосужился раздеться.

Кто вместо приветствия затащил меня в каморку и изн.силовал.

Я задыхаюсь от стыда, напрягаюсь всем телом и пытаюсь столкнуть тяжеленное, родное тело. Вес и раньше был большим. Сейчас, казалось, Рома стал шире в плечах. Это сколько ему сейчас? Уже тридцать четыре.

— Слезь с меня! — шиплю в ухо и упираюсь руками в грудь. Уйди, дай вздохнуть, дай выдохнуть и не начать снова тебя умолять. Снова и снова!

— Что? — едко усмехается он, все еще тяжело выдыхая мне в шею. — Сеанс закончен?

— Сеанс? — пытаюсь понять, о чем он говорит.

— Ну да, — в свете из-под двери я различаю огрубевшие черты его лица. Он зол. Очень зол. — Сеанс эскорта, или как там у вас, элитных проституток, называется.

Что?!

Я раскрываю глаза шире, не веря собственным ушам. Гнев во мне взметнулся столбом, и я, нагнувшись, замахнулась и смогла задеть его пальцами, щелкнув по лицу.

Он не шелохнулся, продолжая рассматривать меня в полумраке. И я замираю, не в силах ни обиженно поджать губы, ни отвернуться.

Я просто смотрю.

Я вижу, как он выглядит. Все так же с.ксуален и строг. Все с той же опасной и притягательной аурой. Я знаю, какова я сейчас. Конфета без обертки. Начинающая таять под этим требовательным взглядом.

Мы просто сидим. Долгие несколько минут, испепеляя друг друга взглядом. А у меня уже внутренности в тугой узел скручиваются.

— Я бы повторил, — проговорил он, откашлявшись, и я с ужасом понимаю, что его слова не шутка. Про эскорт. Он верил в то, что говорил, потому что в его руках оказалась пачка банкнот. — Сколько ты берешь? Хочу сказать, что час ты не отработала. Тысяча?

— Ты сошел с ума? — еле слышно хриплю и поднимаюсь, держась за стену. Уже плевать, что теперь от него ничего не скрыто. Он уже видел все. Он поднимается и сразу делает шаг ко мне, и я чувствую запах денег, не смея шелохнуться.

— Если ты думаешь…

— Мало? Две тысячи? — едкая улыбка мелькает даже в полумраке, и я не выдерживаю, замахиваюсь снова.

Схватил руку и упрямо посмотрел в глаза.

Я не могла понять, как могла вообще любить этого человека. В кого он превратился? А может, его лицо было маской, которую я сама на него нацепила и поверила, что вот он, настоящий.

Любимый, заботливый, надежный.

Эту картину мира в очередной раз разорвало его действие. Он просто схватил меня и, подтянув к себе, попытался поцеловать. Я толкаю его назад.

— Не смей меня касаться!

Он в одно движение толкнул меня в ответ, прижав к прохладной каменной стене, и поставил руки по обе стороны от головы, взяв в плен. Задирать голову не хотелось, но это был единственный способ заглянуть в его пустые глаза-омуты.

— Три тысячи?

— Да пошел ты, Сладенький, — рявкнула я и все-таки смогла избежать нового прикосновения.

Просто проскочила под рукой и стала шарить в темноте.

Он смотрел на меня с высоты своего немаленького роста и упивался тем, как я ползаю в его ногах.

— Пять тысяч?

Пять тысяч за несколько минут. Или сколько мы уже здесь? Неплохо, да. Расценок я не знаю, но это точно неплохо.

Деньги бы мне сгодились, но я никогда не возьму у Ромы ни копейки. Не теперь, когда он оказался такой мразью.

Поднимаюсь с пола.

— Сколько, Аня? — спрашивает, когда уже натянула тунику и сделала шаг к выходу.

— Я не проститутка! — громко.

— А судя по тому, как ты тряслась на сцене, ты лжешь, — шипит и лыбится, скотина.

