«Я выйду замуж только за русского!», — пошутила Полина, увидев русских солдат на главной площади в Сен-Мишели.
Произошло это событие 14 декабря 1814 года. Полине Гебль, дочери отставного офицера, отдавшего свою жизнь за императора, тогда едва исполнилось 14 лет…
В 1823 году Полина, молодая, красивая, прекрасно воспитанная и обворожительная, как могут быть обворожительны только француженки — приняла предложение стать главной продавщицей в одном из лучших магазинов моды на Кузнецком мосту в Москве.
Именно там с ней познакомился умный, образованный и богатый поручик Кавалергардского полка Иван Александрович Анненков — владелец более четырехсот крепостных и единственный сын богатой матери.
Вот как рассказывали сама Полина (на станицах романа А.Дюма «Учитель фехтования») о той встрече:
И так далее…
Красивая история, описанная известным романистом Александром Дюма. В общем, версия французская…
Но есть и ещё одна версия, реальная и русская. Готовы услышать?
Тогда поехали…
И прежде чем начать мое повествование о Полине Гебль, которая прибыв в Россию, почему-то сразу сменила фамилию на Поль, я расскажу вам немного о нашем другом герое любовной мелодрамы — Иване Александровиче Анненкове.
Родился он 5 марта 1802 года в Москве. Его отец был статским советником, отставным капитаном Лейб-гвардии Преображенского полка (скончался в 1807 году), мать — дочерью иркутского генерал-губернатора Ивана Варфоломеевича Якоби, имевшего власть наместника. Известный мемуарист Ф. Ф. Вигель, вспоминая богатый дом, выстроенный Иваном Варфоломеевичем, сказал о хозяине, что он «долго начальствовал в Иркутске и еще долее находился потом под судом». Анна была единственной дочерью богатого вдовца.
«Сколько не являлось женихов, он, якобы не желая расстаться с дочерью, отсрочивал свое согласие года на два, на что никто из женихов не соглашался, наконец, Анненков (Александр) решил увезти невесту и получил прощение отца с условием жить у него. Она была не первой молодости, лет за тридцать».
Анна Ивановна Анненкова, рано овдовев, имела огромное состояние — до 5000 душ.
«Избалованная богатым отцом, она жила в Москве, в своем великолепном доме1, окруженная сиротами, воспитанницами и приживалками, вела жизнь своеобразную, вставала поздно, никуда не выезжала, к себе же принимала знакомых, лежа на диване, в подушках, разряженная в кружевном пеньюаре и в бриллиантах»/ Гессен С./
Иван Анненков воспитывался дома вместе с братом Григорием. Им преподавали швейцарец Дюбуа и француз Берже.
После такого «всестороннего» образования с 1817 по 1819 год Иван слушал лекции в Московском университете, но курса не кончил. Осенью 1819 года он сдал экзамены при Главном штабе и его зачислили в Кавалергардский полк, попасть в который было крайне трудно, так как отбор происходил прежде всего по экстерьеру (как для лошадей или собак).
Анненков прошел, ведь он был высок, статен, красив и богат.
В том же году, когда Иван Александрович вступил в полк, его произвели в корнеты, а в марте следующего года, вскоре после исполнения 18 лет, Анненков совершил поступок, который заставил многих говорить о нем нелицеприятно. Рассказывали о дуэли, в которой корнет хладнокровно убил своего товарища.
Дело, по воспоминаниям родных и современников, обстояло следующим образом. 19 марта на великосветском балу в Ораниенбауме молодой и красивый корнет Анненков из «озорства» начал настойчиво и некрасиво ухаживать за женой своего товарища В. Я. Ланского, которого, естественно, это оскорбило, и он вызвал Анненкова на дуэль. Не откладывая в долгий ящик выяснение отношений, дуэлянты, выйдя из зала в парк, нашли походящее укромное место и приступили к дуэли.
Первым должен был стрелять Ланской, но он выстрелил в воздух. Так как оскорбленный товарищ поступил великодушно, как бы прощая «озорника», то по правилам дуэли Анненков должен был бросить пистолет и поцеловать столь великодушного противника. Но корнет поступил, по выражению современника, «гнусно» — он долго, минут пять, целился, а затем сразил наповал своего товарища.
Наказали молодого корнета за дуэль, к огромному удивлению, чрезвычайно легко: он три месяца просидел на гауптвахте.
Думаете почему?
