Василич как обычно, сидел на крыльце своего дома, задумчиво глядя на рассвет, и меланхолично покуривал самокрутку, как вдруг из-за забора сначала послышалось неразборчивое бормотание, а затем показалась покачивающаяся фигура Никифора.
Несмотря на раннее утро, Никифор был изрядно навеселе, видать, всю ночь подавал. А теперь вот направлялся прямиком к Василичу.
Доковылял пьяной походкой до Василича. Ох, и пьян же был в то утро Никифор - в дрова, как говорят на деревне. Уставился он на хозяина остекленевшим взором, с заметным усилием сфокусировался и, икая, просипел - "Ва-а-асилич, друг ситный! Вот он я, за добавочкой пришел!".
Василич, по привычке плюнул себе под ноги и, тяжко вздыхая, поднялся с крыльца - "Никифор, никак ты опять набрался? И что ж ты, леший, все ко мне за самогоном то бегаешь?".
А Никифор хоть и был изрядно пьян, однако не растерялся - "Так это, Василич... - тут он снова икнул - У тебя ж самогон - первый сорт! Ни с чем не сравнится! Вот я и того, не могу устоять. Ну, так чё, нальешь?".
Василич покачал головой, усмехнулся - "Эх, Никифор... Смотри, допьешься, ты корчелыга, до белой горячки. Жена-то что скажет? Ещё и мне поди выговаривать начнёт... ".
Но Никифор был непреклонен -"А чё жена? - тут он засмеялся хриплым, хлюпающим смехом пропойцы - Она у меня Василич, сам знаешь, понимающая. Сечёт, что мужику без горячительного никак, для здоровья значит надо!".
Василич на это лишь усмехнулся - "Ну, для здоровья-то оно конечно... Только смотри, Никифор, не перебарщивай. А то ведь недолго и до беды."
А Никифору все по барабану, он уже в предвкушении нирваны, только махнул рукой, как бы поторапливая Василича, мол, "не томи" - и говорит - "Не боись, Василич! Я ж не лыком шит. Знаю меру! – Ну а то, как он знал меру, явно выдавала его пошатывающаяся стойка – Так что, плесни-ка мне еще стаканчик, будь другом."
Что Василичу оставалось в такой ситуации? Да и надоел ему уже этот диалог, в котором, как гласит народная мудрость, один другого не разумеет. Он вздохнул -"Ладно, пёс с тобой, уж, плесну. Только ты это, Никифор, завязывай с возлияниями на сегодня. Домой иди, проспись.".
Никифор прямо весь затрясся, нервной рукой потянулся к стакану - "Вот спасибо, Василич! Ты настоящий друг! - залпом, не закусывая, осушил стакан. Василича аж самого передернуло от такого зрелища.
А Никифор уткнулся носом Василичу прямо в темечко - так он занюхивал самогонку - "Ух, хороша! - на сей раз вместо того, чтобы икнуть, Никифор крякнул - Ну, бывай, Василич. Пойду я, пожалуй. А то и правда, что-то меня развезло."
Сказав это, он с потухшим взором, осунув плечи, потопал заплетаясь ногами куда дальше по улице.
Василичу стало не по себе, когда он провожал взглядом шатающегося Никифора -" Ох, доиграешься ты Никифор, с моим самогоном. Смотри, как бы плесень зеленая тебя не одолела."
Задумчиво почесывая затылок, Василич понял, что хватит рассиживаться. Он встал, размялся и собрался немного поработать - Надо было аппарат проверить, да и сарай почистить.
- "А то не ровен час, всю деревню без ума оставлю...".
Никифор, в это время покачиваясь, скрылся за поворотом. Слышно было лишь, как он напевал какую-то невнятную песню.
Ну а Василич уже открывал сарай, готовясь проверять свой самогонный аппарат, гадая, что за напасть такая с его самогоном приключилась и чем все это может закончиться для деревни.
***
Это было типичное утро в деревне Залесье, где жил обычный мужик, которого все соседи почему-то звали Василич.