Я замялась. Стало неудобно и неприятно, но и оправдываться перед ним не собираюсь.

— Это случайность, — направилась к выходу. А в груди сердце кричало: «Ну, еще немного».

Надо уходить, но я медлю.

— Вот так и уйдешь?

— А тебе есть еще, что мне сказать? — повернулась я к нему и обожгла взглядом, впитывая каждую черточку, чтобы хватило еще на три года или на всю жизнь.

— Привет, как дела?

Издеваешься?!

— Да пошел ты...! — только и говорю я, показывая средний палец.

Где же та девочка, которая и мат-то произнести боялась? Она осталась где-то там. Танцует легко, без тяжести проблем и навалившейся ответственности.

А я изменилась. Нет, все осталось прежним. Волосы все так же темны и шелковисты, а стан строен, глаза синие. Вот только душа. Там нет больше чистоты и невинности.

Жизнь сорвала ее, как пластырь с раны, и сдобрила рану солью. Все беды из-за мужчин. Смерть отца, предательство Артура — лучшего друга, и Рома…

Больше подумать не успела.

Надо уходить.

Нет!

Пошатываясь, распахиваю дверь, впуская целый столб света и воздуха. Другого, не такого сладкого и возбуждающего.

И мысль: «Как жить без этого? Без него?»

— Аня, — его голос звучит в темноте низко, как надрывная, последняя нота. Лица уже не вижу, только мужской силуэт.

— Что?! Ты недостаточно меня оскорбил, нашел еще пару язвительных комментариев?

— Я женюсь.

Пошатываясь, иду в гримерку. Мышцы еще с выступления ныли, а теперь и вовсе…

В гримерке смех, запахи лака и пота бьют в нос. Неприятно. На меня никто не смотрит, кроме рыженькой, как ее, Милана, точно, позвавшая меня к телефону. Дурость.

Она улыбается мне и подмигивает.

Она одна обратила внимание, что колготок больше нет, а идеальная высокая прическа теперь больше напоминает воронье гнездо.

«Я женюсь».

Ну и вали! Будь счастлив! Сд.хни! Только оставь меня в покое!

Сажусь перед зеркалом, и смотреть стыдно в глаза самой себе. Закрываю лицо руками и даю себе установку не реветь.

Не реви! Ты балерина!

Слова и наставления учителей балетной школы сейчас как никогда нужны.

Ну, вот что это было? Опять повелась? Впрочем, в моей жизни это и так было.

Может, Афанасьев не так хорош, как Рома, но он точно знает, что и как надо делать. Но меня не вставляло. Ну, вот никак.

Пришел.

— Привет, кисоньки, вы были великолепны, — любезно говорит он всем, а целует мое плечо, и я вскакиваю.

После поцелуев Ромы его внимание кажется не изменой, нет. Богохульством. Это как индийцу втихомолку есть говядину или мусульманину свинину. Нельзя, и все. Тем более, сладкоречивый красавчик Афанасьев вынудил меня впервые за два года работы выйти на сцену без лифчика.

«Это бизнес, детка. При чем тут наши отношения?».

— Все еще дуешься? — спрашивает так, как будто он в очередной раз набухался и проспал наше свидание. Вот что за придурок? Два года уламывать, чтобы за несколько месяцев все пох.рить. Я бы влюбилась в него когда-нибудь. Наверное. Но сложно любить того, под кем представляешь другого.

И только напрягаешь всю силу воли, чтобы во время редкого удовольствия не закричать вместо Олега Рома.

— Я не дуюсь, — кривлю лицо и иду к своей сумке. Пора в отель. Потом на поезд и домой. Хватит на сегодня приключений. И скандал с Олегом может стать одним из них.

— Просто я решила, что с меня довольно. Ищи себе другую стриптизершу.

