Автор: Роман Коротенко
В предыдущей серии мы познакомились с утверждением, что существует как бы две истории — история как искусство, и история как наука.
Мы выяснили, что история как искусство становится искусством по той причине, что при изучении различных исторических событий и установлении взаимосвязей между ними историк волен из бесконечного количества вариаций самостоятельно выбирать наиболее значимые, на его взгляд, сочетания.
Таким образом, создавая нечто цельное из практического хаоса, историк становится творцом — точно так же, как становится творцом скульптор, создающий шедевры из подножной грязи.
Однако, при этом историк, будучи живым (а зачастую даже семейным) человеком, в своём творчестве вынужден придерживаться действующей на текущий момент конъюнктуре.
Другими словами, из хаоса исторических событий историк создаёт именно такие шедевры, которые наиболее востребованы и соответственно оплачиваются — а следовательно, экономически наиболее выгодны историку-творцу.
Конъюнктура — мать исторического искусства.
С другой стороны, существует история как наука.
История, которая как наука, отнюдь не исследует взаимосвязи между историческими событиями.
Она исследует ту объективную реальность, которая как раз и является причиной обнаружения историками взаимосвязей между историческими событиями.
Короче говоря, научная история исследует историческую конъюнктуру: выявляет те цели, ради которых историки-творцы собственно и создают свои шедевры.
Поэтому научную историю можно назвать мета-историей.
Для того, чтобы различие между историей-искусством и историей-наукой было бы нагляднее, мы начали рассматривать такое масштабное историческое событие, как Первый крестовый поход.
Почему именно его? Потому, что на этом примере факт творчества искусных историков становится достаточно контрастным, то есть наиболее заметным.
Дополненная историческая реальность
По общепринятой версии истории, Первый крестовый поход начался потому, что византийский император Алексей I Комнин в 1095 году обратился к папе римскому с мольбой о помощи, так как мусульмане в лице турок-сельджуков грозили захватить Константинополь, и тем самым уничтожить христианскую Византию.
Папа римский, сам будучи христианином, призвал всех западноевропейских рыцарей помочь византийцам в их борьбе — ну, в общем, после этого всё и завертелось.
При этом общепринятая история забывает уточнить, что в 1095 году в Риме был не один, а двое пап римских.
Из чего мета-историк последовательно сделает вывод, что историки-творцы сознательно «забыли» упоминать про второго папу, так как его наличие разрушает всю стройную картину Первого крестового похода в качестве произведения общепринятого исторического искусства.
Вкратце про пап
В XI веке — то есть примерно в то время, о котором идёт речь — христианство пережило несколько серьёзных кризисов.
Во-первых, в 1054 году папа Лев IX предал анафеме византийского патриарха Михаила Керулария, что считается началом Великого Раскола — разделения церкви на Католическую и Православную.
Во-вторых, в 1075 году папа Григорий VII назначил своего архиепископа Милана вместо того, которого назначил император Генрих IV, что считается началом так называемой «Борьбы за инвеституру».
Инвеститура — это назначение высшим по статусу лицом низшего.
Собственно из-за борьбы за право назначать архиепископа Милана между папой и императором развернулась настоящая война.
С одной стороны, может показаться, что в этом противостоянии правда была на стороне папы Григория VII — ведь император, назначая архиепископа, по сути вторгался в вертикаль духовной власти, на вершине которой находился именно папа.
Однако, с другой стороны, на тот момент архиепископ Милана обладал в городе всей полнотой власти, то есть — фактически был миланским губернатором.
И в таком случае, для императора Генриха IV возникал аналогичный вопрос: с какого такого перепугу папа римский назначает светскую местную власть в его империи?
Кстати, это миланское противоречие было разрешено только в 1162 году, когда император Фридрих Барбаросса захватил город и окончательно отделил, так сказать, зёрна от плевел, то есть — власть городскую от власти церковной.
