Глава 9. Аня
В холле городской больницы, единственном месте встречи пациентов с родственниками, стоял невообразимый шум. Здесь собирались больные со всех отделений, кроме инфекционного, чтобы поведать ужасающую истину о российской медицине: отвратительное, пресное меню, невнимательный персонал, невообразимо ранние процедуры, долгие часы безделья и скучные соседи.
Я только фыркнула на всё это. Особенно меня позабавило: отказ медсестры продемонстрировать грудь, а ведь его – худого паренька в чёрной футболке с изображением известного рэпера – это мигом бы поставило на ноги. Наверное, упоминать, что он усиленно махал руками, показывая размер бюста, не стоит.
Все эти возмущения, за редким исключением, я слушала краем уха, когда, спустившись из своего тихого отделения невольно замерла, окунувшись в океан из голосов.
Сделав глубокий вдох, я по привычке абстрагировалась от внешнего шума, и, перекинув косу за спину, поспешила к своей матери – Маргарите Синицыной.
Весь разговор с матерью я не могла выкинуть из головы слова Надежды.
Меня очень задевало, что уже второй человек упоминает мою наивность. Я всегда была тверда в своих принципах, но в действительности ещё просто не встретила человека, способного ввести меня в искушение.
До вчерашнего дня.
Сейчас такой человек был. Но я не отдалась ему на милость, показав себя сильной, способной противостоять опытному привлекательному соблазнителю.
А не вру ли я?
Стыдясь, я понимала, что всего секунда отделяла меня от падения в эту пропасть удовольствия и, чёрт возьми, как же хотелось туда окунуться.
Но хотела, до одури, до онемения в пальцах.
– Аня, ты меня слушаешь? – мама щёлкнула пальцами перед моим лицом.
– Прости, задумалась. Я слышала, что начальник хочет тебя повысить. Верно? – неловко спросила я, виновато вжав голову в плечи.
– Правильно, – улыбнулась мама, и погладила мою ладонь в своей руке. Таким жестом демонстрировалось, что разговор действительно важен и ей нужно всё мое внимание. – Но повышение несёт за собой увеличение рабочих часов и командировки, – тем временем продолжала говорить она.
– Командировки? – удивилась я. – Я думала Олег Павлович не любит разъезды.
– Я же говорю, ты меня не слушала, – мягко пожурила мама. – Он и не любит, а вот его младший брат – Валерий Михайлович, очень даже. И в поездках ему нужна не фифа из отдела информации, – закатила она глаза, – а взрослая нелегкомысленная работница.
Тут я, наконец, выбралась из потока собственных грез и обратила пристальное внимание на мать.
Маргарита Синицына – мать троих детей, вдова госслужащего отличалась кротким нравом и скромностью в одежде. Она редко накладывала макияж, а в людях ценила в первую очередь красоту душевную, а не внешнюю.
«С лица воду не пить», – часто говорила она, и это была одна из причин, почему я не особо обращала внимания на свою внешность. В обычное время её можно было назвать вполне симпатичной женщиной, всё-таки потеря мужа и постоянная усталость сказывались на её когда-то блистательной внешности, но сегодня она выглядела… сногсшибательно.
Я оглядела со всех сторон новую стрижку, светлый брючный костюм, который подчеркивал женственную фигуру матери, но главное, как изменилось её лицо. Оно светилось.
– Ты подстриглась, – ошеломлённо прошептала я, перебив рассказ матери. Она прикоснулась кончиками пальцев свободной руки к мягким завиткам русых волос. Мать никогда не разрешала отрезать мне волосы, пока это не становилось неудобным. Также поступала и сама.
– Я уже думала ты совсем выпала из мира и не заметишь, – улыбнулась она и тряхнула короткими волосами до плеч, отчего они словно заискрились в ярко освещённом холле.
За окном уже темнело, хотя время приближалось только к семи.
– А когда говоришь к обязанностям приступил новый начальник? – как бы невзначай поинтересовалась я.
– Пару недель назад.
Я замерла от удивления, думая, как могла настолько долго не замечать таких разительных изменений с матерью. Это было даже обидно, словно от меня опять скрыли интересную тайну, которую громко обсуждали остальные девочки в коллективе.
Детский сад.
