А первого сентября, когда наша группа собралась на классный час, нас ошарашили. Пришёл завотделением с классным и сообщил нам преинтереснейшую новость: завтра перечисленные товарищи уезжают на шестимесячную производственную практику на Урал, в незнакомый никому город Каменск-Уральский на Синарский трубный завод. Остальные будут проходить практику на нашем заводе «Электромашина». Я оказался среди перечисленных.
Поначалу я на это никак не среагировал – практика, так практика. А потом до меня дошло: я же полгода не увижу Светку. Ни фига себе! Да разве я смогу столько выдержать? Да никогда! Я запаниковал и уж хотел, было, попросить зава оставить меня здесь, но тут вмешалось моё второе «я». «После окончания техникума ты пойдёшь в армию», - сказало оно мне, - «и не увидишь Светку целых два года. И что теперь из-за неё в армию не ходить, да? Шесть месяцев – не такой уж и большой срок. Потерпишь. Это будет проверка ваших отношений на прочность и как бы подготовкой к будущей более длительной разлуке». Я почесал в раздумье затылок и пришёл к выводу, что моё второе «я» право, и успокоился.
Нас распустили по домам, обязав завтра прибыть на вокзал к восьми ноль-ноль.
Когда я вернулся домой и обрадовал родителей этой новостью, мать опять только руками всплеснула. Как всегда в таких случаях, по закону подлости, в доме ничего не оказалось подходящего для поездки. Нужно было срочно ехать по магазинам.
Мне повезло, что мать вернулась домой рано и, как всегда, с огромной охапкой цветов. Её ученики и их родители, которые когда-то сами учились у неё, уважали, любили и ценили её и как сильного педагога и как просто доброго отзывчивого человека, поэтому на Первое сентября, День учителя и на Восьмое марта ей всегда дарили очень много цветов, и в эти дни наша квартира напоминала оранжерею.
Повезло мне и в том, что у отца в этот день был выходной, а на следующий день на работу только в третью смену. Значит, он мог не только покатать нас с матерью по магазинам, но и отвезти меня завтра в Прокопьевск.
Утром на вокзале собрались все, кого перечислил наш классный руководитель. Так же пришли ребята с параллельной группы. Пришли все, естественно, не одни, с провожатыми. Поэтому на перроне скопилась большая толпа. Геннадий Андреевич, преподаватель электромеханики, а теперь наш руководитель практики, молодой, лет тридцати пяти дядечка, чернявый, симпатичный, но очень стеснительный, посчитал нас буквально по головам, затем завёл в вагон и рассадил всех по местам. После сам уселся на нижнюю полку, облегченно вздохнул и вытер платочком пот со лба.
Не успели мы распихать поклажу и по-хозяйски расположиться, как вагон вздрогнул, послышался лязг сцепки, и состав медленно и плавно тронулся с места, и, набирая скорость, помчал нас в неведомую даль.
Несмотря на то, что мне было почти семнадцать лет, я всего третий раз в жизни ехал на поезде. Хотя поездку на втором курсе в Бормотово можно не считать – всего-то три часа езды было, как на электричке, на которой я много раз ездил в Новокузнецк. Родители частенько возили нас к Дмитриванычу и бабе Поле. Обычно, это делала мать. На каникулы и, особенно, летом, когда функционировал летний парк отдыха. Поначалу мы ездили к ним на «Икарусах» - больших автобусах междугороднего сообщения. Но то ли они были старыми, то ли конструкторы что-то там недоработали, но в салоне постоянно пахло выхлопными газами. Или может, это я был таким чувствительным к ним, так как другие пассажиры не обращали на это внимания? Не знаю, только меня постоянно в них тошнило. И тогда родители перешли на другой вид транспорта – электричку. Хоть по времени путешествие выходило дольше, зато дешевле и для меня безопаснее.
А в первый раз в поезде я прокатился тринадцать лет назад. Отец с дядей Васей, моим лёлькой, пошли летом в отпуск и решили свозить свои семейства к себе на родину в деревню Красные Поляны, что под Пензой. Они были двоюродными братьями и давно не были дома.