Да потому, что умел хорошо танцевать мазурку. И не смейтесь, вот что говорила внучка Брызгалова в своих воспоминаниях:
Вот вам и объяснение, в получении столь легкого наказания после дуэли. Кем бы любовался на балах Император Александр I и с кем бы танцевала мазурку Александра Федоровна, жена Николая I, если бы Ивану Александровичу вынесли другой приговор?
К 1824-му году за Анненковым числилось долгов на сумму 25 000 рублей. Но это если и беспокоило кавалергарда, то очень мало, так как он стал единственным наследником всего состояния матери — в этом году, на дуэли, сразили на повал его брата Григория. Удивительна реакция матери на гибель сына:
«Ничего, — сказала она, — Ивану больше достанется».
В 1824 году Иван Анненков стал членом петербургской ячейки «Южного общества», а в 1825 году кавалергард принял активное участие в событиях на Сенатской площади на стороне... Николая I.
И как поручик наиболее надежного Лейб-гвардии Кавалергардского полка стоял на Исаакиевской площади, в начале Адмиралтейского бульвара, за спиной Императора Николая. Поручик Анненков, как верный присяге офицер 7-го эскадрона, прикрывал орудия бригады полковника Нестеровского. Когда после первых выстрелов картечи мятежники начали разбегаться в разные стороны, Иван Александрович вместе со своим полком пошел атаковать их, что-то крича, как всегда кричат во время атаки. Он бил русских солдат, которых вывели на площадь и поставили под пули подобные ему «члены тайного общества».
Впечатляет, не правда ли?
Несомненно, каждый для себя почерпнул что-то новенькое о национальном герое. Если вам интересно узнать, почему же Анненкова взяли и отправили впоследствии на каторгу, то пишите в комментариях, и я непременно вам расскажу.
- Но что-то я уже сильно отвлекся от основной темы, а посему, возвращаюсь к нашей любовной истории (реальной русской, помните, что выше была изложена романтическая французская).
История Полины Гебль или Прасковьи Егоровны Анненковой, как ее звали в России, пожалуй, самая романтическая.
Поэтому многие авторы обращались к этому сюжету. Много приукрашенного, много выдуманного. Все данные почерпнуты из воспоминаний самой Полины Гебль, которые она надиктовала по-французски, так как прожив в России около сорока лет, так и не научилась хотя бы сносно говорить по-русски. Ей было за шестьдесят, когда создавались мемуары. Вполне естественно, что и самой Прасковье Егоровне многое помнилось не так, как происходило на самом деле, а главное, — все события тех далеких лет окрасились в прекрасные тона молодости.
А учитывая то, что мемуары эти диктовались своим домочадцам, а не писались наедине, когда стыдные места все-таки можно доверить бумаге в надежде, что их прочитают не сразу и не в твоем присутствии, многое попросту умалчивалось. Согласитесь, любой из нас поступил бы так!
Годы детства Полины пришлись на расцвет империи Наполеона. Этот «идол», как она называла его в своих воспоминаниях, определил ее политические взгляды на всю жизнь. А так как годы детства прошли в военных лагерях, где служил отец — дух славы и величия Наполеона, делавшего все для процветания империи, навсегда укоренился в сознании девочки.
Во Франции, в годы молодости Полины, жестокая нужда не оставила семью Гебль и по реставрации монархии. Если во времена Наполеона мать Полины получала хотя бы пенсию как вдова наполеоновского офицера, то по возвращении монархии семью лишили и этого дохода. С шестнадцати лет Полина начала работать в магазине, а 1823 году молодая француженка отправилась на поиски заработка в Россию.
С этого момента началась иная жизнь модистки Полины Гебль. Чтобы не давать повода ко всякого рода толкам среди оставшихся во Франции родных и знакомых, она поменяла фамилию. Теперь она — безвестная Полина Поль, которая не «роняет достоинство старой дворянской фамилии Гебль».
Непонятно, почему на родине, во Франции, в Париже, можно было работать в магазине модисткой в течение семи лет и такое занятие не бесчестило фамилию Гебль. Так же не роняло чести и предложение купцов, которые, узнав о предстоящем отъезде Полины, предлагали дать в кредит товар и деньги для открытия собственного дела в столице Франции. А вот работа в Москве, в самом модном французском магазине процветающей фирмы, считалась унизительной.
Ну да ладно, теперь об этом мы уже точно никогда не узнаем.
Итак, Полина приехала в Москву на заработки. В этом она не была оригинальна. В те годы страна-победительница была самой вожделенной для всех иностранцев, которых хорошо принимали в России.
