Это краткий пересказ серии из 8-ми статей, опубликованных автором на партнёрском канале «ТыжИсторик».
Формально эта серия была посвящена такому знаменательному событию, как Первый крестовой поход 1096-1099 гг. Однако, на самом деле главной задачей серии было демонстрация различия между историей как наукой, и историей как искусством, которая была проведена как раз на примере крестового похода.
Почему именно на этом примере?
Во-первых, этот крестовый поход довольно таки широко освещён в исторической научной и научно-популярной литературе. То есть, предмет достаточно изучен, и для домыслов вроде бы не должно уже остаться места.
Во-вторых, тема сама по себе интересная — можно даже сказать: резонансная. Согласитесь, не так уж часто в человеческой истории целые народы срывались с мест, чтобы всего-навсего вернуть себе Святые места. Обычно подобные пассионарии происходят в целях захвата ресурсов.
Манифест мета-истории
Так вот, для начала в 1-й серии излагается обоснование необходимости различать историю, как искусство — и историю, как науку.
Дело в том, что общепринятая история наукой как раз и не является. Произошло это по той причине, что историки, воссоздавая исторические картины по материальным и письменным свидетельствам прошлого, по сути занимаются созданием мозаичного полотна.
Однако, имея на руках просто набор, например, разноцветных камушков, можно создать какую угодно мозаику: хоть натюрморт, хоть комикс. Точно так же действуют и историки, интерпретируя набор известных им исторических фактов на своё собственное усмотрение. Однако, будучи при этом обыкновенными людьми, зачастую даже семейными, историки стараются создавать не просто рандомные интерпретации, а именно такие, за которые они смогут получить наибольшее количество денег. Поэтому историки — великолепные конъюнктурщики.
Другие же историки, которые занимаются наукой, изучают мозаичные интерпретации историков, которые занимаются искусством, и пытаются разгадать действительные цели заказчиков этих интерпретаций. Изучение целей, ради которых создаются мозаичные исторические картины, является мета-историей.
Поэтому история — это искусство, а мета-история — это наука.
Яркий пример
Одним из ярчайших эпизодов, демонстрирующих различие методов истории и мета-истории, является самое начало Первого крестового похода.
Как общепринято известно, старт событию был положен папой римским Урбаном II, в конце 1095 года на Клермонском соборе (собрании) призвавшим крестоносцев освободить от мусульман Иерусалим, в котором находится Гроб Господень. Причём причиной, по которой папа римский Урбан II объявил Первый крестовый поход, являлась умолительная просьба византийского императора Алексея I Комнина помочь ему отбиться от турок-сельджуков, которые вот-вот могли захватить Константинополь. Собственно, помощь византийцам как бы и была главной целью крестового похода, а освобождение Иерусалима было всего лишь его главным мотиватором.
Так вот, наш уважаемый читатель, если у него достаточно свободного времени, может самолично перечитать хоть все сотни известных книг о Первом крестовом походе, от Мишо до Рансимена и обратно — во всех них фигурирует один-единственный папа римский Урбан II, как инициатор крестового похода по просьбе императора Алексея I Комнина.
Однако, на самом деле в 1095 году в Риме было одновременно двое пап римских, которые при этом смертельно враждовали друг с другом. При этом ни один (!) историк Первого крестового похода про папу римского Климента III абсолютно не упоминает — и соответственно, тем самым освобождает себя от необходимости объяснения причин, по которым византийский император обратился за помощью именно к папе римскому Урбану II.
Как говорится: он историк, он так видит.
Причина императора
Папа римский Климент III был интронизирован (вступил в должность) в 1084 году — папа римский Урбан II принял сан на три года позже.
Папу римского Климента III поддерживал император Священной Римской империи германской нации, с которым у византийцев были ровные добрососедские отношения — союзниками же папы римского Урбана II были южноитальянские норманны, злейшие враги Византии.
Даже просто исходя из вышеперечисленного, сложно представить себе причину, по которой император Алексей I Комнин проигнорировал бы «дружественного» папу римского Климента III, и обратился бы за помощью к «враждебному» папе римскому Урбану II.