Первым основался в нашем городке дядя Вася, а потом уже в 57-м году, демобилизовавшись из армии, к нему приехал мой отец и устроился, как и он, на фабрику инертной пыли. Но вскоре отец выучился на права и пошёл работать в автобазу водителем.
А в 58-м году моя мать, окончив Сталинское педучилище, по направлению приехала работать сюда в начальную школу №3. Эта школа была подшефной угольного разреза, и тот выделил матери, как молодому специалисту, комнату в бараке на улице имени Карла Маркса, что протянулась вдоль автобазы, где работал отец. И вот однажды где-то там мои родители встретились, познакомились и поженились.
И вот спустя много лет, заранее сговорившись, братья решили показать родителям и родственникам свои семьи.
Столько времени прошло, а я как сейчас помню, как сидел у окна и безотрывно смотрел на проносящиеся мимо леса, поля, города, посёлки и деревни.
* * *
В Челябинске была длительная остановка, и взрослые решили вместе с нами, детьми, прогуляться по городу. Не успели мы отойти от вокзала и свернуть на улицу, как увидели похоронную процессию. Медные трубы так жалобно играли, что у меня захватило дух, и самопроизвольно выступили слёзы. Народу было много. Впереди медленно двигалась вереница с венками, затем несли крышку, потом гроб с телом, наряженным в платье невесты.
- Она что, умерла прямо на свадьбе, да? – поинтересовался я у матери.
- Нет, - ответила она. – Это обычай такой, когда умирает незамужняя девушка, её наряжают в свадебное платье.
- Утопленница, - услышали мы тут за спиной чей-то женский голос. – Заплыла слишком далеко и не смогла вернуться. Сил не хватило.
Две тётки стояли за нами и, не обращая на нас внимания, разговаривали между собой.
- Говорят,- добавила вторая, маленькая, толстая с полной авоськой в руке, - ей ещё и семнадцати не было…
Когда гроб проносили мимо нас, трубы вдруг так грянули, что у меня душа зашлась от жалости к девушке, и я заплакал. Мать с тётей Наташей еле меня успокоили. С тех пор, как только услышу похоронный марш, душа моя замирает, а слёзы против воли выступают на глазах.
Эти похороны меня так впечатлили, что дальнейший путь я практически не помню. На какой-то станции мы вышли вместе с вещами. Там нас уже ждала телега, запряжённая гнедой лошадью. Только когда нас, детей, усадили в середину повозки, я отошёл. Ехали мы долго, но я этого даже не заметил. Лёжа на соломе, я широко раскрытыми глазами смотрел вокруг, впитывая в себя новые впечатления.
Встретили нас радушно. Поглазеть на нас прибежала вся родня, а это почти полдеревни. Разумеется, устроили пир по этому поводу. А когда стемнело, и гости разбрелись по домам, нас уложили спать. Дед с бабой уступили нам своё спальное место, и меня с брателой уложили на полати за русской печью. Остальным, кому не достались кровати, расстелили на полу.
Не успел я уснуть, как почувствовал, как меня кто-то укусил. Затем ещё раз и ещё. Сначала я терпел и только почёсывал больные места. Потом смотрю, Серёга тоже завошколся, заворочался. Ничего не понимая, в полном смятении мы поднялись и закрутились на полатях, не зная, что делать. К нам тут же подскочил отец.
- Что такое, жиганы?
- Да нас тут кто-то кусает, - пожаловался Серёга и хлопнул себя по руке.
Отец рассмеялся и снял нас с печи. Подошёл дед Степан с младшим сыном Толькой. Затем мать с бабой Матрёной, которая, причитая, тут же засуетилась вокруг нас. Оказалось, что нас кусали клопы. Своих они не трогали, а вот на нас, новеньких, с удовольствием отыгрались. После короткого совещания дед с бабой легли на полати, и мы расположились с Толькой и ещё с одним отцовским младшим братом Шуриком на полу.