На следующий день картина почти повторилась, только явился не сосед Никифор, а местный дьяк.
Ну как дьяк, так - дьячок, дьячишка. Дьяком-то был Иваныч, но его перевели в Иркутскую епархию. Больно важный был гусь, сильно толковый мужик, вот и послали его за Урал с ересью бороться. А заместо него прибыл эдакий забулдыга - Феофан.
Василич в основном работал, поэтому в церкви почти не показывался. Но подтрунивать над дьячком любил, без злобы, по-доброму, по-соседски.
Увидел Василич священника на пороге - "Ого, Феофан, что за честь меня посетила?".
Феофан завёл свою шарманку - "Ах, Василич, что я вижу? Зеленый свет от твоего самогонного аппарата? Неужели ты торгуешь зельем вместо молитвы?".
Василич ответил, улыбаясь - "Ну чё ты, Феофан, заладил-то? Зельем не торгую, сам же знаешь - самогон, особенно мой, уж точно не зелье. Это знаешь чё, если в меру, то даже полезно для здоровья."
Тут Феофана немножко покорежило, да и вид у него был какой-то бледноватый.
Напуская на себя вид праведного возмущения взвыл он, подобно пророку Возопиилу - "Здоровье? Побойся Бога! На самогоне? Господи, Боже мой, сколько ж грехов на тебе, Василиче! И ты, бедный грешник, я слыхал, еще и трубы гасишь этим дьявольским напитком!"
Но Василича этими театральными приемчиками было не пронять, он только подмигивая усмехался - "Ну уж это перебор, Феофан. Самогон может и поджигать трубы, и гасить их, но меня в этом винить - это уже слишком. Так что сам Бога побойся."
Василич с тревогой глядел в воспаленные очи святого отца. Что-то пугающее было в его облике - то ли расхристанная ряса с давно нестиранным подрясником, то ли инфернальная бедность, то ли ещё чего.
Феофан же, поняв, что спектакль провалился, внезапно сменил тон и даже выражение лица сменил. Сделал он это как-то резко, дёргано, словно кукла, от чего Василичу стало вновь не по себе.
Внезапно слащавый тон дьяка лишь усиливал поселившиеся в душе Василича сомнения -"Ах, батюшка Василич, прошу прощения за свои слова. Мои окаянные трубы действительно горят, а милостивый господь знает, что у меня нет денег на пузырь для их гашения - все раздал неимущим, а что не раздал, то уже и пропил. "
Василича это ничуть не удивило, он на посту деревенского самогонщика через день такие истории слышит. Пропил, не пропил, а денежки несут все. Так что с профессиональным расположением произнёс он - "Ничего страшного, Феофан. Держи, пусть будет воздаяние за твои молитвы - пузырь самогону, тем более, что ты посетил меня после божественной службы."
Феофан расплылся в благодарной улыбке на чрезмерно бедном лице - "Благодарю тебя, святилище мое. Пусть горечь этого напитка смыкает мои пути к адскому пламени. Слава Богу и тебе тоже, Василич!"
И так, священник Феофан ушёл, ни капли не опасаясь за свое реноме, употребляя самогон прямо из горлышка, в надежде на исцеление своих горящих труб.
А Василич, глядя на такое бесчинство, пожал плечами, да и продолжил свои дела, чувствуя себя чуть более богатым и чуть менее грешным. И слегка обеспокоенным, как будто что-то неровно было на душе.
Сам-то он давно уже был на пенсии. И решил он как-то раз подзаработать деньжат, чтоб не на одну пенсию тужить. Ну, и начал соответственно, гнать самогон. Благо на селе или в любой деревне товар этот самый ликвидный.
Место под производство Василич долго не выбирал.
Решил гнать прямо в своем старом сарае - а что? Место отличное и от посторонних глаз скрыто.
За пару недель соорудил знатный аппарат, достал ингредиенты и помолясь, принялся за дело.
