В 2023 году увидела свет книга Алексея Сергеевича Павлова «“Новое мистерианство” Колина Макгинна: Почему мы не можем решить проблему “сознание–тело”?». Мы провели с автором беседу об основных идеях мистерианства, взглядах Колина Макгинна и о понимании мистерианства в целом.
З.И.: Какова основная идея мистерианства или «нового мистерианства»? Расскажите нашим читателям, что это такое?
А.С.: Термин «новое мистерианство» ввёл Оуэн Фланаган в своей монографии «Наука о сознании» (1991). Навеян он названием американской рок-группы 1960-х гг. «Question Mark and the new Mysterians». При помощи этого термина Фланаган хотел сгруппировать философов, скептически оценивавших перспективы объяснения связи сознания и мозга. В частности, в «новых мистерианцев» были записаны Ноам Хомский, Томас Нагель и Колин Макгинн. Однако в их взглядах была существенная разница. Если первые двое лишь выражали сомнение, что проблему «сознание–тело» удастся решить полностью и/или в ближайшее время, последний прямо настаивал на её неразрешимости. Поэтому Хомский и Нагель поспешили отмежеваться от этого направления, а Макгинн, напротив, охотно принял термин «новое мистерианство» в качестве наименования своей позиции. Правда, со временем слово «новый» выпало и сейчас чаще говорят просто о «мистерианстве».
Итак, мистерианство (от англ. mystery – «тайна») – это позиция в философии сознания, согласно которой вопрос о том, как связаны феномен сознания и головной мозг, неразрешим из-за имеющихся у нас по естественным причинам когнитивных ограничений. Впервые эта позиция была изложена в статье «Почему мы не можем решить проблему “сознание–тело”?» (1989), вышедшей в авторитетном журнале «Mind». Впоследствии мистерианская аргументация дополнялась новыми вспомогательными гипотезами, но значительных изменений с тех пор не претерпела.
З.И.: Первая глава Вашей работы посвящена методологии «трансцендентального натурализма». Что же такое «трансцендентальный натурализм»?
А.С.: К началу 90-х гг. Макгинн осознал эвристический потенциал своей концепции, простирающийся далеко за рамки философии сознания. В книге «Проблемы философии» (1991) он переработал мистерианство в методологию, позволяющую, по его мысли, решать любые философские проблемы. Последняя как раз и была названа трансцендентальным натурализмом.
Как можно заметить, этот термин включает понятия «трансцендентальный» и «натурализм». Под философским натурализмом понимается установка, принятие которой побуждает нас приводить нашу аргументацию в соответствие с актуальными данными естественных наук.
В свою очередь, «трансцендентальный» (лат. transcendentalis – «перешагивающий», «выходящий за пределы») – это, конечно же, заигрывание с кантовской терминологией, но кантианцем в строгом смысле Макгинна назвать нельзя. Кант разработал утончённую систему трансцендентального идеализма, в котором сознательный опыт является результатом воздействия внешних вещей на априорные формы познания трансцендентального субъекта. У Макгинна сознание описывается в натуралистическом ключе: как часть физической Вселенной и нечто производное по отношению к фундаментальным особенностям последней. Словом, это два абсолютно разных, несовместимых на методологическом уровне способа говорить о сознании. Этим же объясняются различия в понимании того, как соотносятся познаваемое и непознаваемое. У Макгинна содержание сознания более или менее точно репрезентирует внешний мир и подобно неполной мозаике, недостающие элементы которой мы не можем восполнить из-за ограниченности наших познавательных способностей. Иначе дело обстоит у Канта: ноуменальное в известном смысле детерминирует феноменальное, однако в феноменальном нет ни намёка на то, что представляет собой эта внешняя по отношению к нему реальность.
Таким образом, в мистерианстве термин «трансцендентальный» используется не в технически-кантовском, а в широком эпистемологическом смысле. Очевидно, наше познание не безгранично, но, если некоторые вещи действительно для нас непознаваемы, было бы неоправданно отрицать их реальность или считать брешью в онтологическом единообразии физического мира. Проще говоря, трансцендентальный натурализм – это натурализм, дополненный тезисом о том, что некоторые вещи могут «выходить за пределы», но не всего мироздания, а только нашей когнитивной перспективы.
