Найти тему
59,6K подписчиков

После войны

2,6K прочитали

Мы планировали просто опубликовать нижеследующий текст без всяких редакционных вступлений, но... Перед этим был опубликован другой материал того же автора, который воспользовался для его написания дневниками своего отца-фронтовика. Этот очень сильный и глубокий рассказ наша аудитория восприняла, что называется, "на ура", и это понятно. Канал читают адекватные, мыслящие люди, хотя и имеющие порой разные политические убеждения.

Но тут в комментариях промелькнул современный мутант - птенец гнезда Медынского. Он высокомерно что-то там выдал про "литературщину" и либералов. Мы его молча снесли - ругаться с такими - себя не уважать.

На всякий случай поясняем: творчество, в том числе литературное, это очень эффективное средство для израненной войной психики, оно помогает (особенно, если писать рукой, а не диктовать помощникам) вывести из себя боль, страх, ненависть и вернуться к нормальной жизни. Это вам подтвердит любой квалифицированный врач соответствующей специализации. И мы вам можем подтвердить на собственном опыте - вот Келпш, например. Он пришел в наш коллектив в таком состоянии, что мы за него книгу издавали, он не видел почти ничего, постоянно страдал от диких болей в голове и спине, сидел на лекарствах. Сейчас в свои 57 лет он снова в строю - пусть в качестве инструктора, но все же. И чувствует себя вполне бодро. Конечно, ключевым фактором тут стала его стальная воля. Но и творчество помогло лучше всяких таблеток.

Так что если фронтовик пишет литературные тексты красивым слогом, а не заливает глаза водярой каждый божий день, то это значит только одно - он сильный человек, учитесь, как надо. А чтобы у молодых идиотов не возникало сомнений, к этому материалу мы добавили скан дневника.

Герой рассказа, чей дневник любезно предоставил для публикации его сын. Слева супруга героя. послевоенное фото.
Герой рассказа, чей дневник любезно предоставил для публикации его сын. Слева супруга героя. послевоенное фото.
Мы планировали просто опубликовать нижеследующий текст без всяких редакционных вступлений, но...-2

В ОТПУСК ПОСЛЕ ВОЙНЫ

«Понедельник

15 октября 1945 года

15 ч.30 м. г.Цайтц

Германия

Сбылось! То, о чем мечталось долгими годами под влиянием разных побуждений…

Я выехал из Цайтца в Берлин со всеми необходимыми документами для законного и, кажется, уже заслуженного отпуска. Подчинен неопределенному внутреннему впечатлению. Почему-то не совсем верится в то, что я на какое-то время освобождаюсь от службы и даже могу ехать домой на Родину. Туда, откуда выехал 2072 дня и ночи тому назад (то есть около 6 лет, когда в 1940 году отец был призван в РККА - автор).

Сколько у меня было беготни в последние два дня. Я не чувствовал при этом ни усталости, ни утомления. Ночь с 14 на 15 октября была ночью совершенной бессонницы. Но от этого я не устал. Всякие мысли, думы, воображение без конца занимали голову и никакого сна не допускали. Ужасы дороги - а разговоров о невероятных трудностях было много - при этом не приходили на ум. Казалось, что нет никаких причин, которые могли бы задержать, а тем более разочаровать меня в отъезде домой. Всякая задержка могла оказаться духовным и физическим ударом по мне. Главная и неотступная мысль и забота о том, как встречу я родственников и друзей, и как они меня. Это будет самый тяжелый момент отпуска. Легче ли перенесу возможную реку слёз, чем всякие другие тяжелые эпизоды прошедших военных невзгод? Да и будет ли кому встречать меня со слезами радости? Разве что сестра Шура (её муж, по невероятной случайности служивший с отцом в одном артполку, погиб в 1942 году на глазах у отца от прямого попадания артиллерийского снаряда - автор).