Конечно, главное, чтобы мама была счастлива, тем более она заслужила это. Семь лет ходить под гнетом тирана, чтобы угодить которому порой нужно влезть на отвесную скалу собственной гордости.
Это не каждая женщина выдержит. А теперь она хоть мир посмотрит, пусть и в рамках нашей необъятной страны.
Фирма, в которой трудилась мама, занималась поставками грузовой техники. Её туда по знакомству приняли курьером на полставки. После смерти отца оказалось, что она умеет быть не только отличной матерью, женой и домохозяйкой. Спустя полгода её повысили до разносчицы кофе в огромном офисе с сотней сотрудников. Год спустя, когда старинный друг отца уволил шестую секретаршу, он взял Синицыну-старшую. И что было удивительно, остался ею доволен, в том смысле, что не бросался больше чашками и не штрафовал на половину зарплаты.
– Заместитель руководителя, а, как звучит?
– Мама, я так за тебя рада, – широко и искренне улыбнулась я, чувствуя вину за то, что так редко общалась с ней, зацикленная на себе и проблемах в коллективе.
Я крепко обняла маму и прижалась губами к надушенной щеке.
– Значит, у вас сегодня самолёт?
– Да, меня подвёз водитель шефа, Николай.
К моему удивлению, она слегка, почти незаметно, залилась краской.
Я сжала губы, скрывая рвущуюся улыбку. Если мама нашла не только работу, то это вдвойне хорошо. Носить траур по мужу в течение восьми лет, конечно, очень благопристойно, но по моему собственному мнению – перебор.
Хотя Марк с Кириллом очень гордились матерью, единственной верной женщиной в мире, как они считали.
– А Марк с Кирой придут?
– У них сборы назначили. Готовятся. Ты же понимаешь, как для них это важно.
Я знала, что даже будь у них свободное время, потрачено оно было бы не на поход сюда. Как ни печально, но пару лет назад братья резко отдалились от меня. Их было двое, общие интересы, друзья, а у меня…
У меня был балет. Ну и Веселов.
Только подумав о лучшем друге, я увидела его, околачивающегося возле входа.
Артур стоял, почесывая затылок, не имея намерений прервать наш разговор.
Одет он был как всегда, по молодёжному стильно. Коричневая кожаная куртка, светлые облегающие джинсы и черная водолазка, подчёркивающая его атлетическую фигуру.
На него заглядывались многие, но я не ощущала ни капли трепета от его внешности или касаний во время репетиций и выступлений.
Веселов стоял, покачиваясь на стопах, и держа в руках кулёк с моими любимыми жёлтыми яблоками. Помимо этого, ещё успевал перемигиваться с девушкой из кафетерия.
Очевидно, парень решил не рисковать улыбаться красивым пациенткам или их родственникам. Он был мнительным по любому поводу, если это касалось его здоровья. «Наше тело – храм», - часто говаривал он, с отвращением наблюдая за курящими или поглощающими фаст-фуд людьми.
Правда, это не мешало ему баловаться алкоголем.
Заметив, куда я обратила взор, он помахал рукой.
Мать проследила за моим взглядом и с печальной улыбкой вздохнула.
– И почему он тебе не нравится. Очень милый мальчик и тебя любит.
– Наверное, – пожала плечами я и махнула Артуру, чтобы не стоял как истукан, а подходил ближе.
До недавнего времени я часто размышляла о будущем и даже видела себя с ним в паре, но вчерашняя лавина чувств, накрывшая меня с головой, дала понять, что с ним точно ничего быть не может.
Ощущения, испытанные с Ромой, сродни возбуждению от выступления на сцене, а это вряд ли заменишь стандартным полонезом или полькой.
– Маргарита Александровна, вы просто очаровательны, – уже по привычке лебезил подошедший Веселов.
Женщина зарделась, когда дамский угодник умудрился поцеловать ей руку.
– Артур, ты не меняешься, – игриво рассмеялась мама, подтянула на плече новую сумку и встала. – Ну ладно. Доча, выздоравливай. Если что, я на телефоне.
Она ещё раз обняла меня и, махнув рукой, умчалась к новой работе и мужчине, который заставлял ее краснеть.
Я смотрела ей вслед, осознавая, что и в моей жизни появился такой человек. Не парень, а мужчина.