Так вот, сразу же после начала «Борьбы за инвеституру» между папой и императором было установлено что-то вроде перемирия, однако в 1080 году противостояние обострилось, и тогда по инициативе императора были проведены выборы нового папы, которым был избран архиепископ Равенны под именем Климент III.
Разумеется, папа Григорий VII тут же предал анафеме папу Климента III, а заодно и императора.
В ответ император отправил войска на Рим, который ему удалось частично захватить в 1083 году.
Частично потому, что папа Григорий VII всё равно оставался в Риме, укрепившись в тамошнем замке Святого Ангела.
Несмотря на это обстоятельство Климент III весной 1084 года был торжественно интронизирован в Латеранском соборе — в том самом, где на тот момент находился папский трон.
В свою очередь папа Григорий VII призвал к себе на помощь норманнов из Южной Италии.
Узнав об их приближении, император и папа Климент III на всякий случай поспешили покинуть Рим.
Норманны своим приходом, конечно же, сняли осаду имперцев с замка Святого Ангела, однако с оказией подвергли Вечный город настолько жуткому разграблению, что пригласивший их папа Григорий VII также на всякий случай поспешил покинуть Рим, и никогда больше туда не возвращался.
На следующий год папа Григорий VII скончался, а его преемник папа Виктор III (Дезидерий) едва только успел приготовиться к интронизации в Латеранском дворце, как в Рим вернулся Климент III с имперцами, изгнал своего нового конкурента, и снова занял папский трон.
Виктор III скончался через два года после этого, и вот как раз его преемником стал Урбан II — тот самый, который в 1095 году инициировал Первый крестовый поход.
Так вот, конкретно в 1095 году понтифическая ситуация была в принципе стандартной, но как бы зеркальной: оба папы находились в Риме, только папа Климент III на этот раз держал оборону в замке Святого Ангела, а папа Урбан II — в Латеранском дворце.
Альтернатива Алексея (её отсутствие)
Если бы православный византийский император Алексей I Комнин действительно решил бы обратиться за помощью к католическому понтифику, то в 1095 году у него определённо был выбор: обратиться можно было либо к папе Клименту III, либо же к папе Урбану II.
Степень влияния каждого из этих пап на католический мир была примерно одинаковая — точнее, одинаково неопределённая.
При этом, кстати, на тот момент стаж Климента III на папском посту вдвое превышал стаж Урбана II, что как бы имело значение.
Но самое главное: папу Климента III поддерживал император Генрих IV, с которым у Алексея I Комнина были давние добрососедские отношения, что в условиях развитого феодализма как бы тоже имело значение.
А вот папу Урбана II по традиции поддерживали южноитальянские норманны — злейшие враги византийцев (об этом позже).
И с учётом данного обстоятельства получается, что у Алексея I Комнина практически не было альтернативы: за помощью он мог обратиться только к Клименту III.
И эта очевидность очень-очень мешала и мешает историкам-творцам.
Ведь если следовать конъюнктуре, то император Алексей I Комнин по сценарию должен был обратиться за помощью именно к папе Урбану II.
А это значит, что историкам-творцам необходимо было изыскать причину, по которой Алексей I Комнин пренебрёг бы поддержкой «дружественного» папы Климента III, и обратился за ней к «враждебному» папе Урбану II.
Судя по всему, найти такую причину оказалось слишком сложно, и тогда историки-творцы поступили совсем просто: они вообще умолчали про папу Климента III.
Ход получился эффективный: действительно, кто из простолюдинов помнит, сколько на самом деле пап римских было в Риме в 1095 году?
Зато теперь, по новому раскладу, если бы византийский император захотел обратиться за помощью к папе римскому, то выбора у него вообще не было бы: однозначно только к Урбану II.
Собственно, что и требовалось доказать, не так ли?