Однако, на самом деле причину не нужно ни искать, ни выдумывать.
Бес причины
Ещё одним ярким эпизодом, показывающим различие методов исторического искусства и исторической науки, является угроза Византии со стороны турок-сельджуков.
Эта угроза является вторым несомненным фактом Первого крестового похода в его общераспространённой интерпретации. Обоснованием для этого традиционно является сражение у Манцикерта, в котором турки-сельджуки разгромили византийскую армию, и даже пленили византийского императора Романа IV Диогена. При этом искусные историки стараются не акцентировать наше внимание на том, что сражение у Манцикерта произошло 25-26 августа 1071 года, то есть — за 24 года до начала Первого крестового похода.
И за эти 24 года, как говорится, много воды утекло: уже скончались и победитель Манцикерта сельджукский султан Алп-Арслан, и его приемник султан Малик, после чего в Сельджукском султанате началась гражданская война между сыновьями султана Малика.
Причём враждующие сельджукские фракции не только никак не угрожали Византии, но и, наоборот, искали союза у того самого византийского императора Алексея I Комнина.
Который, исходя из собственной выгоды, регулярно оказывал помощь различным сельджукским фракциям. Поэтому, даже если бы у византийского императора действительно не было бы альтернативы среди пап римских, он бы всё равно не обратился бы к ним за помощью против турок-сельджуков, так как конкретно в 1095 году у Византии с турками-сельджуками были ровные, обоюдовыгодные отношения.
Полгода не срок
Ещё одним примером творческой интерпретации историков является не упоминание того факта, что в 1096 году был не один, а два Первых крестовых походов. Из них первый Первый крестовый поход начался в марте месяце, так что его участники озимые ещё не собрали, а яровые уже не посеяли. Поэтому в этот первый Первый крестовый поход крестоносцы шли вместе со своими жёнами и детьми — иначе бы те гарантировано скончались от голода. Поэтому крестоносцы первого Первого крестового похода начали грабить окрестное население ещё в самом начале похода, то есть — собственно в Западной Европе. Когда же крестоносцы с боями добрались до Константинополя, византийцы быстренько переправили их вместе с их семьями на противоположный берег Босфора, где те вскоре были добиты уже турками-сельджуками.
Следующий же второй Первый крестовый поход начался по всем правилам военной науки — в августе месяце, когда закончились сельскохозяйственные работы, урожаи были собраны и посеяны, по причине чего крестоносцы уже могли не переживать за свои семьи, и отправились в свой поход без обузы в виде жён и детишек.
Фактически наличие двух разных Первых крестовых походов означает, что они были инициированы двумя независимыми, но достаточно влиятельными силами. Однако, наличие двух влиятельных сил, как и наличие двух одновременных пап римских, не укладывается в общепринятую мозаику Первого крестового похода, поэтому искусные историки предпочитают не объяснять нестыковки, а просто их игнорировать.
Ахль аль-Китаб
Следующей яркой демонстрацией искусства исторических мозаичников можно считать собственно главный исторический мотив Первого крестового похода: освобождение Гроба Господня.
Интуитивно никто никогда и не сомневался, что желание вернуть контроль над Святыми местами имело для крестоносцев огромную побудительную силу, особенно — в обстановке XI века, то есть в самый рассвет Средневековья. Однако, на самом деле творцами от истории намеренно скрываются несколько характерных нюансов.
Во-первых, католикам храмы Святых мест никогда и не принадлежали, так как все они были построены византийцами, а позже заняты мусульманами: турками-сельджуками и египтянами-фатимидами.
Во-вторых, в Коране упоминается пророк Иса, то есть Иисус Христос. Поэтому священные места, связанные с мусульманским пророком, отчасти также священны и для мусульман.
В третьих, на самом деле ислам категорически не считает христиан своим врагом: по исламскому канону, и христиане, и иудеи являются лю́дьми Писа́ния (ахль аль-китаб) — то есть теми, которым Свяще́нное Писа́ние было даровано раньше мусульман, но которые просто не сумели его правильно прочитать. Более того, в Священном Коране, в пятой суре «Аль-Маида» сказано буквально следующее:
Ты также непременно найдёшь, что ближе всех в любви к верующим являются те, которые говорят: «Мы — христиане».
