Найти тему

— А что мне останавливаться? — сел он и провел двумя руками по волосам. — Вам Анечка моя надоест, а я подберу. И успокою...

Глава 24. Рома

Бывают моменты, когда жо... Полная. Беспросветная.

Если еще недавно меня буквально распирало от гордости за свой поступок в сентябре. Ну классно же. Пересадил сердце. Дал возможность продлить жизнь ребенку. Теперь же я думаю, а не выпендривался ли я перед Аней? А зачем я вообще в это полез? И ладно бы сам. Так ведь, все за мной полезли. Согласились. Улыбались.

А теперь хором говорят, что я привел неопровержимые аргументы. Вынудил практически. Я их вынудил! А теперь вокруг меня одни пони с волшебными рогами, а я... И следствие ведется. Лицензия может улететь просто в трубу. Только и останется, что преподавать в медицинском вузе.

Вот Аня-то обрадуется тому, что меня студенточки облепят. Молодые. Горячие.

Но Ане все равно нет равных. И, конечно, то, что ее сделали солисткой в спектакле, показатель. Хороший, такой жирный показатель. Такой же жирный, как волосы Афанасьева, что медленно ко мне приближался. Или это гель? В этом свете фонарей непонятно, а еще снег опять идет. В этом году что-то частое явление.

Спрашивать про волосы не стал, только поздоровался за руку.

— А ты на Анюту нашу посмотреть пришел, — нашу?

— Костюм у нее, конечно, закачаешься, — пихнул он меня в бок. — Не видел?

— Олег, закрой рот, пока в него не залетела моя пятка.

— Мужчины, — наигранно обиделся Афанасьев и закатил глаза. — И что только в тебе Аня нашла?

Мы уже прошли пост охраны и поднимались, судя по всему, на второй этаж. Здесь было красиво. Резные панели, лепнины на потолке, и, конечно, настенная живопись. Практически театр. Явно и отделка стен еще советского типа. Качественная. Не то что сейчас делают. Налепили с девизом из мультика: «И так сойдет!», а после них хоть потоп.

— Вот не надо. Анечка должна ценить тонкую душевную организацию

— Афанасьев, по-хорошему прошу, — перебил я его и остановил перед дверью актового зала, с высоты своего роста заглядывая в глаза. — Оставь Аню в покое. Не в твои теплые края эта птичка летает.

— Да мне-то что? — пожал он плечами и мерзко ухмыльнулся. — Там и без меня операторов жарких стран хватает.

Он еще что-то зудел мне на ухо, но только один взгляд на сцену, где сидела на краю она, и мозг просто отключился. Включились эмоции. И назвать их мужскими язык ведь не повернется. В них не было ничего хорошего. Ревность зверем ревела внутри от того, что рядом с Аней сидел Веселов. Непозволительно близко. На блондинку рядом я почти не смотрел.

Зверь внутри стал когтями рвать диафрагму, когда этот молокосос, заметив мой взгляд, тут же прижался губами к шее моей девочки. Моей!

Порвать. Загрызть. Аня дернулась и посмотрела на Веселова, как на сумасшедшего, вскричав при этом:

— Ты идиот?!

Было уже поздно. Зверь встал на дыбы, готовый убивать.

Заиграла музыка.

Но даже она не перекрыла голос Афанасьева, расписывающего мне действие на сцене. Как будто я сам не видел, что там происходит.

И одна часть меня понимала, что сейчас, когда пред-генеральный прогон в самом разгаре, остановить это нельзя. Другая же требовала все прекратить и задать Ане вопрос: «какого черта она это терпит?».

— А вот сейчас он ее поцелует.

На это я смотреть не собирался. Сорвался с места, словно гонимый тем самым зверем. Вниз. К машине.

Педаль в пол и газ до отказа. Подальше от этого рвущего внутренности чувства. Подальше от последствий, потому что вот сейчас хотелось убивать, рвать на куски и орать в лицо каждому: Моя! Она моя!

Уехал недалеко. Остановился, отдышался, лбом касаясь прохладной кожи на руле. Зверь не давал мне покоя, требовал выплеснуть наружу гнев и злость. Я должен был ему сопротивляться, должен был уехать домой, дождаться, когда увижу покаянный взгляд Ани, но не смог.

Пришлось пойти на поводу у эмоций, выжать сцепление, включить первую передачу, поворотник и выехать на проезжую часть. Когда, спустя несколько минут, просвистев шинами по асфальту, вернулся к Академии, то спрятал машину в тени здания, туда, где не попадал желтый свет от уличных высоких фонарей. Там и притаился.

Затаился и долго смотрел за двустворчатой тяжелой дверью, из которой то и дело выходили люди, уже сменившие тяжелые зимние одежды на весенние. И вообще, на улице, несмотря на ранний март, ощущалось приближение лета. Снег лежал лишь тонким слоем, а из-за намечавшегося дождя скоро не станет и его.

Везде тепло, только во мне словно вымерла земля и превратилась в ледяную пустыню.

