- Боишься крови? – быстро спрашивал Демид Дашу, - Если в обморок можешь упасть – лучше отойди.
Она коротко, презрительно фыркнула:
- У меня мама в больнице работает, какое там боюсь… Ищи лучше, чем брючину разрезать….
…К тому моменту, как приехали спасатели, а вслед за ними и машина «скорой помощи», они уже наложили аккуратную повязку. Правда, она почти сразу стала промокать.
Теперь, когда вокруг образовалась густая людская суета (ведь и полицию немедленно вызвали – прочесывать подземелье, искать улики), Дашу стало отпускать то безумное напряжение, которое до этой минуты скручивало всё внутри нее в тугой узел. Она боялась, что ее вырвет, прикрыла глаза и дышала глубоко, размеренно, как учила мама…
«Скорая», куда погрузили носилки с Инной, под мигалками умчалась первой. Даша сидела на траве, возле полуразрушенной церковной стены, ждала, пока полиция всё осмотрит.
- Может быть, мы поедем? – спросил Демид у одного из людей в форме, - Мы сами доберемся до города, на своей машине.
- И речи быть не может. Вы сейчас вернетесь с нами, потому что нужны ваши показания…
Даша почувствовала, что Демид опустился рядом с ней.
- Она тебе что-то говорила? – спросил он тихо, глядя вроде бы в сторону, - Что-то она успела тебе сказать?
Даша растерянно повела плечами.
- А почему ты …так? Ты не хочешь, чтобы кто-то об этом знал?
- Я бы сначала сам хотел понять… Слишком уж тут заплелось все… Выживет Инна, нет ли… Когда ее смогут допросить, что она запомнила…Может у этого изверга есть кто-то свой в полиции…Вот вроде почти за хвост его ухватили, а у меня все равно чувство, что Инна не последняя.
- Понимаешь, - попыталась объяснить Даша, чувствовалось, что она подбирает слова, - Она не то, чтобы говорила. Инна сказала несколько слов обрывочно. Но когда я держала ее за руку, ощущала ее страх… Мне кажется, если бы мне велели сделать фоторобот этого человека, я бы смогла.
- Попробуй описать мне его.
И все так же медленно, тщательно взвешивая каждое слово, ища наиболее точное, Даша начала говорить.
- Это мужчина. Он среднего роста, но видно, что он сильный. Такие руки…плечи…На нем куртка…типа военной, такая, где много карманов и заклепок. У него загорелое лицо. Глаза…почти голубые. Да, скорее голубые, чем серые. Бровей и ресниц почти нет, они такие светлые, что их не видно. И да…он совершенно лысый. Ни одного волоска на голове…она просто блестит…эта голова.
Демид жевал длинный стебелек травинки. Потом сказал:
- Один человек, которого я знаю, подходит под это описание на все сто. Ты в полиции будешь это рассказывать?
- Что? Что мне это все привиделось? Инна ведь ни имени не называла, ничего… Она сначала бормотала: «Нет… нет… зачем…» А потом сказала: «Голова – как шар. Биллиардный шар». И ничего больше. Ее слова сейчас никто всерьез не примет, она же почти в отключке…».
-Но в первый раз-то позвонила она тебе, когда была в полном разуме…
- Если бы ты знал, как она тогда боялась, что связь пропадет! Только и успела, что описать – где ее искать. И еще добавила: «Скорее…Да… Тот самый маньяк». Всё.
- Дела-а…, - Демид отбросил измусоленную травинку, потянулся за следующей.
- Вот это я и скажу. Потому что за эти слова – отвечаю. Они захотят, если смогут, как-то отследить наш разговор. Сколько он длился, когда… Тут уж никаких домыслов, догадок. Только правда.
*
В этот день ни о каком разговоре следователей с Инной и речи быть не могло. Сложный перелом правой ноги, большая кровопотеря, дикий стресс, шок…Помимо прочих лекарств врачи давали ей большие дозы успокоительных, и она все время или спала или находилась в полузабытье.