– Она вроде выглядела иначе, – задумчиво смотрел на выход Артур. – Любовник?
– Новая работа и…
– Понятно, любовник. Давно пора. И тебе пора, – проговорил Артур и повернулся.
Я задышала чаще от этих простых слов, но постаралась быстро взять себя в руки. Еще не хватало мне с Веселовым объясняться.
– Половая жизнь женщин Синицыных тебя не касается и не будет, – твёрдо заявила я, и тут же резко поднялась, рукой сграбастала Артура за куртку и усадила рядом с собой.
– Быстро. Подробно. Рассказывай. Как выступил, какие ошибки, насколько ужасна была Губанова, сколько было народу, и был ли представитель Академического театра? Ну!
Артур рассмеялся на эту вспышку требовательности у обычно мягкой меня и начал рассказывать о вчерашнем выступлении. Довольно подробно, из-за чего у меня погрустнело лицо и на глазах набежали слезы.
Мне было невыносимо знать, что я не была причастна к столь масштабному мероприятию.
В моём сознании мазками на картине проносились образы танцующих на сцене пар, в вихре которых – в самом центре – стояла бы я, подняв обе руки вверх и, выполняя тройной поворот с прыжком. И пары бы подхватили моё легкое тело и несли под бурные аплодисменты зрительного зала. Я бы широко улыбалась, несмотря на невыносимую боль в ногах и натруженных мышцах.
Но грусть о несбывшихся фантазиях резко пошла на убыль, словно река сменившая свое направление, когда Веселов сообщил, что режиссер Академического театра, сам Павлов Филипп, спрашивал о Синицыной.
– Ты не врешь?! – резко воскликнула я, вглядываясь в яркие янтарные глаза.
В Артуре действительно было что-то от кота. Теплый, нежный комочек шерсти, умиляющий сотни девичьих, беспечных сердец. Ласковый с виду, опасный хищник внутри. Подспудную угрозу, исходящую от Артура, я скорее чувствовала, чем видела в живую, потому что со мной он всегда был приветливым и предупредительным.
Вместе мы занимались, потом выступали почти на всех городских мероприятиях. Когда же меня выделили в группе, то совершенно естественным стало то, что и он – будучи моим постоянным партнером – поднялся на одну ступеньку, опережая других танцоров.
– Не врешь, – успокоилась я, когда увидела его серьезное лицо. Еще одной прелестью наших отношений была сквозящая во всем честность. Я могла распознать ложь у всех, кроме Артура – он просто не умел врать, да и не пытался.
– Да, – радостно кивнул Артур, глазами лаская моё лицо. – В общем, он посочувствовал тому, что ты в больнице, и признался, что изначально появился в вузе посмотреть на известную в московском балете птичку.
Я зарделась и прижала руки к горящим щекам.
- Детка, ты уже прославилась, – в конце подмигнул Артур и сжал мои ладони в своих руках.
Я не обратила внимания на этот собственнический жест, будучи во власти всколыхнувшегося восторга, который куполом накрыл моё существо, отрезая от внешнего мира.
Я закусила губу от удовольствия и прикрыла глаза, выдыхая часто и громко. Слова Артура перекрыли все недавно испытанное. Отчаянье. Боль.
В этот миг я была готова парить над бренным миром, чтобы громко разнести весть про до краев наполненной чаше счастья.
Я восторженно улыбнулась и распахнула глаза.
Но в этом миг увидела Артура и опешила.
На секунду мне показалось, что его привлекательное лицо превратилось в хищную маску, а улыбка в оскал.
Я почувствовала мучительный холод и страх, пронзившие меня, словно рядом со мной сидел не лучший друг, а оборотень из страшной сказки.
Я перестала улыбаться, чувствуя себя не в своих пуантах, и мягко, но настойчиво отняла руки.
– Все нормально? – в полном недоумении спросил Артур.
Я кивнула и натянуто, словно марионетка, улыбнулась.
– Я без тебя скучаю, – неожиданно придвинулся он ближе, и я рассмеялась, чтобы свести в шутку очередной намёк на отношения.
– Вот сейчас точно врёшь! Когда тебе было скучать?
– Время на мысли о тебе я всегда найду, – облизнул он губы, и потянулся к моему запястью.