Из дверей вышла девчонка в светлой курточке. Не Аня. Та скорее всего уже рванула на такси домой. Но даже не она меня сейчас волновала.

Веселов.

Нет гарантий, что он еще не ушел домой, но мне повезло. Хлыщ вышел с блондинкой спустя пятнадцать минут моего здесь пребывания. Его подружка держалась рядом, но не касалась его. Странно.

Хотя она вроде нормальная. В свое время таких в клубе и встречал. Без претензий на долгосрочные отношения.

И чего в таком случае он к Ане прикопался. Впрочем, понятно, чего. Эта выглядела дешево, в Ане же был свой класс.

Это как сравнивать бижутерию с настоящими камушками.

— Ну что, ко мне? — осторожно спросила девушка, стараясь держаться на расстоянии.

— Сегодня так и быть отдохни, — как с барского плеча кинул Веселов. — Мне подумать надо.

— Артур, а когда…

— Как только Аня будет со мной, сколько можно повторять, — рыкнул он на девушку, которая тут же съежилась. — Тем более, ты плохо стараешься. Она почти меня не ревнует.

Было видно, что блондинке хочется что-то сказать, но она усиленно сжимала губы и сдерживалась. Шантаж? Но чем?

— Наверное, тебе все-таки хочется, чтобы свет увидел ваши, — он сделал паузу и вкрадчиво пропел, — семейные фотографии.

— Нет, конечно, нет, — испуганно залепетала она и тут же что-то вытянула из кармана. — Вот. Ты просил.

Она подала ему небольшую пачку денег.

— Вот и умница. Папаше привет передавай, — усмехнулся он, засовывая деньги в карман кожаного черного пальто и поднял брови. Мол, чего еще стоишь?

Блондинка понятливо кивнула, натянула капюшон и тут же скрылась в темноте вечерней Москвы.

Вот оно что. Кажется, пацан забыл, что рабство в России отменили в 1861 году. Появился еще один повод почесать ноги и кулаки.

Я предвкушающе улыбнулся.

Веселов остался один, осмотрелся, набрал сообщение в смартфон и сделал шаг в сторону остановки, а потом вдруг повалился на тротуар, выложенный плиткой. Не вдруг, конечно, а из-за моего удара.

Не по ногам же его бить.

— А, — усмехнулся он, приподнимаясь на локте и насмешливо меня осматривая.

— Доктор Сладкий. Вы еще и деретесь. Вот Анька-то обрадуется.

— Ты! — отрезал я. — Даже не понимаешь, когда нужно остановиться.

— А что мне останавливаться? — сел он и провел двумя руками по волосам. — Вам Анечка моя надоест, а я подберу. И успокою...

Перед глазами мигом вспыхнуло красное пламя ярости. Еще один удар пришелся по челюсти. Послышался хруст и нечеловеческий стон боли.

— Ты в курсе, что тебе больше кальция пить надо, — заметил я, обходя его кругом. — Кости не будут хрустеть. Да не делай такую рожу. Смешно же. Аню тронешь, буду ломать не челюсть, а руки и ноги. Далеко ты потом не утанцуешь.

— Вы вроде врач, вам положено заботься о здоровье.

— А еще я мужчина. Аня моя, запомни это, — рыкнул я ему в лицо и снова двинул по челюсти, а затем поднялся и, смахнув невидимые пылинки с дубленки, отправился до ближайшего магазина.

Хотелось выпить. Лучше напиться.

Я шел пешком, оставив машину у Академии.

До дома было примерно минут тридцать ходьбы. И пока двигался по тротуару, слепо наблюдая, как меня обтекает разношерстная толпа, делал обжигающий глоток за глотком. Это все зверь. Он продолжал рвать меня на части. И пара ударов не утихомирили его. Все бесполезно. Можно бить. Можно кричать, но Аня так и будет обниматься с ним. Так и будет целовать его в финале. А потом и правда...

Может и правда пора заканчивать. Скажу ей прямо сейчас. Только немного посмотрю, как она моет посуду на кухне, так и не сменив прическу. Посмотрю, как она притоптывает под музыку.

Невероятная. Шикарная. Моя. Посмотрю, как она широко открывает голубые глазища, заметив меня, пьяного с бутылкой на половину выпитого Джек Дениелса.

Надо и правда кончать с этими отношениями на грани зависимости.

Я отставил бутылку со стуком на стеклянный столик возле окна, за которым лил первый весенний дождь и сделал шаг к испуганной Птичке. Она прижалась к холодильнику, возле которого и стояла уже одетая в привычный домашний костюм.

Светлые, шелковые брючки и маечку. Но это быстро исправить.

— Рома…?

— Тебе нравится погрубее? Сейчас устроим.

Конец 24 главы. Глава 25

(Предыдущие Глава 1, Глава 2, Глава 3, Глава 4, Глава 5, Глава 6, Глава 7, Глава 8, Глава 9, Глава 10, Глава 11, Глава 12, Глава 13, Глава 14, Глава 15, Глава 16, Глава 17, Глава 18, Глава 19, Глава 20, Глава 21, Глава 22, Глава 23)