Никогда в жизни я не произносил так искренне и душевно это простое слово «спасибо», как это я сказал сегодня своему начальнику, поблагодарив за предоставление отпуска, хотя по форме должен был сказать что-то другое и продумывал это заранее. Столько во мне было трепета, что если бы, вероятно, посмотреть со стороны, то можно было бы предположить, что я благодарю его за возвращенную мне жизнь и даже больше. А ведь знал с августа, что в отпуск я безусловно поеду и это было решение командования.

Что брать с собой в дорогу? Много думал, но, кажется, на деле похватал в чемодан то, что было на виду.

Отпуск! Какая это радость! Это самый счастливый и радостный эпизод моей жизни вообще и службы в Красной Армии, в частности. Пока превыше его не было. Конец войны и нашу полную победу будет венчать во мне то, что я ожидаю от отпуска и от радости встреч с теми, кто желал мне удачи во всём, кто ждал и ждёт моего появления на своём пороге.

Мчимся на «газике» через Лейпциг, Виттенберг к Эркнеру, до которого 280 километров. Друзья, тоже едущие в отпуск, сидя в кузове напевают от радости песни.

Вот и станция отправления отпускников - Эркнер (восточнее Берлина 30 км). Время 22:00. Огорчение. Поезд на Брест-Москву ушел в 19:00. Следующий пойдёт в среду в то же время, то есть через два дня. Ничего не попишешь, придётся ждать. Устраиваемся в номерах третьего чердачного этажа гостиницы. Всё хорошо, никаких претензий, хотя… Ну, да ладно.

16 октября.

г.Эркнер,

Офицерская гостиница.

Переночевали неплохо. Ещё все мои друзья спали, когда в 05:30 я проснулся от какого-то кошмарного сновидения. Светало. Встал, оделся и пошёл на прогулку, чтобы хлебнуть свежего воздуха и тогда лишь закурить. Четыре часа моего сна не послужили мне отдыхом, так как даже во сне мои помыслы продолжали кружиться над перспективами предстоящей поездки на Родину.

Идя по улице, я вдруг услышал где-то вблизи утиный кряк. Это заставило меня несколько встрепенуться: я любил охоту и это напомнило мне родные места на Южном Урале. Я пошел на этот знакомый мне по мирным годам звук и метров через двести за садиком передо мной открылась большое озеро покрытое густым утренним туманом. Вскоре я услышал отдалённый крик лебедя, а затем увидел на воде ближе к противоположному берегу этих благородных белых птиц. Какая же есть красота в осенней природе в утренние часы! Недаром когда-то Л. Н. Толстой писал: «Охотник встаёт тогда, когда пробуждается весь мир трудно описываемой природы» (я не нашел у Л.Н.Толстого такого высказывания; возможно, что отец, большой книгочей, просто помнил какие-то похожие слова писателя об охоте и природе, например, «…только охотник, как и земледелец, может испытать чувство восторга, даруемое красотой природы…» - автор). Наступил полный рассвет, и я, стоя на мостике над водой, даже не заметил, как прошёл целый час и даже чуть больше, поскольку мои мысли были заняты в это время совсем другим. Но всё же, как приятно было в эти минуты совершать такие чудесные прогулки. Постараюсь отдых на Родине проводить именно так.

Вернулся в номер в семь утра. Соседи мои всё ещё спали. Конечно я их поднял. В плане на день был важный пункт: съездить в Берлин в «Особторг» (В 1944 году в СССР была развернута система магазинов Особторга, занимавшихся реализацией редких и высококачественных товаров. В Москве у новой структуры насчитывалось 20 продовольственных магазинов и 50 ресторанов. Несколько точек работало и в тех странах, где после войны были размещены наши войска, в частности, в Германии. В 1947 году деятельность этой сети была прекращена - автор).

После завтрака поехали на своем «газике» в Берлин, в «Особторг». Там купили папиросы, закуски и, конечно, два литра русской московской водки. На обратном пути я отремонтировал часы и купил подарки родственникам, а может кому и больше… Вернулись в 17:00. После обеда сгоняли «подкидного» и легли спать (отец не был «картёжником», но, как понимаете, «гаджетов» тогда не было, так что часто время коротали за картами - автор).