– А как же Танька? – охладила я его пыл, скрестив руки на груди и взглянув высокомерно и пронзительно. – И её деми-плие*?
Артур только фыркнул на эту показательную неправдоподобную ревность.
– Кстати, о Губановой, – он причмокнул губами, и я снова заулыбалась над этой своеобразной пародией на его нынешнюю партнершу. Это сняло часть напряжения, и я с интересом наблюдала, как друг роется в своей белой найковской сумке.
Спустя полминуты он достал помятый сложенный вдвое картонный лист с большим бантом из лент на лицевой стороне.
– Открытка, – торжественно, словно на вручении аттестатов изрёк Артур.
– Мне? – подозрительно покосилась я на предмет в его руках, как на резиновую гремучую змею. Умом-то вроде понимаешь, что игрушка, но от этого не становится менее мерзко. – От кого?
– От девчонок, само собой. Они горячо желают тебе выздоровления, – с легкой усмешкой на губах и совершенно нечитаемым взглядом проговорил Артур, протягивая открытку.
Я скептически выгнула брови и фыркнула, хотя желание рассмеяться в голос было огромным.
Меня, единственную бюджетницу, априори недолюбливали, а уж после распределения ролей для первого студенческого мероприятия и вовсе стали выказывать недовольство.
Но если в балетной школе девочки старались побольнее задеть меня, а порой и напакостить, спрятав пуанты и облив моё платье для выступления, то здесь все просто объявили бойкот.
Не то, чтобы меня это задевало или беспокоило. Я привыкла к одиночеству. Но при поступлении я очень надеялась обнаружить хоть одну подругу или друга, с которым можно попросту поговорить или сходить на прогулку. Хоть кого-то.
Ошиблась.
Когда я бегло просмотрела открытку с самыми шаблонными словами о выздоровлении и счастье, то отметила, как часто употребляется слово глубокоуважаемая.
Это могло означать только одно…
– Могу поспорить, что вместо пожеланий, они бы с удовольствием настрочили глубочайшие соболезнования о моей внезапной кончине.
Артур заливисто расхохотался, отчего пару человек, сидящие рядом, дёрнулись, а я нахмурилась сильнее. Порой он в силу своей излишней откровенности, забывал об элементарном такте.
– Не без этого, Синицына, врать не буду.
– Ты бы и не смог, – закрыла я открытку и резко всучила ее Артуру в руки, словно избавилась от грязной тряпки. – Ты слишком безыскусен, чтобы врать.
– Считаешь? – вдруг как-то нагло осклабился он, и меня передернуло. – То есть, вместо того, чтобы прямо говорить тебе, что я хочу быть с тобою, мне нужно читать тебе сонеты Шекспира? Соблазнять, вешать лапшу на уши?
– Я поняла. Деликатность не твой метод, – отвернулась я, не в силах смотреть на это красивое лицо. Кажется, наша дружественная встреча затянулась, и уже не доставляла былого удовольствия.
Слова Артура сильно напомнили другой, очень похожий разговор. Но если в тот момент я трепетала и готова была отдаться на милость взрослому мужчине, то сейчас испытывала лишь усталость и тошноту.
Я вскользь на него взглянула и не без опаски подметила, что он сел так же ровно, как и я. Только ближе.
Даже сложил руки на груди, но чуть надвинулся, окутывая мускусным облаком.
Давно же просила сменить одеколон.
О, как я тогда хотела откликнуться на его чувства взаимностью! Даже поцеловала. Но эти его настырные ласки не вызвали ничего, кроме щекотки, и я рассмеялась, тем самым смертельно его обидев.
Отношения с ним сделали бы мою жизнь еще на пару пунктов проще, но я не зря выбрала столь сложную профессию: до стертых в кровь пальцев, до адской боли в мышцах.
Артур был слишком прост и последующий его страстный шёпот вызвал лишь острый дискомфорт и неприятие.
– Мне нужна только одна девушка, самая чувственная, самая желанная, фантастически изящная.
– Ты кое-что забыл, – улыбнулась я и невольно прикрыла глаза, прекрасно зная, что он скажет дальше.
– Самая талантливая балерина, которая не просто уповает на судьбу, а ногами выколачивает себе место в бескрайнем ряду невзрачных танцовщиц.
Лесть, но от нее в сердце словно раскрывался подснежник, нагретый светом тщеславия.