Трансцендентальный натурализм предлагает следующий порядок работы с философскими проблемами. Сначала перебираются «стандартные» стратегии решения, к которым относятся объяснение некоторой вещи через признание её редуцируемости к чему-либо, нередуцируемости к чему-либо или её элиминацию, т.е. отрицание её существования. Если все три варианта объяснения представляются неудовлетворительными, зажигается зелёный свет для четвёртой объяснительной стратегии – мистерианской. В этом случае следует допустить, что проблема «не по зубам» человеческому интеллекту.
Надо признать, сам Макгинн перестал использовать понятие трансцендентального натурализма уже к концу 90-х гг., хотя как универсальная философская методология мистерианство действительно показало определённую эффективность. Мне доводилось встречать применение принципов мистерианской аргументации, например, в аналитической теологии, философии религии и философии когнитивных наук.
З.И.: Что такое когнитивное искажение и «тезис искажения»?
А.С.: Понятие когнитивного искажения ввели пионеры когнитивных наук Дэниел Канеман и Амос Тверски. По их представлению, это ошибка, которую мы допускаем, когда оцениваем вероятность чего-либо, что называется, на глаз, не прибегая к точным математическим расчетам. Впоследствии когнитивными психологами была разработана подробная классификация подобных ошибок, а сама теория когнитивных искажений нашла применение в экономике, политике, спорте и других социально значимых сферах.
Родоначальники эволюционной психологии Джон Туби и Леда Космидес предложили рассматривать выявленные Канеманом и Тверски схемы мышления как когнитивные алгоритмы, сформированные в ходе эволюции нашего вида и предназначенные для минимизации энергетических ресурсов мозга при решении однотипных задач, связанных с оценкой вероятностей.
Кроме того, Туби и Космидес обратились к модульной теории сознания Джерри Фодора. Последняя стала настоящим прорывом в 80-е гг., придя на смену линейным моделям объяснения обработки информации. Фодор убедительно показал, что сознание представляет собой совокупность специализированных модулей, функционирующих независимо друг от друга. При этом идея специализации когнитивных модулей наводила на мысль об очевидном наличии у них функциональных ограничений. Сам Фодор по этому вопросу стоял на более умеренных позициях, полагая, что модульными являются низкоуровневые процессы систем ввода, а не высокоуровневые процессы вроде принятия убеждений и решения проблем. Туби и Космидес пошли дальше и предположили, что модульными могут быть и высокоуровневые когнитивные процессы. Такой взгляд на феномен сознания позволял объяснять его характеристики из истории эволюции нашего вида.
В мистерианстве понятия когнитивного искажения и модульности сознания используются именно в этой эволюционистской интерпретации. Тезис искажения – один из принципов трансцендентального натурализма. По мысли Макгинна, когнитивное искажение имеет место тогда, когда наш когнитивный модуль, предназначенный для обработки определённого типа информации, неспособен выполнить возложенную на него задачу, и тогда его роль берёт на себя другой когнитивный модуль. В качестве примера приводится ситуация, когда наши языковые модули искажены в отношении некоторых языков, однако мы все равно способны изучать их на теоретическом уровне.
Более сильным вариантом этого тезиса является тезис замкнутости, постулирующий отсутствие не только специализированных, но и компенсаторных модулей, адаптированных для выполнения данной задачи.
З.И.: Как в исследовании работает «тезис замкнутости»? И что такое когнитивная взаимозамкнутость?
А.С.: Если говорить о мистерианстве в философии сознания, то здесь частным случаем тезиса замкнутости является тезис когнитивной замкнутости, согласно которому мы неспособны объяснить, в каких метафизических отношениях сознание находится с мозгом, из-за наших систематических познавательных ограничений, имеющих естественное происхождение.
