Как обращались немцы с русскими военнопленными в первую мировую войну? Представим эту тему подробным рассказом очевидца, который затрагивает разные аспекты нахождения в германском плену, включая и соблюдение международных конвенций.
Из рассказа старшего врача санитарно-гигиенической отряда №15 при XIII армейском корпусе, лекаря А.П.Орлова мы узнали о печальных обстоятельствах его пленения 15 августа 1914г. в Восточной Пруссии. На обоз, в котором отступал и отряд №15, напали германские войска и после того, как солдаты прикрытия израсходовали патроны, сдался в плен. В бою немцы особо не разбирали, есть ли у обороняющихся повязка с Красным крестом на рукаве или нет (т.е. воюют они или оказывают медпомощь). Александр Петрович Орлов был поранен.
см. начало рапорта в очерке Мой санитарный отряд попал в германский плен. Доклад лекаря Орлова в 1914г.
Рапорт Орлова: “В бою под Алленштейном 15 августа находилось, следовательно, кроме меня, 17 чел. фельдшеров, санитаров и носильщиков с нарукавной повязкой Красного Креста. Исключив 4 взятых в плен, и считая, что судьба одного из двух, посланных мною с донесением, неизвестна, следует полагать остальных 11 чел. убитыми или пропавшими без вести. Столь большую убыль в составе медицинского персонала я объясняю с одной стороны самоотверженной работой фельдшеров, санитаров и носильщиков, которые под огнем перевязывали и переносили раненых - с другой стороны, огромным превосходством неприятельских сил, а также и тем обстоятельством, что германские войска не относились с должным уважением к Красному Кресту и гуманностью к находящимся под его защитой лицам, и доказательством чего может служить, кроме изложенных фактов, ранение шашкой в голову и руку старшего фельдшера Михаила Логвинова (отправленного на излечение в Берлинский гарнизонный лазарет).
Около 6 часов вечера к отряду русских пленных, среди которых был и я, подошёл германский санитарный унтер-офицер и сообщил, что германский старший врач приказал доставить меня на перевязочный пункт. Там я был любезно принят и внимательно осмотрен врачом, который нашел у меня контузию груди с кровотечением из горла, контузию шеи, правого виска и левого глаза, небольшой разрыв про.м.. сти, контузию правой ноги с распространенным кров.....ёком, который начинался от п{а}...а и тянулся по внутренней и задней стороне правого бедра почти до колена. - По оказании пособия врач предложил мне дождаться прибытия лазарета Красного Креста и отправиться с ген. Войцеховичем в Алленштейнский госпиталь. Германские врачи, заходившие на перевязочный пункт, любезно здоровались со мною, угощали меня кофе и печеньем; отзывались лестно, между прочим о наших индивидуальных пакетах, оставшиеся экземпляры которых попросили у меня для себя, заявив, что предпочитают их германским; очень жалели, что я не мог показать им русской врачебной сумки, / какой в сан.-гигиеническом отряде не положено/ и были удивлены, узнав, что русские военные врачи - не офицеры, и что я, например, не имею никакого чина, хотя состою военным врачом 3,5 года.
Когда германские войска двинулись дальше, и вслед за ними уехали и военные врачи, я ещё раз осмотрел всех раненых; среди них был и тот раненый почтальон, которого я ещё в лесу положил на повозку: у него, кроме перевязанной мною огнестрельной раны на ноге, зияла вторая рана, на голове, нанесённая шашкой; очевидно его, уже раненого, хотели добить; он был в очень тяжёлом состоянии, все время стонал и просил пить, но воды ему не давали, что может подтвердить и находившийся в той же комнате генерал Войцехович. Кроме того, я не нашел ни среди раненых на перевязочном пункте, ни в отряде пленных тех двух казаков, которым я лично делал перевязки в лесу, по окончании боя; так как эти казаки были под конвоем и уехать не могли, то следует прийти к выводу, что они вероятнее всего добиты неприятелем.