17 октября

Сегодня я спал с половины первого до семи. Вечером почему-то разболелась голова, чего никогда раньше со мной не было. Отдохнулось неплохо. Утром, хотя и поздно, но прогулку на то же озеро с лебедями и утками я всё-таки совершил.

В 08:00 в составе трёх человек пошли подтверждать регистрацию. В 13:00 получил номер своего вагона - третий. Посадка в 17:00. Это, говорили знающие товарищи, будут самые тяжелые испытания в пути следования.

В 16:00 прибыли на вокзал. Народу нашего прилично, но больше, конечно, барахла. Чего только не везут с собой домой наши ребята! Чемоданы, мешки, аккордеоны, велосипеды, мотоциклы и т.д. Вплоть до ППЖ (походно-полевые жёны).(с июля 1945 г. началась демобилизация личного состава Красной Армии, находившегося в Германии; она проходила в шесть очередей и закончилась в 1948 г. - автор).

В 17:40 подали состав. Первые три вагона пассажирские. Среди них и наш вагон. И что же? К нашему удивлению мы без особых затруднений заняли на шестерых полтора купе. Уложили вещи. Очень хорошо! Вагон пока не переполнен. Замечательно! В 19:00 отправляемся. 19:45. Гудок, поехали! И вот уже метр за метром начинается сокращаться расстояние до заветной цели. Стук колёс так приятно поднимает настроение. Хочется петь, смеяться, но не хочется пить. Скорость приличная.

Вот и город Фюрстенвальде, что в 47 км от Берлина (пригорода). Проезжаем знакомые места, где проведено почти всё нынешнее лето с мая и по август. Стояли летним лагерем в лесу, где нас одолевала скука и где нам не обещали в этом году никаких отпусков, по поводу чего было масса негодующих настроений и высказываний.

А вот и река Шпрее, в которой я впервые купался в июле месяце, загорал иногда, ходил на неудачную охоту, а всё же ради рассеяния скуки продолжал ходить.

И сейчас я еду уже в отпуск мимо этих мест, не обещающих когда-то этого счастливого дня. Следующий станцией будет Франкфурт-на- Одере. Ура!

18 октября

Станция Швибус (ныне город Свебодзин в составе Польши).

Всю ночь в вагоне было темно и записывать было невозможно. Единственное развлечение и времяпрепровождение – карты и то пришлось на время отставить. Часов в 11 я уснул. Раза три-четыре вставал и снова ложился. С 4 часов уснуть уже не пытался.

А все пассажиры спят. В соседнем купе какая-то солдатка уткнулась носом в колени нашему Савоскину, он обхватил её, так и спят. Рядом со мной из-под одной шинели торчат шесть ног. Две из них женские и так все переплелись, что, не сбросивши шинель, трудно распределить их между владельцами. Все это, конечно, нормально.

Начинает светать. Сильный туман покрывает чуть видимую опушку леса. Поезд почему-то стоит вне станции. Я и сегодня вышел глотнуть ранней утренней прохлады. Как хорошо и в то же время как досадно, что мы медленно едем и часто стоим.

06:30. Двинулись. Соседи начинают вставать и, как всегда, спрашивать «где мы едем?», отвечаю: «по Польше», «а где конкретно?» отвечаю: «не знаю». Знаю только, что часам к 12 будем в Познани.

Вот уже третий час поезд идёт быстро. На коротких станционных остановках то и дело видны шляющиеся немецкие солдаты со стоящих в тупике эшелонов с военнопленными.