Жаркое дыхание Артура щекотало мне ухо, неизбежно вызывая смех и легкие отголоски возбуждения.
Правда, сам Артур к ним не имел ни малейшего отношения.
Испытанные вчера эмоции от заведомо неправильной близости Ромы, заняли особое место в моём сознании и сердце.
Ничего удивительного, что я буквально почувствовала его присутствие, втянула носом его легкий цитрусовый запах, смешанный с древесной ноткой, и услышала низкий, вызывающий жар голос.
– Синицына! Анна Владимировна!
Я поморщилась от этого грубого выкрика, но открыла глаза, только когда Артур пихнул меня вбок.
Передо мной, словно грозовая туча, высился Рома. Его лицо было влажным и сердитым, а с волос капала воды.
Чтобы хоть немного отвоевать себе свободы от внезапно обрушившихся на меня эмоций, я бросила взгляд на выход, где за стеклянной дверью шел неустанный ливень.
Когда я, судорожно вздохнув, посмотрела в потемневшие, как вечернее небо глаза, то поняла, что от его близости восторг захлестнул меня с головой. Он не ушел из моей жизни навсегда. Он был рядом.
Чувствуя себя совершенно счастливой, я бесстыдно улыбнулась.
Рома резко отпрянул и заморгал, ошарашенный подобной реакцией на свой гнев, но быстро взял себя в руки и прошипел, приближая лицо.
– Ты время видела?
– Около семи, – нахмурилась я, не понимая совершенно, к чему он ведет.
– Уже семь, – рявкнул Рома, а ноздри его раздувались, как у быка перед рывком к тореадору. Я сжала колени, чувствуя, как по телу прокатываются волны предвкушения, смешанного со страхом. Опасное сочетание. Рома напоминал сейчас мелодию Дженкинса «Танго смерти». И я ощутила себя кружащей в этом вихре музыки, словно будучи совершенно обнаженной.
Он заметил мою реакцию, в напряжении сжал кулаки. Похоже, что его хваленный контроль уплывал на парусах запаха возбужденной женщины, и он был готов забыть о толпе и броситься на меня.
– Вообще-то еще только без пяти, – вдруг раздался сбоку абсолютно недоумённый голос Артура. Он словно ворвался в перетекающий поток мыслей и разорвал его надвое.
Я раздраженно на него посмотрела.
Ну что ты влезаешь!?
Его присутствие сейчас казалось лишним, как, впрочем, и всех в холле.
Я не видела Рому почти сутки, уже и не надеясь на новую встречу, поэтому не хотела отвлекаться на посторонние ненужные разговоры. Зачем? Здесь же я и он, и судя по убийственному выражению лица – он ревновал.
О, коварное женское тщеславие!
Мне так хотелось сыграть на этом. Заставить Рому изнывать от желания и ревности.
– Охранник – Дмитрий Борисыч не любит, когда приходится закрывать дверь ровно в семь, – проворчал Рома, лишь бросив мимолетный взгляд на удивленного юнца.
Мы все разом посмотрели на упомянутого стража порядка. Неказистый мужчина с залысинами и дряблой кожей, как ни в чем не бывало – словно он не должен через уже четыре минуты выгонять всех посетителей из больницы – грыз кончик простого карандаша и смотрел в газету. Судя по всему, кроссворд его занимал больше работы.
Я хихикнула, словно маленькая довольная девочка.
Мужчины резко обратили на меня взор, Артур удивленный, а Рома раздражённый.
Я поняла, что нужно уже как-то прояснить ситуацию и встала. Повернувшись к Артуру лицом, я закрыла своим небольшим телом Романа – попыталась. Все мои чувства обострились от тесной близости с пышущим гневом мужчиной.
Хотелось ещё ближе.
– Роман Алексеевич прав. Уже поздно. У меня процедуры. А тебе тоже пора заниматься, – быстро проговорила я, с восторгом обдумывая предстоящие «процедуры» с Романом.
– Смотрю, Роман Алексеевич, – процедил Артур сквозь зубы, – весьма заботливый врач. Он ко всем так трепетно относится, или здесь существует особая привязанность?
– Я с особым удовольствием вышвырну тебя за дверь, если ты сам не исчезнешь, – отодвинув меня в сторону, не менее жёстко сказал Рома.