Один лишь раз Даше позвонила медсестра из больницы:
- Она все время повторяет твое имя, просит тебя позаботиться о каком-то пауке. Бредит, наверное.
- Нет, - сказала Даша, - Не бредит.
Конечно, ни одну из вещей Инны ей бы не отдали – ни в гостинице, ни в полиции, но к Клаве это не относилось.
- Только девочка… ты того… контейнер с этой зверюгой забери, пожалуйста, сама. И поскорее. И неси осторожнее, чтобы он по дороге не открылся.
Дома Даша поставила пластиковую коробку с Клавой на подоконник. Кот Голум заинтересовался страшно. Он готов был часами сидеть и наблюдать за пауком. Для него это был бесплатный телевизор.
Дашу и Демида допросили, они подписали свои показания. В деле о неуловимом маньяке появилась хоть какая-то зацепка. Теперь все ждали, что Инна придет в себя.
*
В тот вечер Марья хотела остаться ночевать в доме Розы.
- Ну как я тебя оставлю одну, - говорила она Даше.
И тут же поправляла сама себя:
- Но мне если приходить, то с внучкой. На меня родители сегодня внучку оставляют.
- Да вы не дергайтесь, - сказала Даша, - Оставайтесь спокойно у себя. Я же не собираюсь шляться ночью по улицам. И вообще кто я в этой истории? Случайный элемент.
Но в то же время, когда Даша осталась одна, ей стало не по себе. Долго-долго сидела вона в своей комната, положив на подоконник руки, и умостив на руках подбородок, и смотрела, как садится солнце. Кроваво-красный закат обещал на завтра ветреную погоду. И только когда в саду сделалось совсем темно, и в этой темноте легли длинные тревожные тени, Даша отошла от окна, предварительно его, заперев, и еще подергав за ручку для верности.
Все двери в доме тоже были, конечно, заперты.
Весь день Даша не вспоминала о еде, но сейчас почувствовала, наконец, голод. Она решила сделать себе бутерброд с колбасой и налить чего-нибудь попить – в холодильнике стояли два кувшина, на выбор. С домашним лимонадом и апельсиновым соком.
Через несколько минут с тарелкой и бокалом Даша возвращалась к себе через темную гостиную. И вдруг замерла. В кресле сидел человек.
Он сидел совершенно неподвижно, и было непонятно, откуда он тут взялся. На нем была темная куртка с накладными простеганными карманами. И еще казалось, что на голову он надел резиновую маску, потому что – ни бровей, ни ресниц, голова голая как биллиардный шар.
Может быть, Даше полагалось выронить тарелку со своим ужином, но она нашла в себе силы поставить посуду на тумбочку. Ей хотелось закричать, она кусала губы. Но первым заговорил он.
- Не надо бежать, - сказал черный человек, голос его звучал мягко – сама доброта - Двери и окна заперты так надежно, что впопыхах, трясущимися руками, ты их не откроешь. Лучше подойди ко мне…
-Зачем я вам? – Даша не узнала своего голоса, - Вы думаете, что я свидетель? Но я ничего не видела…Я никакой не свидетель.
Он отмахнулся от нее, точно она рассказывала ему что-то неважное.
- Ты ведь любишь все красивое? – говорил он вкрадчиво, - Если ты подойдешь ко мне, и встанешь передо мной на колени…твоя жизнь окончится в один миг, окончится без боли. И начнется другая форма бытия – прекрасная… Ты даже не представляешь, какой красивой ты станешь. В том мире, где твой дар будет очевиден. Тебе ведь дана власть пробуждать других почти из мертвых…
Этот голос манил, он был таким вкрадчивым, он успокаивал. Хотелось закрыть глаза и слушать его…
Даша бросилась бежать. Возможно, в иную минуту она не вспомнила бы про комнату, которую ей показывала бабушка. Слишком много произошло с той поры, как Роза водила ее туда. Но теперь Даша неслась, помня, что ей надо еще нажать код из четырех цифр на специальной панели в уголке коридора. И проскользнуть в дверь до того, как черный человек не даст ей этого сделать.