Какой же скучный и действительно бледный вид у этих когда-то борзых (оказывается это словечко было и тогда! - автор) дикарей! До чего довела их глупая горделивость! Куда девалась их былое? Сбили мы спесь не только с них, но и с их последышей (к сожалению, отец, не добили мы тогда до конца эту гадину! и не твоя это вина, а, скорее, наша - автор). Все, как один, оборванные, худые, обросшие. Среди них как будто нет тех молодых, зарвавшихся безумцев, которые приходили к нам, убивали и шагали через нас. Теперь они ходят понуря голову не только от «нежданной» беды, но и смотрят вниз в поисках пищевых отбросов и окурков от немецких сигар. Присущая им низость теперь стала ещё больше, она умножилась на потерю всякой человеческой морали. Проезжая мимо их эшелона, можно было видеть у одной и той же тачанки (отец так называет повозку, на которой военнопленным привозили еду - автор) одновременно приём пищи и отправление своих естественных нужд. Вроде это и не люди, а животные. Судя по их домашним очагам нельзя и подумать, что эти люди в своей беде могут не только утратить гордость за свою нацию перед другими народами, ну и гордость человека перед животными. Ну ладно, хватит о них!

13:50. Познань.

Стоим до 18.45. Сходили с майором Мишкиным на рынок. В ларьках имеется съестное, есть и водочка. Взяли на всю нашу компанию «всего лишь» 3 литра.

Поезд тронулся дальше. Проезжаем знакомые места жестоких боёв. Следы их пока остаются малоизгладимы.

Вот проезжаем могилу нашего лучшего друга, любимого и серьезного офицера капитана Фёдора Николаевича Кухитихова. Он был на фронте всего лишь 12 дней и погиб от «фауста» на валу цитадели (крепость Познани). Да, печально, что никогда уже Фёдор Николаевич не поедет на свою родину к своей жене и дочурке, о которых он так много всегда рассказывал нам.

Офицеры 184–ой ГАБР БМ на могиле капитана Кухитихова Федора Николаевича, погибшего при штурме познаньской Цитадели
Офицеры 184–ой ГАБР БМ на могиле капитана Кухитихова Федора Николаевича, погибшего при штурме познаньской Цитадели

Вот и сама цитадель, вот те проходы в валу, которые были проделаны нашими снарядами большой мощности при стрельбе прямой наводкой на расстоянии 150-300 м от противника. Уничтоженная огнем нашим густая лесная роща вокруг вала цитадели надолго останется свидетелем суровых боёв. Но я верю, что когда-нибудь она безусловно отрастет, зазеленеет, восстановит прежний вид и больше уничтожать её уже не будут.

Гаубица большой мощности 184-я ГАБР БМ, сделавшая первый выстрел по Берлину 29 апреля 1945 года
Гаубица большой мощности 184-я ГАБР БМ, сделавшая первый выстрел по Берлину 29 апреля 1945 года

Разворачивается серьезные картежная игра. Меня приглашают учиться играть в преферанс. Даю согласия. Сыграли раз 10-15. Моему тупому мозгу удалось усвоить очень немного.

19:50. Стоим. Снова наступила томительно долгая ночь. Опять поезд будет идти тихо, больше будет стоять. Может это и к лучшему - во избежание ЧП. Говорят, что на территории этих «союзников» уже были случаи жертв с нашей стороны. Ладно, будем надеяться на волю всевышнего (это замечательно! - упоминание политработника о «воле всевышнего» в те времена. - автор).

19 октября,

пятница

Польша

город Кутно.

Опять ночью простояли целых шесть часов на разъезде. Стало быть так и есть: в ночное время движение по железной дороге не страхуется от «солидарности польских союзников». Лишь в семь часов утра нас отправили из тупика на Кутно. До Варшавы осталось 132 км. Прошедшая ночь не беспокоила пассажиров ничем за исключением тесноты в вагонах. Попутчиков всё время прибавляется: тут и военные, и гражданские, и все стремятся домой, на Родину. С непривычки болят бока от сна на голом двухместном сидении. Ноги девать некуда, и я уже вторую ночь кладу их во сне кому-нибудь на голову; так они уже имели честь прикоснуться к лицу какой-то девушки-москвички, спящей вдоль прохода на мешках. Она даже не проснулась.

Мчимся по польской равнине. Сплошь и рядом можно видеть зарастающие воронки от бомб и снарядов, обрушивающиеся стены окопов и траншей, разрушенные дома и прочие здания населённых пунктов. Всё это свидетельство великих сражений минувших дней, всё это признаки прошедшей войны, остающиеся пока наглядными для нас, её участников, а потом и для тех, кто сменит нас.