И когда Полине предоставилась возможность пристроиться в Москве во французском магазине Дюманси продавщицей, она, не задумываясь, приняла приглашение, зная: в этой загадочной стране она не упустит свой шанс.
Такой шанс появился в лице молодого кавалергарда Анненкова. Он был прямой противоположностью Полины: вялый, флегматичный, нерешительный. От обстоятельств быстро впадал в уныние и не имел сил сопротивляться им.
С первых дней знакомства энергичная, страстная и волевая Полина сделала все, чтобы этот богатый, очень богатый юноша обратил на нее свое внимание. В этих взаимоотношениях не было ничего предосудительного. Все как обычно у богатой молодежи тех лет. О таких связях даже не говорили в обществе. Полина была настороже. В воспоминаниях, в первых строках, посвященных пребыванию в России, она привела слова своей приятельницы-француженки, вышедшей замуж за русского:
«Берегись, душа моя, — говорила она мне беспрестанно, — вы молоды и хороши, много соблазну ожидает вас, а мужчины русские так лукавы и так изменчивы».
Роман Полины и Анненкова вспыхнул быстро. Встретившись на ярмарке в Пензе, случайно или нет — никто сказать не может, 3-го июля, через несколько дней знакомства, они выехали с ярмарки уже вместе. За несколько дней до этого произошел эпизод, описанный старушкой Анненковой (понятно, что в воспоминаниях) так:
«С ним (Анненковым) было очень много денег, и я узнала, что шайка игроков сговаривалась обыграть его, а раньше я слышала, что его обыграли уже в один вечер на 60 тысяч рублей. Тогда, чтобы спасти его от заговора негодяев, я решилась употребить разные женские хитрости, и в тот самый вечер, когда игроки ожидали его, продержала у себя до глубокой ночи. На другой день он узнал все от своего человека, был очень тронут и остался мне признательным. С тех пор человек его, который был ему очень предан, часто приносил мне его портфель на сбережение».
Сохраняя для Анненкова 60 000 рублей, Полина еще не знала, насколько богат этот кавалергард.
Первая встреча молодых людей затянулась на пять месяцев. Они вернулись в Москву только в ноябре месяце. К этому времени Полина была на пятом месяце беременности. 2-го декабря Анненков вернулся в Петербург.
Интересно то, как шестидесятилетняя Прасковья Егоровна, диктуя воспоминания, отодвигала срок знакомства с Анненковым. В первом черновике мемуаров она говорила, что познакомилась с ним за три месяца до событий на Сенатской площади. Потом, видимо осознав, что рождение дочери Александры (11 апреля 1826 года) не укладывается в определенные сроки, она увеличила время первого знакомства до пяти месяцев, а в печатном тексте со дня первой встречи и до 14 декабря 1825 года уже прошло шесть месяцев. Но даже в последнем — полугодовом — варианте знакомства, для длительных переживаний и мучительных сомнений о социальном неравенстве, как это нам представляли, не остается времени. Ярмарка в Пензе открывалась в конце июня. Там, скорее всего, они и познакомились. При любом раскладе Полине Егоровне явно не хотелось сознаваться перед детьми и внуками в обыденности, скоротечности и прагматичности начала ее отношений с Иваном Анненковым.
И до хмурого декабрьского дня в Петербурге эти взаимоотношения виделись Полине совсем иначе. Она не являлась первой или последней, кому богатые молодые люди охотно дарили свою скоротечную любовь. Сколько в России было таких балерин, модисток, гувернанток. Богатство кавалера обеспечивало в этих случаях и мать и ребенка на всю жизнь.
Им дарили поместья, дома, жертвовали капиталы. Знатное происхождение отца почти всегда гарантировало обеспеченность во избежание какой-либо гласности, разговоров в обществе и, не дай Бог, скандала. И если повести себя умно, суметь привязать к себе и ребенку, то, как водилось в этой стране, можно получить имя, близкое фамилии отца.
Все это знала и на все это могла рассчитывать Полина Гебль — модистка французского магазина Дюманси в Москве.
Конечно, не надо исключать и возникшее чувство любви у молодых людей.
Но в любом случае это — роман, подобный множеству других, и «нет основания думать, что жизнь Полины Гебль чем-нибудь отличалась от жизни десятков и сотен тех француженок, искусство которых находило себе широкий сбыт в аристократических кругах Петербурга и Москвы. И судьба Полины Гебль, по всей вероятности, была бы похожа на судьбу ее многочисленных соотечественниц».
На этой прекрасной ноте я, пожалуй, закончу первую часть своего «нудного» рассказа и приглашаю вас на вторую часть