После того, как русские пленные были отправлены пешком в Алленштейн, на перевязочный пункт приехал германский офицер и приказал конному жандарму отправить и меня вместе с ними. - Тогда я попросил разрешения, ссылаясь на Женевскую и Бернскую международные конвенции, взять с собою необходимые медицинские инструменты, перевязочные материалы и деньги /400 рубл. / в боковом кармане кителя, но моя просьба была отклонена на том основании, что к взятому в плен обозу приставлен караул; жандарм сказал, что обоз будет привезен в Алленштейн и что за получением собственных вещей следует обратиться в комендатуру. Через полчаса я догнал русских пленных, причем от быстрой ходьбы /ехавший верхом жандарм торопил меня / у меня возобновилось кровотечение из горла; конвойный германский офицер дал мне солдатскую шинель и распорядился положить меня на повозку вместе с ранеными германскими солдатами; в 9-ом часу вечера 15 августа я приехал в Алленштейн и был помещен на излечение в лазарет, где врачи нашли у меня, кроме вышесказанного, сильное малокровие / я потерял около 2х стаканов крови/и сотрясение мозга, каковым обстоятельством и объяснили повышенную температуру/в 9 часов вечера было 38,8 град. /.
Меня уложили в постель и дали лекарства. Через час ко мне в палату пришел взятый в плен русский фельдшер, и сообщил, что раненые, германские и русские, продолжают прибывать в большом количестве и лежат неперевязанные в коридорах и на дворе. Тогда я присоединился к германским врачам и начал перевязывать раненых, без различия национальностей. В числе раненых я встретил рядового 10 роты 143 пехотного Дорогобужского полка Воеводина (батальон Дорогобужского полка был захвачен немцами врасплох в Алленштейне – О.Д.), у которого оказалось 5 штыковых ран, нанесенных в разные части тела, спереди и сзади. Рядовой Воеводин объяснил, что он, идя по улице, споткнулся /было темно /, тогда конвойный германский солдат, на глазах остальных русских пленных и многочисленной толпы народа, начал колоть Воеводина. Я показал этого раненого германским врачам и тогда же сообщил об этом случае раненым русским офицерам, находившимся на излечении в том же лазарете, капитану 143 пех. полка И.Ф.Острокопытову и прапорщику запаса того же полка Н.Н.Померанцеву.
На следующий день, узнав от германских врачей, что в здании городской школы находится очень много раненых при одном русском враче, я отправился в сопровождении [герм.] санит.унтер-офицера туда, где встретил младшего врача 141 пехот. Можайского полка Марка Борисовича Фейгина, который был назначен к отправлению в крепость Магдебург в качестве военнопленного; вечером был привезен в здание школы младший врач 144 пехот. Каширского полка, коллежский советник Лев Моисеевич Залкинд, тяжело раненый в ногу. Оба вышеупомянутые врача также сообщали, что германские войска также безпощадно (беспощадно ) обстреливали лазареты Красного Креста. От них я услышал, что корпусной врач 13-ого Армейского корпуса доктор медицины Н.В.Бутягин взят в плен и назначен к отправлению в Магдебург.
18 августа я был отправлен с партией русских раненых в Берлин, куда мы прибыли в ночь на 20 августа и были помещены на излечение в Берлинский резервный лазарет. Мне было предложено составить списки всех русских раненых, с кратким обозначением характера и расположения раны, что и было мною исполнено. К 21 августа в Берлинском резервном лазарете состояло 276 чел. раненых нижних чинов и 15 человек в офицерском бараке. Список офицерских чинов при сем прилагается…
На утренние и вечерние обходы герм. врачи приглашали и меня на помощь для производства перевязок, тем более, что я немного владею немецким языком; тяжело раненых я посещал один по несколько раз в день. В ночь на 27 августа у меня появилось снова кровотечение из горла, и t повысилась до 38,5 гр. На следующий день после исследования рентгеновскими лучами обнаружили у меня выпячивание стенки правого желудочка в виде аневризмы, величиною с небольшое яблоко, частичное выпячивание передней стенки восходящей части ао..ты и присутствие небольшой опухоли / по видимому, гем...мы/ на основании лёгочной артерии. После того меня почти ежедневно осматривал зав.внутренним отделением лазарета проф. Michelis (Михаэлис), категорически высказавшийся за то, что вышеописанные явления травматического происхождения, вследствие контузии грудной клетки. Во время моего пребывания в лазарете t колебалась между 37 и 38 гр; я порядочно исхудал и побледнел, и врачи лазарета пришли к заключению, что при сырой и холодной погоде в Берлине,при солдатской пище и содержании в неотапливаемом картонном сыром бараке я не могу рассчитывать на более менее скорое и окончательное выздоровление.