13:00.

Останавливаемся у семафора Варшавы.

Варшава – громадный и когда-то красивый город. Здесь я в период боёв не был. Мы прошли через Вислу южнее. Видать, здесь бои были не меньше, чем в Познани, а, судя по разрушениям, Варшава потерпела значительно больше, чем Познань: сплошные развалины, трубы печные, одинокие стены домов, взорванные мосты. Кругом большие воронки, везде траншеи, колючая проволока и т.д. Все это уже покрылось наследником пожаров и пустошей – бурьяном. Лишь кое- где вместо бывших дорог остаются одинокие тропинки для пешеходов. Никаких признаков не только восстановительных работ, но даже чистки территории от камня не видно. Понятно, это ведь вам не СССР. Что нельзя не заметить, так это то, что среди взорванных кварталов города остались целыми знаменитые польские костелы, стройно возвышающиеся над всем прилегающим к ним.

14:24.

Переезжаем широкую Вислу и выезжаем в Прагу (пригород Варшавы - автор). Этот красавец город сохранился гораздо больше. Этим он обязан тому, что наши войска сходу стремительно ворвались в город и не дали немцам при отступлении творить свое привычное дело - разрушать всё подчистую.

Проходя год назад на запад через Лодзь, мною тогда было записано впечатление о раболепие этих «патриотов» своей страны – поляков. Это была война, когда перед автоматом советского солдата каждая польская б… низко кланялась, улыбалась, делала довольный вид благодарности за действительное освобождение их от немецкого ярма. И тогда не нашлось на нашем пути ни одного «горделивого» пана, который подобострастно не приветствовал бы нас без различия ранга.

Что же вижу я теперь? Проходит майор русской всемогущей армии, а солдат освобождённой нами Польши стоит засунув руки в брюки. И не хочет даже отдать честь русскому офицеру. Этот урод и горе-воин уже набрался духу забыть свое вчерашнее, когда тот же русский офицер шёл в атаку первым, увлекая за собой этого откормленного утюга. Неужели это установка «сверху»? Тогда это не по-народному.

Посмел бы он тогда, когда была война, не поприветствовать не только нашего офицера, но и солдата. После этого он бы обязательно поделился «впечатлением» со своим близкими о произошедший неприятности. Он бы сам первым дал тогда бы слово и товарища своего попросил бы больше так не делать.

Нет, это безусловно нехорошо. Лучше бы не видеть, когда на этих примерах гаснут наши завоёванная слова и авторитет.

21:36

город Луков.

Этот городок Польши, где мы в декабре 1944 г. сняли с платформ нашу технику и орудия и, переправившись через реку Свидер, до Вислы шли своим быстрым ходом и вышли на плацдарм южнее Варшавы, откуда моя 184-я гвардейская гаубичная артиллерийская бригада большой мощности (ГАБР БМ) начала свой боевой путь до Берлина, затем Лейпцига и Цайтца. Сейчас, при втором посещении этого города меня охватили два противоположных чувства: тогда в 44-ом, когда мы сгрузились с железнодорожных путей и начали приближаться к линии фронта, я думал о том, придётся ли еще раз в моей жизни увидеть эти места, а сейчас я не особенно обращал на них внимания и поймал себя на том, что не ценю то, что счастливая судьба предоставила мне право вновь смотреть на них, но на это раз беспечно и равнодушно. А сколько друзей и товарищей уже больше никогда не проедут через этот знакомый когда-то всем нам Луков!

Как всё же бывает несправедлива судьба! Почему некоторые, пробыв на войне считанные дни, погибали на моих глазах, а я, который был вместе с ними, черт знает почему не только жив, ну и почти здоров, раненная нога не в счет - заживёт. Да вероятно только потому, что других больше ждали, другим крайне надо было явиться к своим родителям, ждущим жёнам и детям, но они уже никогда не явятся, они остались там, куда никто никогда из их родственников не приедет на могилку, не принесёт живых цветов, не уронит слезу чистой и благодарной памяти.