А рано утром Толька, шустрый двенадцатилетний мальчуган, позвал нас за земляникой. Ягоды было много. Мы быстро набрали трехлитровый бидон. Дома мы ягоду перебрали и высыпали в большой эмалированный таз. Тут с утренней дойки вернулась баба Матрёна с полным ведром и залила ягоду парным молоком. Затем достала из печки только что испечённый чёрный хлеб, нарезала его и подала нам деревянные ложки. Наверное, никогда в жизни я больше не ел такую вкуснятину. Горячий ржаной хлеб пах так, что у меня сами по себе слюни выделялись, а земляника в купе с парным молоком, придавали этому такой смак, что хотелось это есть, есть и есть. И мы наяривали так, что аж за ушами трещало.
А потом побежали на улицу играть. С местной ребятнёй мы, благодаря Тольке, подружились сразу. Только вот с одним пацаном, Мишкой, меня ни как мир не брал. Мы почему-то постоянно с ним дрались, то на кулаках, то на бичах. Господи, ведь мне не было ещё и четырёх, да и тот был не старше, а мы дрались на бичах. Сейчас даже представить себе не могу такое. И что мы с ним не поделили? Толька с брателой постоянно нас мирили. И вот однажды во время перемирия мы с Мишкой решили попрыгать с крыши его сарая в стоящий рядом стог сена, а это где-то метра полтора высоты. Хотели показать друг другу, кто смелее. Первым прыгнул он, затем я. Когда я приземлился, сено подо мной просело, и рядом со мной вылезли острые зубья вил. Десять сантиметров влево, и я бы сел на них. Ничего себе! Вот повезло!
По жизни я невезучий, но, не смотря на это, убеждённый оптимист. Хотя моя непоколебимая вера в хорошее будущее постоянно омрачается жизненными реалиями. Я нередко вижу и слышу, как кто-нибудь из моих знакомых, или знакомые моих знакомых постоянно находят что-нибудь ценное или выигрывают в лотерею, причём не единожды, знакомятся с нужными людьми, попадая в какую-нибудь передрягу, выходят из неё сухими, устраиваются на работу с высокой зарплатой и так далее. Я знаю, что мне это не грозит. От слова никогда. И потому с детства приучил себя не завидовать везунчикам и принимать жизнь такой, какой она есть. Но веру в лучшее всё-таки не теряю.
И когда временами меня вдруг охватывает хандра, и я начинаю сетовать на судьбу за то, что не везёт мне ни хрена, тогда на память приходят моменты из моей жизни, когда смерть дышала мне в затылок, а я смог избежать её.
После того случая, когда я едва не сел на вилы, на следующее лето я умудрился свалиться со стайки и упасть плашмя на землю с высоты около двух метров. При этом я не свернул себе шею и даже косточки ни одной не сломал. Только внутренности отбил и всё. Отлежался, проревелся и на другой день уже снова играл на улице.
А восемь лет спустя в меня стреляли из поджиги. Вернее, в нас с Васьком. Мы возвращались с ним по обвалам домой, когда навстречу попался Колька Печёнкин, сын тёти Дуси, которая позже разрешила отцу построить в её огороде гараж. Тёте Дуси не повезло с сыновьями. Старший, Васька, не вылазил из тюрем, и Колька, младший, пошёл по его стопам. В ларе, стоявшем около её ограды, и куда все ссыпали золу, мы, ковыряясь в нём в поисках спичечных этикеток, нередко находили там самодельные ножи и финки, которые выбрасывала тётя Дуся, обнаружив их у своих детей. Колька сначала поздоровался с нами, потом с чего-то стал задираться, а после и во все приказал нам бежать. Ну, мы и побежали. А он достал поджигу и выстрелил. Что к чему? Что мы ему плохого такого сделали? Потехи ради, что ли, он так поступил? Теперь кто это знает?
Васёк, как старший и самый резвый из нас, бежал первым. Когда выстрел прозвучал, он в этот момент запнулся и стал падать. Я сходу налетел на него и убыстрил процесс падения. И вот когда я падал, надо мной просвистела пуля. Я не только услышал это, но и затылком почувствовал, как она пролетела над моей головой. Вот и думай после этого, чтобы со мной было, если бы Васёк не запнулся.
