От несдержанной, чуть грубоватой и одновременно – невыразимо нежной, по-мальчишески застенчивой Санькиной силы Маринку пронизывала такая незнакомая… такая единственная девчоночья боль. Маринка изогнулась в Саниных руках. Никогда, даже в пятом классе, она не плакала от Санькиных обид… А теперь прикусывала губы, и слёзы сами катились…
А потом… Было так хорошо, что Саня крепко-крепко и… бережно-бережно прижимает её к себе. Так хорошо было чувствовать своим животиком Санин живот… И так хотелось… чтоб Саня долго-долго не отпускал её. А Саня целовал её влажные реснички, и негромкий, виноватый голос его прерывался:
- Говорил… что никогда не обижу… Тебе… больно было?..
Саня приподнялся, а Маринкины ладошки гладили его спину:
-Уже не больно. Ты только обними меня.
Лодка чуть покачивалась среди распустившихся лилий, и во всей Вселенной Саня с Маринкой были лишь вдвоём.
А на берегу терпковатой сладостью задышал в лицо клевер. Саня взял Маринку на руки, а клевер, как и лодка, покачивался под ногами, и был мягким-мягким, и так хорошо было – одним во Вселенной! – лежать в этом головокружительно душистом и мягком клевере… Не дышать от счастья и… прислушиваться к своему единству.
И в реке снова повторилось… Маринка до слёз стеснялась, что она совсем голенькая, а уже совсем светло… И на Саньку смотреть стеснялась… и хотелось на него смотреть – он красивый такой… А вода была неожиданно тёплой и – ласковой-ласковой, и Маринка просто радовалась, что уже не больно от Санькиной застенчивой мальчишеской силы… Итак же просто радовалась, что ему… наверное, нравится…
Клевер на речном берегу цветёт долго – все каникулы, до самого сентября…
И батина лодка была целой вечностью их с Маринкой счастья.
…Отца у Марины не было: мать растила её одна. Поэтому, наверное, так часто сквозь обычную материнскую строгость прорывалась упрёками давняя обида…
- Думаешь, легко мне – одной!.. – с тобой! Отец твой лишь успел про свадьбу сказать… Их тогда четырнадцать человек погибло: в шахте метан взорвался. А из родни у Павла, отца твоего, – лишь тётка, материна сестра. Похоронили шахтёров, а вскоре я поняла, что беременна. Тётка Катерина плечами дёрнула:
- Какие сказки ещё придумаешь? Только учти: слушать их я не стану.
Да и что мне было требовать от неё! У самой – трое, мал мала меньше. Так и осталась, – с тобой на руках: с чужим дитём кому я нужна… Легко, думаешь, – всю жизнь одной.
Наверное, поэтому мать не отпускала Маринку на танцы, поэтому не разрешала, чтоб Санька Полунин провожал её после уроков:
-Знаю я, – провожатых этих! А потом останешься одна, – как я! Чтоб я не видела рядом с тобой этого шалопута!
А Санька Полунин не шалопутом был… а самым лучшим на свете мальчишкой – Маринка знала это ещё в пятом классе, и не обижалась на отчаянные Санькины подножки, лягушек в портфеле и гусениц на косичках… Молча вытаскивала репяхи из волос. Ирка Дёмина, подружка, возмущённо советовала Маринке:
-Матери расскажи! Пусть придёт в школу… и всыплет, как следует, этому Полунину! Чтоб знал, как репяхами бросаться! Или классной скажи! Пусть поставит ему в дневник двойку по поведению! Дома отец надерёт ему уши, – будет знать! Давай расскажем Лине Алексеевне?
Ни матери, ни Лине Алексеевне Маринка не рассказывала про Саньку: такое не расскажешь – про мальчишеское отчаяние в хмуро-серых Санькиных глазах…
Летние каникулы прошли. Замелькали дни десятого класса – самостоятельные, контрольные, диктанты с сочинениями… И уже кружился листопад, когда однажды Маринка проснулась до рассвета – от какой-то неясной тревоги…
В поселковой библиотеке – незаметно от библиотекарши Веры Петровны – нашла нужную книгу. Быстро перелистала страницы, затаила дыхание… Прикрыла глаза: вот почему вдруг начинает кружиться голова… Несмело улыбнулась: Саньке надо сказать… Он уже тревожно всматривается в её побледневшее лицо, – конечно, ничего не понимает, просто волнуется… Думает, что Маринка переживает из-за тройки по алгебре…
А дома мать тоже заметила:
-Что за привычку взяла – не ужинать? Бледная ты какая-то… Круги вон под глазами. – Отчего-то вспомнила: – Помню, – у меня так было… когда беременной ходила. Кухонных запахов не переносила.