А я, как видите, еду других в отпуск, радуюсь своей судьбе, готов смеяться, петь, веселиться и ждать предстоящий встречи с теми, кто всё-таки и как-нибудь, ждал меня и ждёт теперь безусловно, ни веря ни во что плохое.

20 октября.

Суббота

Следующий город Брест.

12:20.

Река Буг

Вот и нынешняя западная граница. Видны укрепления, охраняемые зелёными фуражками. Что эти ДОТы (долговременные огневые точки - автор) для современности? Вот сам Брест – пограничный город. Эх! Сколько миру, сколько люда! И преимущественно военных. Переезжая Буг-границу, мы выпили по стопочке за здравие нашей Отчизны. Я сохранил пачку «Kазбека» и угостил отечественными папиросами всех, кто был в купе.

20:45. Поезд отходит на Минск.

Сколько было беготни за билетами и за отметкой в таможенной службе на право въезда в Россию из заграницы!

С трудом, но достал на себя и ординарца «плацкарту» (с началом Великой Отечественной войны в РККА появилась такая должность как ординарец; с лета 1942 г. ординарцы полагались всему командному составу, включая и командиров взводов; в августе 1945 г. специальным приказом № 0154 их статус был регламентирован; в 1950-х годах должность ординарца в Советской армии была упразднена.). Спокойно занимаем свое седьмое место. Просторно, хорошо. А как же трудно пришлось садиться в вагон остальным моим друзьям! Они не только вещи через окно принимали, ну и сами проникали туда тем же ходом.

В купе уже сидит майор с двумя солдатами. Оказывается он сел сюда, купив красную фуражку на перроне за 500 руб (пояснения отец не даёт; скорее всего, речь идёт о фуражке с малиновым околышем, означающим принадлежность к войскам НКВД - автор). Я же, похоже, «оплатил» свою «плацкарту» видом своей клюшечки, с которой пока еще приходится ходить.

В 20:50 выехали из Бреста. Поезд идёт неплохо. Первую ночь я лежу во всю длину и никому не мешаю спать.

Проснулся в районе белорусского города Барановичи. Спалось неважно из-за холода, так как разбито окно.

Впервые нынче вижу снег.

Барановичи – город. Причём на карте он пишется жирным шрифтом. На самом деле городских признаков и не видно. Печальная картина. Скучная, соломенная архитектура низких деревенских избёнок. Кругом ничем не ограниченная степь. Вокзал разбит. Начинается восстановление. Пассажиры пока без крыши от дождя и снега.

Иван Петрович (ординарец отца, земляк из Уральского города Усть-Катав, явно человек не очень молодого возраста; отец о нём дает скупую информацию - автор) с рынка приносит белорусские лепёшки, колбасу, самогонку. Мчимся дальше. Дорога пока счастливит, соседи хорошие и всяких рассказов хоть коробами греби…

12:30. Вот и Минск.

Бегу, вернее, быстро ковыляю сразу в кассу, пишу на листе бумаги сверху: «21 октября, на Москву, гвардии майор Пятков». Записывайтесь товарищи майоры в очередь! Набралось 13 человек. В 15:00 я первым получаю шесть билетов на всю свою гоп-компанию. Получилось куда как удачно! Иду с клюшкой - теперь я умный - к коменданту за билетом на плацкарт. Узнаю, что билетов на Москву нет. Только генералом и героям. Но может быть… Ждите. Стою жду. Вдруг за тем же подходит один майор в зелёной фуражке (пограничник) с мордой Ивана Никифоровича (отец сравнивает его с одним из персонажей гоголевской повести «Как Иван Иванович поссорился с Иваном Никифоровичем» - автор). Получает отказ как и я. Тогда он садится рядом с комендантом ближе к его карману и вскоре получает плацкарт. Ага! Я это засёк. Приближаюсь вплотную к теперь уже к морде коменданта и говорю: «Позвольте, у этого майора что, рыло потолще моего или как? За что он получил плацкарт? Ты чем тут, милок, твою мать, занимаешься?…» Комендант теперь видит мою клюшечку и начинает шарить в кармане, затем вынимает «бирочку» и говорит мне: «Нет у меня плацкарты, товарищ майор, а «мягкий» вам с ординарцем есть. Если это устраивает вас, то, вот, пожалуйста». «Ладно, - говорю, - давай мягкий». Противно, но как иначе было уехать, а дни отпуска идут.