Однако следующая загадка
И вот теперь, когда мы немножко разобрались с загадкой двух пап, настало время для следующей загадки Первого крестового похода: а зачем византийскому императору надо было обращаться к папе римскому за помощью против турок-сельджуков, если на тот момент для византийцев их отношения с турками-сельджуками были ну просто великолепными?
И здесь мы сталкиваемся с ещё одной творческой манипуляцией историков-творцов.
Если обычный среднестатистический человек по какой-то причине заинтересуется византийско-сельджукскими делами накануне Первого крестового похода, то он обязательно узнает от историков-творцов, что 25-26 августа 1071 года в окрестностях армянского города Манцикерт состоялось решающее сражение между византийцами и турками-сельджуками, в котором византийская армия потерпела сокрушительное поражение, а византийский император Роман IV Диоген вообще попал в плен.
В течение нескольких последующих лет турки-сельджуки заняли практически всю Малую Азию — то есть, азиатскую часть современной Турции.
Таким образом, турки-сельджуки вышли на берега Босфора, и собственно уже могли наблюдать на противоположном берегу столицу Византии — Константинополь.
По мнению историков-творцов, этот факт является убедительным доказательством того, что византийскому императору срочно требовалась помощь со стороны единоверцев из Западной Европы.
Однако, всё-таки обратим внимание на даты: сражение при Манцикерте произошло в 1071 году, а византийский император по версии историков-творцов решил обратиться за помощью к папе римскому только спустя 24 года.
Неужели император Византии был настолько тугодум?
На самом деле, конечно же, наши подозрения относительно умственных способностей императора совершенно беспочвенны, и всё недоразумение объясняется очень просто: историки-творцы всего лишь применили тот же самый творческий приём, как и в случае с папой Климентом III — они просто решили «забыть» про эти 24 года.
Таким образом, лёгким движением руки историков-творцов из истории Первого крестового похода были вычеркнуты события, происшедшие в Малой Азии в период между 1071 и 1095 годами.
Хотя на самом деле, конечно же, наиболее значимые события в Малой Азии начались в середине 1080-х годов, когда в Сельджукском султанате разразилась настоящая гражданская война.
В ходе этой войны сельджуков против сельджуков сначала эмир Тутуш убил своего кузена эмира Сулеймана, после чего заказал профессиональным убийцам ассасинам своего родного брата султана Малика, а после этого убийства сын Малика султан Баркиярук убил своего дядю Тутуша, после чего между султаном Баркияруком и его родными братьями султанами Ахмед-Санджаром, Махмудом, и Мухаммедом началась перманентная битва в формате «каждый против всех».
И в сложившейся ситуации византийский император Алексей I Комнин, наоборот, только и успевал стричь купоны, попеременно оказывая поддержку то одной, то другой фракции сельджуков — в зависимости от того, насколько последние из благодарности были готовы пойти навстречу воле императора.
Например, беря под своё покровительство кого-нибудь из сельджукских султанов, Алексей I Комнин его именем назначал в важные города султаната своих наместников (разумеется, тоже из сельджуков, но своих) — в результате получалась хитрая ползучая интервенция по-византийски.
Поэтому в 1095 году, всего лишь через три года после убийства султана Малика и в самый разгар сельджукской гражданской войны, императору Алексею I Комнину абсолютна не нужна была ничья помощь конкретно в его отношениях с сельджуками.
По аналогии, этот фокус историков-творцов с «забыванием» событий 24-летнего периода выглядит примерно так, как если бы они последовательно сделали следующее утверждение: «В 1965 году Москва обратилась к Лондону с убедительной просьбой оказать ей помощь в борьбе против Берлина».
Итак, у нас получается ещё одна мета-загадка: почему в истории Первого крестового похода упоминается нелепая несуществующая угроза Византии со стороны турок-сельджуков?
Однако, продолжение следует: 3-я серия.
___________________________________________________________________________________
Материал предоставлен каналом «Миростолкновение» — подписывайтесь, чтобы вовремя узнавать интересное.