Она завернула за угол, даже не прислушиваясь к звукам чужих шагов. Шел ли он за ней, или дал ей возможность побегать, самой себя загнать в ловушку, ведь из дома не убежишь. Так, один…четыре…четыре… один….Даша метнулась в открывающуюся перед ней щель, в темноту – свет включался внутри, и поспешно закрыла за собой дверь.
Сердце стучало, и дыхание она боялась перевести. Она не верила, что ее тут не найдут, не доверяла прочности двери. Но если этот человек ворвется сюда, то ей уже точно не убежать.
Не сразу поняла она, что больше не слышит ни одного звука. Вообще. Словно никого больше и не было на свете. Даша слегка хлопнула в ладоши. Этот звук был явственен, но больше – ничего. Точно плотное облако ваты ее окружало. Она стала ощупывать ладонью стену, довольно быстро нашла выключатель, зажгла свет и огляделась.
Ничего не изменилось тут по сравнению с тем разом, когда они приходили сюда с бабушкой. Ничего не изменилось тут по сравнению с тем разом, когда они приходили сюда с бабушкой. Пустота, стены, оклеенные голубыми обоями, пластиковое ведро…Но чего-то не хватало.
Даша стала оглядываться, пытаясь сообразить. Не хватало двери. Стены, оклеенные голубыми обоями, казались совершенно сплошными. Не сразу смогла бы сказать девушка, в которой из стен находится вход. Потом ей все же удалось его обнаружить, но это ничего не давало ей – ключ остался снаружи.
Звукоизоляция тут была прекрасная, И теперь – кричи не кричи…
*
- Он говорил, что работает на кладбище. Что его зовут Иван Андреевич, - Инна облизнула губы, - Видите, он ничего от меня не скрывал. Сейчас я понимаю, почему. Потому что он был уверен, что я не уйду от него живой.
Это было блаженное ощущение – когда нет боли. Инна понимала, что его дают сильные лекарства, что боль ей еще предстоит испытать. Пока же все плавало перед ней, как в тумане. Заманчивее всего было отдаться этому туману, качаться на этих белых облачках – и ни о чем не думать. Но Инна знала – то, о чем она говорит, это важно. И этот человек, что сидит у ее постели в условном белом халатике на плечах, который записывает каждое ее слово, он может сделать что-то важное, наказать того, кто….
- Вы можете подписать? – спросил мужчина, протягивая ей листки.
Но Инна опять была уже где-то там, в потустороннем, уже спала, и он опустил руку с листками.
*
Там были бабочки. В железной, похожей на огромный ржавый гроб, бытовке Ивана Андреевича, хозяина не оказалось. И никто из соседей по даче не видел его уже несколько дней.
Двери, конечно, вскрыли. Чтобы увидеть убогий холостяцкий быт немолодого уже человека, привыкшего довольствоваться самым малым. Дешевый чай в пакетиках, сахар в стеклянной банке, и другая такая же банка рядом – с ячневой крупой, постное масло и немного картошки – вот и все его запасы. Одежда, развешанная на стуле, на спинках кровати, на гвоздях…
И вдруг – среди этой нищеты – на стене, в рамках, под стеклами – коллекция тропических бабочек.
- Дядька совсем поехал головой, - сказал один из полицейских, - Где он их брал, по интернету выписывал что ли? Всю зарплату, небось, тратил…
-Нет, - сказал побледневший Демил, он присутствовал при обыске, - Он их сам выводил. Покупал коконы… а потом бабочки становились экспонатами коллекции. Посчитайте, сколько их…. Четырнадцать. Столько же, сколько жертв…
- И рамка для пятнадцатой готова, - сказал полицейский внезапно севшим голосом.