Я невольно сравнила двух мужчин, одного из которых желала я, и, как оказалось, получала полную взаимность, а другого давно и надежно оставила во френдзоне. Артур был похож на домашнего кота, хоть и хищника, но мелкого, а Рома, кроме того, что был выше моего друга, походил на ягуара.
Стремительного и завораживающе опасного.
Когда лицо Артура потемнело от злобы, а Рома сделал шаг вперед, их конфликт прервал охранник, очевидно догрызший, наконец, свой карандаш.
– Посетители на выход. Посетители на выход! Время посещения закончилось.
Я снова втиснулась между двумя мужчинами, приподнялась на цыпочках, чтобы поцеловать Артура в щеку, чем вызвала откровенный рык Романа.
Ну, не специально же.
– Спасибо, что зашел. Меня завтра уже выпишут, так что…
– Завтра? – переводил Артур взгляд с меня на Рому и обратно. В его голосе стала прослеживать ехидная нотка. – А разве после аппендикса не семь дней лежат?
– Мне делали, эту… – я обернулась на Рому, который не сводил предостерегающего взгляда с Артура.
– Эндоскопическую аппендэктомию.
Я неловко улыбнулась, посмотрела на Артура и развела руками.
– Вот эту эндо.... Ты понял.
– Бесплатно? – съехидничал Артур, не сходивший с места, словно врос в мрамор холла.
Люди начали расходиться. Провожавшие и посетители обтекали участников немой сцены, как потоки воды неподвижные камни. Кое-кто поглядывал на нас, но в основном люди спешили выйти на улицу и добраться до дома. Я только порадовалась, что мне не придется идти под ливень, потому что на дождь я любила только смотреть.
– Это в рамках помощи студентам Москвы, – отчеканила я и чуть толкнула ягодицами ноги Ромы. Он без слов все понял, еще раз хлестнул хищным взглядом Артура. Схватив меня за запястье, словно помечая свою территорию, потащил к лифтам.
Я кожей чувствовала взгляд Артура, но все моё внимание было поглощено напряженной влажной шеей. По коже все еще скатывались капельки, падающие с мокрых, от пойманного дождя, волос. Сейчас они казались темными, под стать его настроению.
Я усиленно держала себя в руках, чтобы не слизать эти капли, которым позволено так тесно касаться кожи моего Ромы.
Нельзя так думать. Он не может быть моим.
Но он ревновал.
Только почему я не думаю также о Веселове?
Я попыталась освободить сознание от неправильных мыслей. Даже попыталась выдернуть руку, когда увидела, что мы уже подходим к лифтам. Он только сильнее стиснул запястье, и я перестала дергаться. На мне и так будут синяки. Его клеймо. Одно это сводило судорогой низ живота.
Я прикусила губу и засеменила быстрее, потому что Рома резко увлек меня от лифтов, возле которых собралась порядочная толпа.
Людям, порой, и пару этажей пройти тяжело. Мне нет.
– Я могу и по лестнице.
– Замолчи, – угрожающе прошипел он, и я обратила внимание, как ходят желваки на его скулах, как быстро бьется жилка на шее. Его тело было напряжено, и поступь была резкой, как сильные доли в музыке.
Я должна была испугаться, все его поведение было рассчитано на это. Но мне не было страшно. Только острое возбуждение пронизывало тело до самого сердца, которое так часто билось. Я даже не вскрикнула от испуга, когда он внезапно рванул меня в сторону и припёр к стене.
Я осмотрелась и поняла, что мы в какой-то странной затемненной нише. Я попыталась выглянуть из-за плеча Ромы, но он загораживал мне даже свет, нависая, подавляя, сводя с ума.
Я, сглотнув, облизала губы и, наконец, решилась взглянуть в его бушующие гневом глаза. По его лицу казалось, ему хочется разорвать либо меня, либо то, что на мне.
– Ро….. ман Алексеевич, – дрожащий голос выдавал моё острое возбуждение и страх. Но страх был не перед ним, а перед собой. Я боялась, что прямо сейчас начну буквально валяться у него в ногах, чтобы он погасил тот жар, что разгорелся в моём теле.
Голова кружилась, и я прижалась затылком к прохладной стене, лаская взглядом мужское, словно высеченное из камня, лицо.