Пользуясь терминологией Имре Лакатоса, можно сказать, что тезис когнитивной замкнутости – это «жёсткое ядро» мистерианской аргументации по проблеме «сознание–тело». Но что тогда следует считать его «предохраняющим поясом»? Каким образом Макгинн обосновывает этот сильный тезис? Посредством различного рода вспомогательных гипотез и того, что критики мистерианства позднее назвали аргументом по аналогии. Опирается последний на очевидное свидетельство наличия когнитивных ограничений у других видов. Киты и орлы, вероятно, даже не догадываются о существовании проблем тригонометрии или теореме Ферма, а по поведению кошек и собак не скажешь, что им известны проблемы абортов и перенаселения Земли. Отсюда легко пойти дальше и предположить, что определённые когнитивные ограничения должны быть и у человека и что одну из областей нашей, как выражается Макгинн, когнитивной замкнутости составляет решение проблемы «сознание–тело», на что намекает сама её неподатливость человеческому уму на протяжении уже не одного столетия.
Когнитивная взаимозамкнутость – термин, при помощи которого я обозначаю тезис Макгинна по поводу соотношения чувственного восприятия (перцепции) и интроспекции. Впервые Макгинн сформулировал его в научно-популярной работе «Таинственное пламя» (1999). Наши физические понятия базируются на содержаниях перцепции, а ментальные понятия — на содержаниях интроспекции. Это позволяет назвать перцепцию и интроспекцию базовыми режимами осведомленности. Ключевой момент в том, что обе эти способности, по всей видимости, не имеют когнитивного доступа к содержаниям друг друга, и интроспекция ничего «не знает» о том, что «знает» перцепция», а перцепция – о том, что «знает» интроспекция.
З.И.: Какие идеи К. Макгинна, на Ваш взгляд, особенно важны для понимания его философии?
А.С.: Важно учитывать натуралистическую направленность мысли Макгинна, о которой я говорил выше, а также особенности его понимания природы сознания. Представление о последнем легко составить на основе его критики материализма и дуализма, которые он в равной степени отвергает.
С дуалистами Макгинна объединяет признание феноменального сознания, т.е. представление о том, что наши чувства, мысли и т.п. не сводятся к нейронной активности мозга. В то же время, дуализм, по его мнению, погрешает против истины тогда, когда утверждает, что существование сознания не зависит от существования мозга и что сознательные переживания принадлежат не физическому организму, а иной, нефизической субстанции (или, как сказал бы религиозно настроенный дуалист, душе).
Материализм же не устраивает Макгинна потому, что, по его мнению, просто постулирует редуцируемость ментального к физическому, не обеспечивая нас интуитивным пониманием этих отношений. Философ твёрдо уверен, что состояние интуитивного понимания – не просто приятное дополнение к корректной психофизической теории, но необходимое условие, позволяющее отличить подлинное объяснение от объяснения «на словах».
Анализ мистерианской критики материализма и дуализма позволяет выявить узловые моменты макгинновской постановки проблемы «сознание–тело». Их можно представить в виде следующих трёх тезисов: тезис натурализма (мир всецело физичен), тезис феноменального реализма (феноменальный опыт реален) и тезис метафизической зависимости ментального от физического (феноменальный опыт порождается мозгом). Обозначений этих тезисов у Макгинна нет, их ввожу я сам в монографии.
З.И.: Так почему же мы не можем решить проблему «сознание–тело»?
А.С.: Макгинн предлагает по меньшей мере две гипотезы, объясняющие, почему мы когнитивно замкнуты к решению психофизической проблемы.
Согласно первой (т.н. CALM–гипотеза), человеческое мышление работает в комбинаторном режиме: мы мыслим все вещи как целостности, части которых объединены по определённым законообразным принципам. Другими словами, чтобы быть способными что-то объяснить, мы должны быть в состоянии представить это нечто как целое, состоящее из частей. По сути, речь здесь идёт о том, что метафизики называют мериологическими отношениями, и, кажется, это тот тип отношений, в который мы и впрямь не можем мысленно поместить физические и ментальные свойства. Приведу пример, который использует сам Макгинн. Я могу разделить воображаемую красную сферу на переживание сферности и переживание красности, однако некорректно говорить, что стоящий у меня перед глазами образ красной сферы – это совокупность нейронов в определённом участке моих лобных долей.