*
В доме Розы следы борьбы если и были заметны, то внимательному глазу. Упавший стул в одной комнате…Сброшенная на пол куртка в коридоре… Но самой страшной была тишина. Абсолютная тишина.
Марья ходила по дому и плакала. Демид в растерянности стоял в гостиной.
- Не могла она уехать, - повторяла Марья, - Ну куда? Ну, не верю… Вот так взялась – и сорвалась к матери? Откуда денег взяла? Паспорт ее лежит вон….Господи, что я Розе скажу! Она умрет сразу….
Казалось, что в доме осталось лишь два живых существа. Голум сидел на шкафу и смотрел оттуда своими инопланетными глазами. На подоконнике в контейнере тихо шуршала Клава, будто разговаривала сама с собой.
Полиция приехала сразу – исчезновение Даши слишком тесно переплеталось с судьбой ма-ньяка, которого до сих пор не сумели задержать.
- Где теперь ее искать? – плакала Марья, - Точно уж не в доме… Надо в саду и вокруг посмотреть, может, где земля разрыта. Ой, божечки, что ж вы свидетелей-то не защищаете…. Ведь ее надо было беречь, ведь она своими глазами….
Вместо немецкой овчарки привезли спаниеля. Молодого верткого спаниеля по кличке Амбал.
Марья как увидела его, так рукой махнула:
- Издеваетесь? Кого он вам найдет?
- Он вообще-то по наркотикам, - с некоторым смущением пояснила девушка-кинолог, - Но может помочь и в поисках человека. Амбал, давай работать….
Но песик больше всего заинтересовался Клавой. Он поставил лапки на подоконник и облаивал паучиху.
Демид шел по дому медленно, шаг за шагом, дотрагивался то до одной стены, то до другой, будто они могли рассказать ему что-то. Вдруг он замер.
Положил руку на голубые обои, чуть откашлялся и со второй попытки сказал:
- Она здесь. Ломайте дверь.
*
Осень – это почти всегда грустно, это ожидание долгой зимы. Но Ивана Андреевича удалось задержать лишь в сентябре, и теперь для Даши и Демида было ясно, что это – лучшее время года.
Не сумев довести дело до конца ни с Инной, ни с Дашей – ма-ньяк пустился в бега. Его случайно задержали где-то в районе Волгограда, просто узнали по ориентировке. Характерная внешность. Дотошный полицейский обратил внимание, попросил документы.
Виноватым себя кладбищенский сторож не считал.
- Я проводник, - говорил он, - Никому из вас это недоступно. Еще сегодня человек мучился на земле, а я отправил его – вечно гулять по райским садам. Сделал его путь быстрым и легким.
Суда еще не было, и неизвестно – состоится ли он. Пока Иван Андреевич находился в психиатрической клинике, закрытой, с очень строгим режимом.
Инна приходила в себя – зализывала раны, как она говорила – в Петербурге. Она все еще сильно хромала, ей предстояла еще одна операция, но лучшим лекарством для себя она считала искусство. Она задумала новую картину. Но точно знала, что теперь уже никогда не сможет рисовать ни одно подземелье.
Даша и Демид сидели на склоне холма, на сухой уставшей траве, смотрели туда, где под их ногами расстилался маленький город.
- Мама скоро приедет, - говорила Даша, - Она хотела продать нашу комнату и поискать тут какое-нибудь жилье, хотя бы дачу, где можно зимовать. Но Роза сказала: «Что за глупости? Или вы считаете, что я собираюсь забрать этот дом на тот свет? Завтра же напишу завещание…А пока- тут места хватит всем…»
- Я об одном боюсь думать, - тихо сказал Демид, - Чем это все могло кончиться, если бы не… Когда я задумываюсь над этим, я…
- Я тоже, - эхом повторила Даша.
Смеркалось все раньше, и уже пора было идти домой, но они еще долго сидели на склоне холма, и его плечо- будто само собой – согревало ее.