Только вот одной мелочи Василич не заметил, а если бы даже и заметил, то не придал бы значения - завелась в сарае странная плесень. Зеленая такая, мохнатая, прямо как из фильмов фантастических.
Так, в сущности и произошло.
Увидел эту плесень Василич лишь когда стал разливать свое пойло по бутылям и бутылочкам. На продажу, стало быть.
И вот надо же такому случиться, но попадала эта плесень прямиком в самогон Василича - то ли с потолка попадала, то ли сама как-то на самогон сползла. Не понятно, но оказалась эта хрень каким-то образом прямо в чане с самогоном.
Ну а Василич, будучи мужиком хозяйственным, самогон-то не выливал, а исправно разливал по бутылкам и продавал соседям. "Один чёрт, спирт всю заразу сам поубивает" - думал Василич, закупоривая одну бутыль за другой, мысленно подсчитывая барыши и прикидывая, сколько будет стоить новый забор, и успеют ли его до зимы поставить. Хозяйственный, в общем, был мужик, ничего не скажешь.
Первым покупателем и стал сосед Никифор.
Как выпил он первый раз стаканчик самогона, так сразу и почувствовал себя как-то странно. Да посудите сами - вышел ночью во двор, встал на четвереньки и давай на луну выть.
Жена его сначала испугалась, а потом смотрит - муж с самим собой разговаривать начал и бриться перестал.
Даже страшно как-то стало, Никифор-то на зомби стал походить. И все со стакана самогона.
А потом ещё интереснее стало, когда по всей деревне безумие пошло.
Кто самогона Василича попробует - тот умом и тронется. Ходят селяне по улицам, бормочут что-то под нос, на луну воют и бороды все, как один не бреют. Жуткое зрелище!
Василич сам не свой, уже и радости никакой не ощущает от того, что продажи прут. Днем ещё худо-бедно выходит на улицу - во двор там, на огороде поковыряться, или бегом до магазина и обратно. А как солнце книзу клониться начнёт, так сразу в избу и на ставни окна, двери на засов.
И на душе у Василича все неспокойней с каждым днём. И не напрасно.
Вот как-то одной ночью, при полной луне, собрались все жители деревни в одну колыхающуюся орду, и молча, отчего было ещё страшнее, с вилами да косами, направились к дому Василича.
Окружили они его хату, стоят, зыркают своими безумными глазами. Во главе орды стоял Феофан с кадилом и огромным сверкающим крестом в руке. В свете луны вид его был совершенно демоническим - растрепанные волосы, взгляд горящих глаз исподлобья, рваная ряса.
Справа и слева от священника стояли в не менее жутком виде хромая бабка Нюрка и неблагодарная сволочь Никифор! Это была поистине жуткая картина.
Понял тут Василич, что за самогоном пришли, окаянные! И ещё понял, что просто так они уже не уйдут.
- "Живым не сдамся!" - гаркнул во все горло Василич, когда выбегал из избы. В доме оставаться было опасно.
Поэтому заперся он в сарае, затворил ворота и схватив вспотевшими руками вилы, готовился принять бой.
***
Бой продлился совсем недолго. Обезумевшая толпа зомби, прямо туда в сарай, на запах то ли самогона, то ли дьявольской плесени и хлынула, в надежде хмельного дурмана испить.
Да вот только в пылу драки аппарат разбили, и сарай от чего-то загорелся. А Василича в ту ночь безумцы зашибли и растерзали.
Секрет его самогона с плесенью так и ушел вместе с ним в могилу. А деревня потихоньку к прежней спокойной жизни вернулась.
Только вот случай тот страшный, все не сговариваясь предпочли забыть и никогда не вспоминать.
Ходят слухи, что по ночам близ сгоревшего сарая до сих пор слышны безумные вопли да хохот. То ли Василич с того света над своей незадачливой затеей потешается, то ли плесень его зловещая новых жертв ищет. Кто знает...
ДРУГИЕ РАССКАЗЫ НА КАНАЛЕ:
