Закончив своё «философское» вступление, Юрий Алексеевич взглянул на сына. Пашка сидел с серьёзным выражением лица, явно настроившись на продолжение. Сообразив, что отец сам ждёт его реакции, заговорил осторожно подбирая слова и всё равно путаясь:
- Я понял тебя, батя. Ты всё по существу сказал. Есть к чему прислушаться и запомнить. Мне кажется, что в нашем случае без философии никак не обойтись. Поверь… Даже не пытаюсь иронизировать. – Павел вдруг разволновался ещё сильнее. – Ты только не смейся, папа… Я ведь о чём? Как бы поточнее сказать?.. Я ведь и в самом деле хочу быть полезным своей стране… Обществу, в конце концов. Людям… Короче, всем. А в общем - Родине. Ты улыбаешься? Наверное, я несу ахинею?
Коробов-старший с трудом перевёл дыхание. Он ждал чего угодно, но чтобы так? Без всякого стеснения вытерев выступившие слёзы, Юрий Алексеевич поднял на сына счастливые глаза:
- Знаешь, Павлик? Я вот слушаю тебя и думаю о том, что не зря пожил на белом свете. Мне трудно говорить, сынок…
Отец, не выдержав напряжения, крепко зажмурился и наклонил голову. Павел, выждав несколько секунд, осторожно прикоснулся к его руке:
- Может, пойдём домой? А батя? Завтра переговорим, раз тебе тяжело. Ничего. Я подожду.
- Ну уж нет, Пашка! – Коробов, справившись с волнением, решительно взглянул на сына. – Как говаривал мой уже бывший шеф: «Коль пошла такая пьянка, режь последний огурец». Сразу хочу предупредить, что вопрос чрезвычайно сложный и без серьёзной подготовки мой рассказ будет слышаться тебе непоследовательным и сбивчивым экспромтом. В общем, принимай, что получится, не рассчитывай на глубокий анализ и не перебивай. Договорились?
Павел, обрадованный позитивным настроем родителя, с готовностью отозвался:
- Хорошо, батя, договорились.
Юрий Алексеевич благодарно пожал ладонь сына и, немного подуспокоившись, начал неторопливым голосом:
- Видишь ли, Павел, разговоры о нашем отставании от западных стран в плане уровня жизни населения возникли не сегодня и даже не вчера. Я говорю не только о капстранах, но и странах соцлагеря в том числе. Объективных причин здесь немало. Только Великая Отечественная отодвинула Советский Союз на десятилетия назад в этом вопросе. Ну а после войны требовалось в первую голову восстановить разрушенное народное хозяйство. Проблема уровня жизни людей отошла на второй, если не на третий план. Сказать, что руководство страны ничего не делало в этом направлении, ни в коем случае нельзя. Проблема, конечно же, решалась, но крайне медленно, с опорой на пресловутый тезис «народ сдюжит, народ потерпит». Не буду распыляться. Приведу лишь один пример. Лет семь-восемь тому назад мне довелось в составе комиссии побывать по партийным делам в Воронежской области. По дороге в Поворино, есть такой городок в тех краях, нам бросилось в глаза, что по одну сторону шоссе дома сельчан покрыты железом и шифером, а по другую, ты не поверишь, Пашка, самой натуральной соломой. И это во второй половине двадцатого века! Коллега из воронежского обкома, заметив немой вопрос в глазах делегатов, грустно улыбнулся и сказал: «Война товарищи. Ничего не поделаешь. Там, куда немец дошёл, теперь крыши шиферные. А там, куда его не пустили – соломенные». Получилось, что нынешние жители оккупированных в войну деревень как бы должны фашистов благодарить за приличные крыши над головой. Сообразив, что сморозил глупость, Вадим Николаевич попытался исправиться, но получилось только хуже. Только дело-то вовсе не в его двусмысленной и досадной оговорке. А в том, что прошло уже без малого тридцать лет после нашей победы, а крыши до сих пор соломой крыты. Я в отличие от, скажем так, рядовых граждан, не единожды бывал в Европе и в Штатах. Должен заметить, что разница бросается в глаза. Мне, подростком пережившему тяготы и лишения военных и послевоенных лет, было непонятно, почему страна-победитель не может обеспечить своим гражданам пусть не изобилие, как на западе, а хотя бы достаток, соизмеримый со странами Варшавского договора. Ведь ни для кого не является секретом, что именно Советский Союз финансово обеспечил их экономический рост и успехи в социальной сфере. Впрочем, речь не только о продуктах питания и ширпотребе. Тут надо понимать ситуацию гораздо полнее и шире. Помнится, не так давно я встретил твою маму в Штатах, и позволил себе назвать Америку страной подлинной свободы. Елена вполне справедливо возмутилась. Дескать, как ты, коммунист, можешь восторгаться страной, которая десятилетиями спит и видит, как бы стереть Союз с лица земли, оставив нетронутыми недра. Она, безусловно, права и всё-таки... – Отец вздохнул и виновато покосился на сына. – Ну вот, Пашка, занесло меня не в ту сторону. А я ведь тебя предупреждал, что импровизатор из меня никудышный.