Собираю вещи, надеваю джинсы, джемпер, и знаю, что все девчонки навострили ушки. Пускай. С голой грудью появилась, унизилась в подсобке, можно и прилюдно расстаться с мужиком.

— И что ты будешь делать? — задает вопрос Олег, вытягивая каждый гласный звук. Чисто так по-московски, сразу выдает свое не слишком радужное воспитание и манеры.

— Все что угодно, только чтобы никогда не участвовать в этом, — я сделала неопределенное движение рукой, — искусстве.

— На панель пойдешь?

Усмешку на его лице хочется стереть оплеухой, но я зажимаю руку в кулак и иду мимо него.

— Полы мыть, детей учить, все что угодно, — в очередной раз чеканю я слова, как на демарше.

Машу девчонкам, нормальные вроде, без закидонов, и выхожу в полутемный коридор.

На миг замираю.

Кажется, что Рома еще в подсобке, сейчас выйдет, улыбнется редкой искренней улыбкой, обнимет, повернет время вспять.

То время, когда сердце заходилось от счастья, а горло хрипело только от криков экстаза.

Меня чуть вперед толкает Олег и, резко разворачивая, прижимает к стене.

Пытается поцеловать, но я отворачиваю голову, и его слишком мягкие губы касаются щеки.

На самом деле он вполне себе нежный, ну а когда выпивает, я стараюсь избегать встреч.

Старалась. Теперь надо заканчивать. Его ультиматум и встреча с Ромой быстро сместили приоритеты.

— Ты чего удумала? Один раз поругались, и ты решила свалить в закат?

Иногда странно было слышать от него, тридцатилетнего успешного мужика, подростковый сленг.

— По-твоему то, что ты вытолкнул меня голой на сцену, не повод расстаться? — поднимаю брови и снова отворачиваю его лицо, которое ко мне тянется. Сколько можно? — Или, может быть, твои пьянки. Или твои измены?

Да, да, он спал с другими, ну так говорили. И судя по его побледневшему, виноватому лицу, говорили правду.

Почему я не закончила все сразу, как узнала? Хороший вопрос. И ответ на него слишком сложный и долгий, чтобы думать сейчас, лучше оттолкнуть этого придурка, что нависает надо мной и прижимается все ближе.

— Отвали, — уже яростно прикрикнула я и наступила ему на пальцы ног.

— Ладно, — примирительно говорит он и поднимает руки, морщась от боли. Злорадство — это плохо, но и я не святая. Внутренне улыбаюсь.

— Виноват, признаю. Но, Аня… Это бизнес…

— Ты повторяешься. Если бы ты еще в Москве сказал…

— И лишиться солистки? — спрашивает так, словно это я сморозила глупость. — Ты меня за идиота не принимай.

— И все равно я не буду с тобой спать, — насупилась я и, подтянув на плече сумку, направилась в сторону выхода. Не пройдя и пары шагов, слышу звучный смех.

Ну что еще?

— Ох, да не смеши меня, бревно и то более подвижно. Оставайся монашкой и дальше. Вспоминай своего врача, раз тебе так хочется. Но, Аня, — его тон голоса резко меняется, и мурашки пробегают стрелой по спине. - Ты мне должна.

Конец 47 главы. Глава 48

(Предыдущие Глава 1, Глава 2, Глава 3, Глава 4, Глава 5, Глава 6, Глава 7, Глава 8, Глава 9, Глава 10, Глава 11, Глава 12, Глава 13, Глава 14, Глава 15, Глава 16, Глава 17, Глава 18, Глава 19, Глава 20, Глава 21, Глава 22, Глава 23, Глава 24, Глава 25, Глава 26, Глава 27, Глава 28, Глава 29, Глава 30, Глава 31, Глава 32, Глава 33, Глава 34, Глава 35, Глава 36, Глава 37, Глава 38, Глава 39, Глава 40, Глава 41, Глава 42, Глава 43, Глава 44, Глава 45, Глава 46)