После этого иду в кассу, получаю мягкий, а затем в честь успехов зашёл ресторан. Стоит? Стоит. Снова победа за мной. Пусть мне потом говорят, что от Берлина до Москвы я ехал плохо.

В 19:35 мы выехали из Минска.

Надо же тому совпасть, что я оказался в одном купе мягкого с тем же пехотинцем – майором, с которым ехал в плацкартном до Минска от Бреста.

Устраиваемся куда лучше. Можно будет и отдохнуть по-настоящему. Проезжаем знакомые места около Минска, с удовольствием задержался бы здесь, да стоит ли?

22 октября

Поезд мчится вполне удовлетворительно. Доезжаем до тех мест, которые в суровых муках проходили с тяжелыми боями в 1943-м году (Орша, Смоленск, Спас-Деменск и другие).

Мой спутник расхвастался тем, что он везёт с собой в подарок разные побрякушки для своей жены. Что ж? И я бы проявил не меньше способности в этом, да некому. Было бы первое, а второе найдём что-нибудь. Пока об этом думать рано, приходится лишь иметь в виду…

23 октября

05:00.

А вот наконец и Москва.

Наш 72-й поезд останавливается у платформы Белорусского вокзала, того вокзала, с которого я, после краткой командировки в тыл, выехал на фронт 3 октября 1944г., то есть один год и 20 дней тому назад.

Еду сразу же на Казанский вокзал, откуда я буду ехать до конечного места. Потом сходил в центральный Военторг, за подарками в коммерческий и универсальный магазины на верхних этажах (впервые по праву), а затем в офицерскую билетную кассу и, с ординарцем, в центральную баню. С ним же вечером пошли в театр имени Вахтангова смотреть «Грозу».

24 октября в 17:00 иду в кассу, где делаю отметку на билете, но проездные не беру, так как в тот день 16-й поезд идёт только до Куйбышева. На 25 октября мне и ещё немногим из майоров достается билет на этот поезд до Челябинска. Чудесно! Но какая толкотня и бой за посадку и места в вагоне. За всю дорогу не был в таком «людовороте» - еле вошёл в вагон. Место для меня сохранено знакомым майором по фамилии Французов.

08:15

Мы поехали!

26 октября

Станция Инза.

11:20

Переезжаем Волгу. Какая действительно величественная русская река! Мост через неё полтора километра.

27 октября

13:30.

Город Куйбышев

Провожаю двух спутников по вагону. Хорошие товарищи.

14:30. Отправление.

Сколько же народу село на крышу вагона! Как в Гражданскую. В кино видел. Сами вагоны переполнены. Куда едет вся Россия? Наш поезд опаздывает уже на пять с половиной часов. Значит в Уфу приезжаем не в 24:00, а в 6 утра.

28 октября

09:00.

Город Уфа.

Доехал до тех мест, где когда-то бывал до призыва в армию. Вот почему-то запомнил, что в реке Белая купался 16 июля 1938 г. Отсюда же не так давно Катя ехала до дому (Катя - моя будущая мама; отец ехал к ней в село Лопатки, Курганской области - автор). Напал на её «след». Теперь постараюсь не сбиться. Но по пути заеду в Челябинск и Копейск к моим родным, а уж потом возьму курс на Лопатки.

Мои племянники, мальчишки, если получили мою телеграмму, теперь уже ждут меня на вокзале в Челябинске. Поезд вместо 17:35 сегодняшнего вечера приедет, вероятно, к утру 29 октября. Надеюсь, что они будут ждать моего приезда.

Вот и городок Аша.

Совершенно знакомые места. Передо мной проходят воспоминаниях светлых эпизодов юношеской жизни. С тех пор прошло уже чуть ли не семь лет. Сколько за это время утекло воды и каким я был и каким я стал? Наверное никто из друзей той поры не узнает меня.