В материном голосе Маришке послышалось такое желанное понимание… и – будто сочувствие.
И она отважилась:
-Мам!.. А я… беременная.
Мать не поняла:
- Что… ты?..
-Я беременная, мам. – Маринка заторопилась: – Я прочитала, – в библиотеке. Всё точно.
Мать опустилась на диван, бессильно провела ладонью по волосам и лицу:
- Беременная?.. От кого?
-Мам!.. Я люблю Саню… и он меня любит… Он очень любит меня, мам, и я его очень люблю…И… так получилось… А потом я поняла… что…
Мать медленно поднялась. Подошла к Маринке, помолчала…
От сильной пощёчины Маринкина голова метнулась в сторону.
А мать ударила ещё раз:
- Говорила же!.. Предупреждала!.. Догулялась – с шалопутом своим?.. И что теперь?
Маринка заплакала, – не столько от боли, как от растерянности… и горькой обиды:
- Мам!..
-Ты же про институт говорила! Выучилась?.. Да тебя же из школы выгонят теперь! Как…как… – мать не находила слов: – Выгонят из школы! И что ты будешь делать? Мало того, что все эти годы я одна… тяну тебя… Теперь ещё с… с ребёнком сядешь мне на шею?!
-Мам!.. Саня…
- Что – Саня?! Что – Саня!.. Сопляк он, шалопут этот! Нужна ты ему – с ребёнком! А особенно – родителям… матери его ты нужна! Ну, – поди к ним!.. Скажи, что беременна! Увидишь, – как они кинутся обнимать-целовать тебя за это… и радоваться!
-Я… Сане скажу…
-А у сопляка твоего – что: дом свой есть? Он что, – зарплату каждый месяц получает? Скажет она ему! Толку с того! – Ольга Семёновна яростно затрясла дочку за плечи: – Даже не вздумай ляпнуть ему… про это!.. Ещё не хватало, – чтоб вся школа… весь посёлок узнал!
-Мам!..
-Я тебе семнадцатый год – мама! Слушала бы ты меня, – как дочке положено мать слушать!.. Сколько у тебя?.. Сейчас же говори мне: сколько?.. Ну?!..
Маринка не сразу поняла, о чём это мать…
-Третий… месяц.
Мать облегчённо откинула выбившуюся прядь волос:
-Хоть это хорошо. Сделают.
Маринка снова не поняла маминых слов… Но сердечко вдруг забилось… И за спину вдруг кто-то насыпал колючего снега:
- Что… сделают?
-А ты не знаешь!.. Как… давать шалопуту этому, – знала?!.. Завтра в город поедем. Чтоб здесь никто не узнал. У меня там акушерка знакомая есть. Деньги отдам, – что на телевизор новый собирала. Ещё и кольцо придётся отдать.
-Кольцо?..
-А ты как думала!.. Что тебе аборт просто так сделают? Да ещё – так, чтоб никто не знал! Чтоб всё в тайне сохранить! Да ещё – при том, что тебе недавно только шестнадцать исполнилось!
-Мам!.. Какой… – видно было, что Марине страшно сказать это страшное слово… что почему-то напоминает холодный металлический лязг… – Какой… аборт. Я Сане скажу. Я люблю его. И он меня любит… Он очень любит меня.
-Какая же ты дура!.. Любит? Забавляться он с тобой любит. Поиграли?.. И всё – на материну – на мою! – голову!
-Мам!..
- Не хочу тебя слушать! Спать ложись, – завтра вставать рано!
Маринка снова заплакала, умоляюще прижала руки к груди:
- Мам!.. Мам, это же… не сейчас! Я посчитала, когда… когда ребёночек… родится. Я в вечернюю школу перейду учиться, а Саня окончит школу, и…
-И – что?.. Саня твой будет кормить тебя с ребёнком? За какие деньги?.. Как же! Какой там Саня! Мне в подоле принесёшь! Тебя – всю жизнь одна! Теперь ещё и ребёнок! В вечернюю школу она собралась! А позор – на материну голову?
-Мы после школы с Саней… Мы с Саней после школы работать будем… – жалко, бессвязно лепетала Маринка.
-Смотри! Бросится Полунин работать – в свои неполные семнадцать! Так и бросится, – прямо в шахту, где платят побольше! Нужна ты ему! Потом в армию уйдёт, – там у него, знаешь, сколько таких Марин будет!
Продолжение следует…
Начало Часть 2 Часть 3 Часть 5 Часть 6
Часть 7 Часть 8 Часть 9 Часть 10 Часть 11
Навигация по каналу «Полевые цветы» (2018-2024 год)