Наконец, вторая гипотеза (т.н. гипотеза C*–свойства). Возможно, мы смогли бы представить отношения сознания и тела в комбинаторном стиле, если бы имели представление о некотором гипотетическом типе свойств – важном ингредиенте психофизической машинерии, онтологическом и/или казуальном посреднике между ментальным и физическим. Тем не менее, если такой тип свойств существует, он явно непостижим для человеческого ума.
Таким образом, проблема «сознание–тело» неразрешима, по Макгинну, в силу того, что для нас непостижимо свойство, выступающее медиумом отношений ментального и физического, и, как следствие, мы не способны представить последние как конституированность ментального физическим.
Здесь же, к слову, мы получаем ключ к пониманию того, что должно представлять собой корректное решение психофизической проблемы: это редуктивный физикализм, объясняющий редуцируемость ментального к физическому настолько наглядно, что не остаётся никаких сомнений. Однако такого рода решение, как можно догадаться, попросту для нас недостижимо.
Возможно, предполагает Макгинн, проблема «сознание–тело» поддастся нашему интеллекту, если внести в него какие-то принципиальные изменения. При этом не столь уж важно, как и при помощи каких технологий это будет сделано (об этом можно много фантазировать). Важно то, что наши нынешние неудачи – не приговор, но лишь следствие нашей нынешней когнитивной перспективы. А, стало быть, заключает философ, проблема «сознание–тело» актуально неразрешима, но потенциально разрешима.
З.И.: Как реагирует общество в целом на феномен мистерианства?
А.С.: Не уверен, что в данном случае уместно говорить о массовой аудитории. Макгинн, безусловно, известный публичный интеллектуал. В 2000-х гг. он был колумнистом в крупных американских изданиях и частым гостем дискуссионных ТВ–шоу. (Всё изменилось после того, как в 2014 году он оказался фигурантом дела по обвинению в сексуальных домогательствах в Университете Майями, в котором занимал пост профессора философии.) И хоть однажды Макгинн предположил, что его позиция в философии сознания каким-то образом повлияла на сюжет одной из серий т/с «Звёздный путь» («Star Trek»), всё же было бы преувеличением сказать, что слава мистерианства выходит за границы мира академической философии.
Впрочем, и среди философов сознания эта концепция пользуется неоднозначной репутацией. Поначалу многие сочли её экстравагантной и неубедительной. Дэниел Деннет даже как-то сказал, что из-за таких, как Макгинн, ему стыдно называть себя философом. Однако вскоре мистерианство «легализировалось» и стало частью философского мейнстрима. Почему так произошло – вполне понятно: любая проблема, помимо положительных, может иметь и чисто негативное решение, и Макгинн просто взял на себя роль скептика в нынешних дебатах о проблеме сознания. Эту позицию нельзя назвать популярной, но публикации о ней выходят по сей день.
Если же говорить о критике мистерианства, то, как правило, указывают на недостаточную обоснованность тезиса когнитивной замкнутости. То, что над проблемой сознания философы ломают головы уже не одно столетие, ещё не повод объявить её неразрешимой, и то, что мы по аналогии с другими животными должны быть когнитивно замкнуты к определённым аспектам Вселенной, ещё не основание заключить, что парад непознаваемых для нас вещей возглавляет именно психофизическая проблема. Словом, одних только гипотез и убедительных выводов по аналогии недостаточно, а туза в рукаве в виде серьёзного аргумента у Макгинна, кажется, нет. Подробный анализ популярных антимистерианских возражений можно найти в моей книге.
З.И.: Поделитесь своими планами на будущее, над чем Вы работаете?
А.С.: Мои научные интересы лежат в области метафизики, философии сознания, философии когнитивных наук и аналитической теологии. Кроме того, с недавних пор интересуюсь философией Computer Science – дисциплиной, о которой в нашей стране, кажется, до сих пор известно не так много. Буду стараться успевать работать по всем этим направлениям.
Беседу вела к.полит.н. Зинаида Игоревна Рожкова
Институт философии РАН