Он вдруг сделал резкое движение рукой, так, что я вздрогнула. Он прикрыл глаза, что-то проворчал и прижался лбом к моему, чтобы прорычать:
– Маленькая негодяйка.
Я тихо рассмеялась на такое откровенное проявление слабости по отношению ко мне.
– Вы ревнуете, – констатировала я факт.
– Раньше даже не знал, что умею, – после этих тихих слов, он резко отпрянул. Ему не понравилось подобное признание, вырвавшееся невольно. Взгляд стал просто колючим.
– Ты говорила, у вас ничего нет.
– Так и есть, – еле слышно прошептала я, чувствуя, что сейчас в голос закричу от полноты чувств.
– Тогда какого же х*ра, Аня, – я ошеломленно посмотрела на него, услышав свое имя. – Он так тесно прижимался к тебе?
– Поцелуйте меня, – захныкала я, уже не в силах сдерживать мольбы о ласке. Чего ради он вообще заговорил про Артура? Разве он не видит, что только его я жажду почувствовать, что только он причина моих порочных снов?
Мои ладони легли ему на грудь, скрытую плащевой тканью куртки.
– Он ничего не значит. Только вы. Только ты.
Его глаза прищурились в поисках лжи на моём лице.
– Какая же ты сладкая, – прошептал он и стал собирать испарину с моей шеи губами и языком. Мои пальцы вплетались в его влажные волосы, сжимали и оттягивали.
– Скучала по мне? – проронил он, с трудом оторвавшись от моих губ. Его выражение лица было совершенно нейтральным, с легким оттенком издёвки, словно он не хотел только что свернуть мне шею.
По его крепкому телу пробегала слабая дрожь, и я задним умом понимала, что это из-за близости моего тела. Это невольно возвысило меня на небеса, где все радостно рукоплескали моему безмерному тщеславию.
– Знаю же, что скучала, – продолжал Рома, а я кусала губы, размышляя над ответом.
На языке я чувствовала вкус его кожи, на теле остались следы его ревностного пыла, а в сердце стало слишком тесно для кого-то кроме него. Тем не менее, я подняла ресницы и произнесла со всем достоинством, что во мне еще осталось, учитывая молитвы о грехе.
– Не скажу.
Он рассмеялся негромко, но искренне и гортанно. Кивнул, подтверждая моё право на остатки гордости.
– Маленькая неприступная птичка. Как новый врач?
– Ну, вполне, – пожала я плечами, гибкими пальцами поглаживая его влажные волосы и обрисовывая скулы на лице. Я вспомнила о том, какими резкими были движения рук у женщин, осматривающих меня, и склонила голову набок, рассматривая наглое лицо своего сладкого доктора. – Меня никто не лапал, если вы об этом. Ни Нина Валентиновна, ни медсестра. Не помню ее имени.
– Еще бы, – дерзко усмехнулся он. – Ты вручила на это право лишь мне.
– Это когда же? – вскинула я брови. – Вам привиделось?
В этот момент я вспыхнула, вспоминая о своих ночных грёзах. Таких бесстыдных, но таких волнующе прекрасных.
Он оскалился и уже открыл рот, чтобы поразить меня очевидно остроумным ответом, но его прервал короткий звон. Подобный бывает, когда приезжает на этаж лифт.
Рома мягко потянул меня на свет, и я неожиданно заморгала, ослепленная яркостью ламп.
Мы действительно были возле лифта, только двери в пару раз больше, чем у пассажирского в нескольких метрах отсюда. Я огляделась и вспомнила, что именно в этом коридоре устроила истерику по поводу своей операции.
– Приёмное отделение? – поняла я.
– Оно, – подтвердил Роман, и в эту же секунду разъехались двери лифта. В узком, длинном помещении находились двое мужчин в форме санитаров и медсестра – они приветственно кивнули и стали выходить. За их спинами оказался еще один темноволосый молодой врач. Судя по усмешке, обращённой к Роме, его приятель.
Он тут же перевел взгляд на меня и когда выходил, подмигнул.
Остальные уже ушли, а Рома и незнакомый врач с карими глазами в голубой форме тихо о чём-то переговаривались. После этого лицо хирурга помрачнело так, что на нём не осталось и тени недавнего сексуального возбуждения.