5/18 сентября я подал гл.врачу /Chefarf/лазарета прошение на возвращение меня, на основании Женевской и Бернской конвенций, в Россию и одновременно послал в Берлинскую комендатуру заявление о возвращении мне моих собственных вещей, захваченных германским отрядом под Алленштейном 15 августа. Через несколько дней комендант Берлина прислал мне разрешение /Erlaubnis /лишь на право проживания в Берлине, под условием каждые 2 дня являться в комендатуру и т.д. Вместе с тем мне было объявлено, что ни один мужчина, способный к военной службе, не может получить разрешение на выезд из Германии. 9 сентября я отправился в комендатуру и, основываясь на мнении проф. Михаэлиса и других врачей, что дальнейшее пребывание осенью в Берлине может ухудшить мое состояние, снова просил о разрешении отправиться в Россию.
Тогда мне было предложено поехать для лечения в какой-либо германский курорт или санаторий, но я заявил, что не имею на это средств, и что последние деньги, взятые взаймы у русского пленного полковника А М.Терне, израсходованы мною на приобретение белья, обуви и статского платья. В комендатуре обещали навести справки и предложили мне прийти за ответом через 2 дня.
11 сентября я снова явился в комендатуру с заявлением, что мне скоро не на что будет жить в Берлине. Из комендатуры позвонили по телефону в лазарет, где подтвердили, что денег у меня сдано на хранение не было, и что я, по свойству ранения, нуждаюсь в продолжительном, не менее 6 месяцев лечении. Тогда мне предложили исходатайствовал паспорт через испанское посольство, которое в тот же день выдало мне удостоверение /Ausweiss /. 12 сентября комендант Берлина разрешил мне уехать для лечения в Швейцарию, причем меня обещали уведомить о розыске моих вещей и денег через испанское посольство…( о пути Орлова в Берн см. в комментариях к очерку)…
Об отношении к русским раненым в Германии могу сказать следующее: раненые офицеры по прибытию в Берлинский лазарет были помещены вместе с двумя ранеными французскими офицерами в небольшом картонном бараке и зачислены сперва, по распоряжению главного врача, на офицерское довольствие. Однако через несколько дней в лазарете было получено разъяснение военного начальства о переводе офицеров на солдатскую пищу, русским же нижним чинам выдавали также солдатское, но уменьшенное, по сравнению с германским, довольствие. Военным начальством было объявлено служительскому персоналу, в присутствии пленных офицеров, что "русским надо давать пищи столько, чтобы они не умирали с голоду."
Германские врачи и вообще медицинский персонал исполняли добросовестно свой долг, лечение производилось по всем правилам науки, уход и отношение к раненым со стороны медицинского персонала были хорошие. Из 276 русских раненых солдат в лазарете за время с 20 августа по 12 сентября [1914] включительно умерло 7 чел.; среди офицеров умерших не было...."
Обнаружены советские документы о пребывании А.П. Орлова в 1917г. в Петрограде. (см. коммент.)
Признателен за лайки и подписку) Душин Олег ©, Друг Истории №252, следите за анонсами публикаций - и на Tелеграмм канал Друг Истории.
Военная История – подборка первая мировая война в блоге Друг Истории