Пашка ободряюще улыбнулся:
- Ничего, батя. Я сам всё по полочкам разложу. Ты только говори, не останавливайся.
Юрий Алексеевич снова благодарно пожал сыновью ладонь:
- Хорошо. Попробую двинуться дальше. Пусть даже с пятого на десятое. С октября 17-го, партия много чего добилась. Тут и индустриализация, и образование, и здравоохранение. В общем, много… Сегодня люди воспринимают это как само собой разумеющееся. И они правы. Жизнь не стоит на месте. Запросы народа растут вместе с вопросами к руководству страны. Возьмем для примера ситуацию с привилегиями так называемой «номенклатуры». Дурацкое название, и тем не менее. Ещё лет десять назад люди относились к этому, так сказать, явлению с пониманием. Мол, по должности положено, значит, так тому и быть. Я вспоминаю себя студентом, впервые пришедшим в гости к твоему дедушке по матери. Сергей Иванович уже тогда был птицей высокого полёта со всеми вытекающими. Не скрою, я был потрясён шикарной квартирой, мебелью, холодильником и другими атрибутами. Потрясён, но не испытывал зависти. Подумал: «Вот закончу институт, выбьюсь в «люди» и у меня тоже будет дом-полная чаша». Прошли годы. Я преуспел на партийном поприще, кое-чего добился. Выбился в «люди» … Но теперь я думаю: почему мои родители, простые рабочие, всю свою жизнь отдавшие стране, прожили в общежитии, считай, в той же казарме, с удобствами во дворе? Разве они не заслужили более достойного жилья? Веришь, нет ли? Но когда я прихожу на их могилу, я всегда прошу у отца и матери прощения… Не знаю за что … Мне мучительно стыдно перед ними за своё благополучие. Всё, Пашка. Я больше не буду сентиментальничать. Так вот, сегодня ситуация абсолютно другая. Народ открыто возмущён наличием у номенклатуры спецраспределителей, спецклиник, спецсанаториев и прочих, бесчисленных «спецльгот». Проблема социальной справедливости стоит сегодня как никогда остро. Плюс растущий по всем товарным позициям дефицит, талантливо воспетый Райкиным. Плюс растянувшаяся на годы война в Афганистане. Плюс разрешение радиотрансляций «Голоса Америки», до мая этого года пребывавшей в статусе «вражьего голоса». Да мало ли? Сегодня необходимость реформ очевидна для всех. Принцип «народ сдюжит, народ потерпит» уже не работает. Люди хотят жить не только ожиданием светлого будущего, но и сегодняшним днём. Нынешняя внутриполитическая ситуация в стране вполне соответствует ленинскому крылатому: ««верхи» не могут, а «низы» не хотят» …
Как ни крепился Пашка, но удержаться всё-таки не смог. Воспользовавшись коротенькой паузой в монологе Юрия Алексеевича, спросил тихим, но настойчивым голосом:
- Скажи, отец. А ты бы смог отказаться от положенных привилегий? Только честно…
Продолжение следует.
Повести и рассказы «афганского» цикла Николая Шамрина, а также обе книги романа «Баловень» опубликованы на портале «Литрес.ру» https://www.litres.ru/