Вернулся профессионал готовый спасти очередную жизнь. И ведь не сказать, что он мне нравился меньше, чем горячий любовник. Просто такие крутые, как опасные повороты на гоночных трассах, смены настроения не могли не повергнуть в трепет.
Погруженная в свои мысли, я и не заметила, как мы с Романом вошли в металлическую кабину, где в гладкой поверхности стен отражалось два тела. Одно крупное, подавляющее, а другое хрупкое, вдохновляющее.
Рома с невидящим взором быстро развернулся и нажал на панели за своей спиной кнопку шестого этажа.
Я смотрела на напряженного, ушедшего в себя мужчину и сдерживала поток льющихся вопросов. Я даже переступила с ноги на ногу, напрягая плотно сжатые губы, чтобы не начать беспорядочно стрелять словами.
Вид Ромы давал ясно понять о том, что меньше всего ему сейчас хотелось объяснять что-либо.
Что-то произошло.
Это я поняла и по беглому разговору врачей, и по напряжённому лицу Ромы. Оно стало выглядеть старше и в уголках губ и глаз четко отметились мимические морщины. Это не портило общего впечатления от его привлекательности, но внушало некий подсознательный страх.
Наверное, впервые за два дня я осознала, насколько велика между нами разница в возрасте. Это должно было отпугнуть меня, дать понять, что его интерес ко мне лишь мимолётное увлечение.
Но было уже поздно. Излишне тревожно моё сердце билось при мысли о поцелуях этого мужчины, а тело робело от безудержной жажды вновь, хоть ненадолго оказаться в его властных руках. Хоть на миг!
Безумие.
– Ты в порядке? – внезапно бросил взгляд на меня Рома.
Я опешила. Неужели он догадался о моих мыслях? Неужели он понял, насколько меня опьяняет один только мужской запах, окруживший меня со всех сторон в этой тесной металлической коробке?
Он ждал ответа, выгнув бровь и наблюдая за тем, как живо сменялись эмоции на моём лице. Я залепетала:
– Я… в смысле? Мы? Или ты имеешь в виду меня, или мой живот… Что?
Рома целую секунду, показавшуюся мне вечностью, оглядывал моё лицо, а потом громко фыркнул. Его величавые плечи расслабились, как будто сгрузили пару мешков с картошкой, а морщины на бесстрастном лице расправились.
Он без слов привлёк меня к себе и накрыл мои губы в настойчивом, но нежном поцелуе.
Я упивалась этим мгновением, отвечая со всей возможной страстью, что заполняла до краев чашу моей влюблённости.
Поцелуй, уносивший меня на крыльях в дальние края экстаза, прервался до обидного быстро. Проход в дивный рай закрылся, и я окончательно вернулась на грешную землю.
– Я спросил про шрам, – со смехом пояснил Роман и сразу поспешно отошёл на другую сторону, потому что лифт уже миновал отметку пятого этажа. Что и правильно.
Застать хирурга в горячих объятиях молоденькой пациентки может и пикантно, но влекло за собой множество проблем.
– Просто, – начала оправдываться я и внезапно взвизгнула, прижавшись спиной к серебристой стенке в поисках опоры. Лифт резко затормозил, задрожал, словно кто-то, невзирая на предупреждение, дёрнул стоп-кран.
Я внимательно обвела взглядом кабину и наткнулась на кнопки, которые уже рассматривал Рома. Я не боялась закрытого пространства, но воздух был горячим и его оставалось всё меньше.
– Какого черта ты остановил лифт?
– Это не я. У меня операция через двадцать минут, – раздражённо сообщил он. – Я поэтому в выходной и сорвался.
В очередной раз, сменив страстность на хладнокровность, Рома стал жать кнопку вызова диспетчера.
– Ой, – пискнула я. – Мы застряли?
Рома быстро кивнул, но не повернулся и не постарался меня успокоить. Этого и не требовалось, но я опять поразилась его способности так быстро сменять один настрой на другой. Даже театральные декорации на сцене не сменялись столь стремительно.
***
Конец 9 главы. Глава 10
(Предыдущие Глава 1, Глава 2, Глава 3, Глава 4, Глава 5, Глава 6, Глава 7, Глава 8)
Подписывайтесь, чтобы не пропустить продолжение!