Поэтому ни сельджуки, ни фатимиды в принципе не препятствовали христианам совершать паломничество к Святым местам. А в самом Иерусалиме даже существовала настоящая христианская автономия, расположенная примерно на четвертой части территории города. И, кстати сказать, некоторые из участников Первого крестового похода ещё до него совершали паломничество в Иерусалим, и благополучно возвращались обратно.
В общем, из религиозных побуждений пробиваться в Иерусалим силой оружия для крестоносцев не было никакой необходимости, так как они запросто могли это сделать (и делали!) без всякого боя.
Дикий Запад на диком Востоке
Ещё одной общепринятой побудительной силой для крестоносцев Первого похода являлась проблема «младших сыновей»: дескать, в средневековой Западной Европе феодалы старались не дробить свои земельные уделы, и всё отдавали в наследство старшему сыну. Таким образом, перед Первым крестовым походом среди западноевропейцев накопилась критическая масса безземельных дворянских отпрысков, для которых участие в походе против мусульман являлось единственной возможностью обрести собственные земли.
Отчасти эта ситуация напоминает освоение американского Дикого Запада в XIX веке, когда тысячи людей устремлялись застолбить огромные пустоши, не страшась ни грабителей, ни индейцев. Однако, на самом деле участники Первого крестового похода категорически отличались от пионеров Дикого Запада: крестоносцы в действительности принадлежали к элите Западной Европы, сами были либо старшими сыновьями западноевропейских королей, либо крупными землевладельцами. «Младшие» же «сыновья», которые разумеется также принимали участие в походе, в основном были наняты на это дело всё теми же «Старшими сыновьями». Но в созданной творческими историками исторической мозаике это разумеется не отражено.
Инцидент в Рамле
Непосредственный участник Первого крестового похода капеллан Раймунд Ажильский в своих воспоминаниях рассказал о некотором недоразумении, произошедшим в Рамле, в 30 километрах к западу от Иерусалима.
По версии Раймунда Ажильского, среди крестоносцев, которые находились буквально в шаге от своей вожделенной цели, внезапно началось обсуждение возможности смены направления похода: идти не на Иерусалим, а на Каир. После жарких споров было решено всё-таки идти туда, куда шли изначально.
Однако, анализ происшедшего наводит на мысль, что причиной возникновения этого спора как раз и была попытка со стороны руководителей Первого крестового похода провести рядовых крестоносцев мимо заявленной цели — Иерусалима — в сторону египетской столицы.
Только в таком случае сам инцидент обретает смысл: причём очевидно, что это был не какой-то там внезапный спор, а настоящий бунт.
Fossa Traiana
Если принять во внимание Рамлинский инцидент, то становится прозрачной и очевидной действительная цель Первого крестового похода: а именно Суэцкий канал Средневековья, так называемая «Траншея Трояна», которую основатель Багдада халиф аль-Мансур приказал засыпать песком в 767 году.
Этот канал несколько столетий до его уничтожения являлся самым быстрым морским путём в Индию.
Когда португальцу Васко да Гама в 1499 году удалось морским путём вокруг Африки привезти в Западную Европу товары из Индии, выручка от их реализации в 60 (шестьдесят) раз превысила понесённые затраты, что означает 5900% прибыли.
Очевидно, что ради таких дивидендов две самые мощные западноевропейские торговые корпорации — Венеция и Генуя — были готовы в 1096 году организовать каждая по одному крестовому походу с целью взятия под свой контроль такого важного и золотоносного торгового пути.
При этом вполне возможно, что в случае удачи предприятия, организованного папой римским Климентом III (то есть, мартовского похода 1096 года), именно он считался бы истинным папой римским, в отличие от антипапы Урбана II.
Во всяком случае, творческие историки всегда готовы сложить именно такую историческую мозаику, за которую будет заплачено больше всего денег.