Станция города Усть-Катав.

Прощаюсь с Иван Петровичем. Он теперь гражданский человек.

Вижу ту калитку, от порога который моя жизнь изменила свой курс, избрав несколько направлений одновременно. Все они оказались пока несостоявшимися. Война. Что будет с последним? Надежда на него. (Вряд ли отец имел ввиду свою продолжающуюся армейскую биографию, но что ж тогда? Не знаю. - автор).

Вот и Златоуст.

Последний город перед Челябинском. Наш поезд часто останавливается без причин и оснований.

Опаздываем уже на 9 часов. Но чем ближе, тем больше меня охватывает волнение. Кто же меня встретит?

29 октября

02:05.

Город Челябинск

Вокзал.

Выхожу из вагона и уже слышу чьи-то голоса «дядя, дядя!» Передо мной стоят два мальчика. Вначале растерялся, вроде даже немного оробел. Узнаю моих родных Васю и Витю. Бросаю свои вещи и набрасываясь на них с объятиями и поцелуями. Боже мой! Какая радость! Не нахожу слов для них, стою как истукан. Уже кажется и люди все вышли из поезда, а мы все стоим.

Дорогие мои! Они оказывается со вчерашнего дня «дежурят» на вокзале в ожидании поезда номер 16. Сколько же у меня радости и волнения.

В 11:50 приезжаем в Копейск на местном поезде под названием «ученик», почему так, не знаю. Ещё на ходу, стоя в тамбуре, я увидел мою старшую сестру Шуру и в тоже время она увидела и меня. Со слезами и криком сестра подбегает ко мне и нам вдвоём еле-еле удалось унять эту действительно реку слёз радости.

Я дома.

Часть моих многолетних желаний осуществилась…»

*. *. *

На этом дневниковые записи отца обрываются. Но не его отпуск и поездка в то зауральское село, где его ждала любимая девушка, будущая мама моя, моего старшего брата и младшей сестры. Отец познакомился с ней ещё до войны, когда после окончания юридического техникума в Челябинске получил назначение в этот районный центр, где и работал в местном суде. Он был старше её и тогда «романа» у них не случилось. А вот война, как это ни странно, сблизила. После Сталинграда, когда отец понял цену один раз даваемой человеку жизни, они завязали оживленную - насколько это было возможно в военных условиях - переписку. И поняли, что должны быть вместе. А уж когда отец надолго «застрял» в Германии и началось послевоенное время, то лично ценивший его, как офицера и политработника, начальник политотдела дивизии полковник П.Босько «приказал» ему ехать осенью домой и без жены не возвращаться. Отец вернулся без жены, но женатым, а через год в конце 1946 года уже привез в Германию свою Катю и новорожденного сына, моего старшего брата. Ну а в 1948 году появился и я. Так что по результатам первого отпуска всё сложилось как нельзя лучше.

Кстати, с полковником П.Босько отец потом по возвращению на Родину в начале 1950 года служил вместе в Белоруссии и на Сахалине, но уже в должности его заместителя по политчасти. Я помню, как его уважали и любили солдаты и как по-отечески он относился к ним. Отец может быть и дальше продолжал бы службу в Советской Армии, но военная реформа Хрущева в 50-х - начале 60-х годов, потрясшая, прежде всего, масштабными - прямо по живому - сокращениями личного состава в армии и на флоте, не миновала отца, как и многих офицеров-фронтовиков, получивших своё «военное образование» на полях битв Великой Отечественной войны. Отца уволили в запас в звании подполковника в 1956 году.

А война все-таки догнала отца. В 1974 году в возрасте 57 лет его не стало. Вечная ему память и сыновья любовь!

И мы присоединяемся. От нашего коллектива - Вечная Память и Благодарность!

А для читателей дополнительно ниже ссылки по теме, на случай, если кого "Особторг" напряг - очень рекомендуем:

Там в тексте еще ссылки есть. Сравните с современностью самостоятельно.