А ещё лет через шесть, когда мы провожали в армию Серёгу Бондуренко, который жил выше нас на соседней улице, в меня опять стреляли. Была ранняя весна, снег даже ещё таять не начинал. После нескольких стопок, мы вышли на двор, подышать свежим воздухом и покурить. Гляжу, а напротив, у другой ограды, стоят знакомые ребята с Ачинской. Я их хорошо знал, поскольку они учились со мной в параллельном классе. А одного я так вообще знал ещё с детского сада. И чёрт меня дёрнул подойти к ним и поздороваться. А с другой стороны, как иначе-то? Ведь я их знаю, и они меня тоже.
Подошёл, пожал им руки, разговорились. Внимание на незнакомого парня, возле которого они кучковались, я не обратил. И что за предмет он держал в руках – тоже. А зря. Позже уже выяснилось, что этот парнишка только что вышел из тюряги и теперь, собрав вокруг себя молодняк, пошёл в ближайший посёлок, то есть к нам, развлекаться. А здесь, оказывается, гулянка. Вот они и припёрлись к Серёге Бондуренко, и теперь выжидали время для забавы. Этому зэку было наплевать, что его окружение хорошо меня знало. А может, он обиделся на меня за то, что я с ним не поздоровался? В общем, когда я стал беседовать с детсадовским корефаном, он неожиданно ударил меня в солнечное сплетение. Но реакция у меня всегда была хорошей. Я успел согнуться, и кулак его не достал цели. Затем я выпрямился, готовый дать сдачи, но смотрю, незнакомец уже лежит. Видно, выпрямляясь, я ударил его затылком. Тогда я не стал его трогать, и, чтобы не превращать эту стычку в драку и не портить Серёге проводы, пошёл домой.
На следующий день Васёк рассказал мне, что когда зэка поднялся, он выстрелил в меня из ружья (так вот что было у него в руках!), но произошла осечка. Пока тот перезаряжал, я уже скрылся из вида. Тогда он собрался было за мной в погоню, но тут из дома повалил народ. Пришло его время для куража. И он повеселился: одного ударил, второго. Но когда толпа разошлась, чтобы дать ему отпор, он успел убежать. Его потом выловили на следующий день сами ачинские, так как этот деградант умудрился раскроить прикладом череп одному из бывших вожаков этого посёлка, который присутствовал на проводах. Видно, не заметил в угаре. Не знаю, жив ли он ещё, но в тот день, если верить молве, он стал инвалидом второй группы.
Я даже представить себе не могу, чтобы со мной было, если бы ружьё не дало осечку. Хорошо, если бы промазал. А если нет?
Вот так, вспоминая эти случаи, невольно задумываюсь, надо ли так несправедливо хаять судьбу? А с другой стороны, стоило ли это того, чтобы в промежутках между ними постоянно терпеть обиды, несправедливость, предательство и хроническое невезение?
В тот день, увидев рядом с собой вилы, я, разумеется, не думал об этом. Мы просто не стали больше испытывать судьбу, а пошли купаться…
Всё это всплыло в памяти, как только за окном вагона закончились городские улицы, и начался бесконечный бег природного ландшафта. При этом какое-то непонятное чувство тревожило мне душу. То ли тоска по дому и по всему привычному, что я оставил там, то ли осознание того, что я так долго не увижу Светку. Но поезду было наплевать на мои переживания. Неистово перестукивая колёсами на стыках рельс, он, набирая скорость, увозил меня всё дальше от родных пенатов.
Продолжение следует...
Автор: Александр БЕЛКА
Источник: https://litclubbs.ru/articles/44222-privet-svet-46.html
Содержание:
Понравилось? У вас есть возможность поддержать клуб. Подписывайтесь, ставьте лайк и комментируйте!
Публикуйте свое творчество на сайте Бумажного слона. Самые лучшие публикации попадают на этот канал.
Читайте также:
